Особенной ласковости во время любви она тоже не проявляла, хотя и отдавала себя всю, но спокойно. Ебать ее было приятно, потому что я как бы получал свое, то, что мне принадлежало, -- лейтенантское тело. А у Даян было хорошее тело, пизда маленькая и опрятная.
"Чувство долга, -- думал я. -- Чувство долга заставляет ее ебаться со мной". Но чувство долга перед кем? Я не мог себе этого объяснить Мы же не состояли в армии или в СС, не принадлежали к одной и той же организации или даже национальности... А может, принадлежали к незримой одной и той же организации, где я был полковник Лимонов, а она лейтенант Даян Клюге? Не знаю. Но Даян вела себя как моя подчиненная.
У нее был любовник, и она захотела меня с ним познакомить. Любовник собирал африканские скульптуры и работал в каком-то издательстве старшим редактором. Кажется, в медицинском издательстве. Сейчас я даже не понимаю, зачем я должен был с ним встречаться, тогда же я согласился сразу. Почему не встретиться? Я привык пережевывать людей по нескольку за вечер, чтобы потом выплюнуть и забыть. Людей-двигателей, аккумуляторов, вокруг которых сам воздух наэлектризован, ничтожно мало, Чего я мог ожидать?
Ему оказалось лет пятьдесят с лишним, и после десяти слов, сказанных между нами в кафе на Сент-Марк плейс, я сразу понял, что он "лузер" Сколько я уже видел за мою жизнь подобных интеллектуальных бородачей, знающих все на свете и тем не менее остающихся всю жизнь рабами ситуации -- запутавшихся в сетях хорошо оплачиваемой работы. Был с ним еще прилипала-поляк, тоже неудачник, но помоложе, я выслушал его историю с посредственным интересом: было ясно, что поляк сидит с нами ради бокала скотча. Или ждет обеда.
Я дал им схлестнуться между собой. И дал Бэну изгнать Янека. У Янека было слишком много гонора для попрошайки. Если хочешь пообедать за чужой счет -сиди и поддакивай, а он увлекся и стал распинаться, говорил слишком много о литературе, критиковал известных писателей, выступил против психологического романа, высоко залетел. Но платил-то Бэн.
Бэн хотел говорить. Бэн тоже был писателем, он опубликовал какое-то количество рассказов. Бэн хотел увидеться со мной. Я не знаю, что ему наговорила обо мне Даян, но, кроме того, он слышал обо мне от своего сослуживца по издательству. Сослуживец считал, что я самый интересный русский писатель. Из живых. Ни хуя себе! Янека раздраженный Бэн попросил исчезнуть. Тот обиделся, но ушел.
После изгнания Янека мы пошли в ресторан. В тот самый, возле которого Джек Абботт -- протеже Нормана Мэйлера -- совсем недавно убил официанта -- молодого актера. Перерезал ему единым взмахом сонную артерию. Мы пошли в ресторан, литераторы, туда, где пролил актерскую кровь литератор.
Увы, он оказался закрытым. Бэн предложил взамен вьетнамский ресторан, и так как у вьетнамцев не было лайсенса на продажу алкоголя, мы поспешили к Бэну домой взять его алкоголь. Мы завернули в соседнюю с Сент-Марк плейс улицу, где и жил Бэн, к его скульптурам. У Бэна оказалась деревянная красивая студия-сарай и скульптуры... О, они стоили больших денег, я уверен. Наверное, никто не знал, какие сокровища таятся в его студии. "В таком районе почему же его до сих пор не обворовали", -- подумал я. Наметанным глазом я выбрал лучшую скульптуру и похвалил ее Бэну. "Моя лучшая", -- сказал Бэн. Лучшую африканцы сделали из ржавых гвоздей.
Бэн взял двухлитровую бутыль вина и большие бокалы, упакованные в фанерную коробку, и положил все это в большую суму. Сума висела у него через плечо. Если добавить к этому, что он был в белых шортах, на голых ногах сандалии, на плечах клетчатый пиджак, из пиджака вываливается пузо, а в руке палка, -можете себе представить, что это был за Бэн.
Мы покинули его территорию. Я благородно отвернулся, пока он закрывал свои сложные замки.
Ну он был и зануда! На лестнице снаружи сидели безмятежные тинейджеры -плохо одетые, панк, местные девочки и ребята -- и пили какие-то дешевые алкоголи из плоских двух бутылочек. (Они все там панк на Нижнем Ист-Сайде, уже добрых сто лет.) Бородатый Бэн истерично попросил их убрать после себя и, демонстративно подобрав одну пустую бутылку и пакет, лежавшие чуть в стороне, выбросил их в мусорный ящик.
"Сука, занудная и буржуазная! -- подумал я. -- На то и Нижний Ист-Сайд, чтобы в мусоре были улицы. Хочешь жить на чистых -- дуй на Пятую авеню!" Мне уже становилось скучно тем более что я думал, и не без оснований, что Даян придется идти спать с ним, а меня ждала одинокая ночь. Бэн был в полном порядке, получал едва ли не сто тысяч в год жалованья, а жил тут из прихоти, может быть, из интеллектуальной моды. Даян же была бедная женщина, официантка, разошедшаяся с мужем. Бэн был ей нужен для жизни. Покормит, напоит иной раз, сделает подарок... Я это понимал. Я в Нью-Йорке проездом, я не хотел отрывать Даян от ее жизни, я ему Даян разумно уступал.
Ему нравилось пить из больших бокалов, вот он их и притащил с собой. Я бы поленился тащить огромную кожаную сумку на боку, но у меня психология человека, идущего в атаку, он же разместился на территории и не торопился. Он жил. Я проезжал через. Я всегда проезжаю через.
Уже в ресторане они перешли на тихие взаимные тычки. Бэн подъебывал по поводу ее пьянства. Где-то она напилась до бессознания.. Мне их пикировка была неинтересна. Я стал наблюдать за пьяным парнем за соседним столиком. У парня все время падала голова, он засыпал, но всякий раз он просыпался в сантиметре от блюда с чем-то жирным и черным. Успевал отдернуть голову. Я, глядя на парня, тоже захотел спать и думал, как бы мне съебать от Бэна и Даян побыстрее, но прилично. Бэн платил. Я мог заплатить за них и за себя и уйти, но не хотелось расстраивать лейтенанта. Она ведь старалась, организовывала встречу.
Мы пошли еще раз в бар и выпили там, едва не подравшись с вдребезги пьяным парнем с ничтожной рожей вырожденца. Я настоял, что угощаю теперь я. К двум часам ночи, в перерыве между одной окололитературной сплетней и другой, Бэн вышел в туалет, мой лейтенант вдруг сказала мне полупьяно и зло: "Не хочу идти с ним спать! Он противный, волосатый и жирный. Если у тебя нет других планов, поедем ко мне. Будем ебаться!"
"Поедем, -- согласился я. -- Какие планы в два часа ночи. Только будем приличными, не нужно его обижать. Я уйду первый, потом ты".
"Хорошо, -- сказала она. -- А встретимся у моего дома... Или нет, лучше подымайся наверх, -- подумав, сказала она. -- Подожди меня у двери моей квартиры..."
Бэн вернулся, и я стал откланиваться. Поблагодарил его за обед и выразил надежду, что мы еще встретимся на этом глобусе где-нибудь... Я мог бы для приличия оставить ему свой парижский телефон или попросить его номер телефона, но я не сделал этого. Я и так был весь вечер изысканно вежлив, слишком вежлив, неприлично вежлив, по моим стандартам.
1 2 3 4 5
"Чувство долга, -- думал я. -- Чувство долга заставляет ее ебаться со мной". Но чувство долга перед кем? Я не мог себе этого объяснить Мы же не состояли в армии или в СС, не принадлежали к одной и той же организации или даже национальности... А может, принадлежали к незримой одной и той же организации, где я был полковник Лимонов, а она лейтенант Даян Клюге? Не знаю. Но Даян вела себя как моя подчиненная.
У нее был любовник, и она захотела меня с ним познакомить. Любовник собирал африканские скульптуры и работал в каком-то издательстве старшим редактором. Кажется, в медицинском издательстве. Сейчас я даже не понимаю, зачем я должен был с ним встречаться, тогда же я согласился сразу. Почему не встретиться? Я привык пережевывать людей по нескольку за вечер, чтобы потом выплюнуть и забыть. Людей-двигателей, аккумуляторов, вокруг которых сам воздух наэлектризован, ничтожно мало, Чего я мог ожидать?
Ему оказалось лет пятьдесят с лишним, и после десяти слов, сказанных между нами в кафе на Сент-Марк плейс, я сразу понял, что он "лузер" Сколько я уже видел за мою жизнь подобных интеллектуальных бородачей, знающих все на свете и тем не менее остающихся всю жизнь рабами ситуации -- запутавшихся в сетях хорошо оплачиваемой работы. Был с ним еще прилипала-поляк, тоже неудачник, но помоложе, я выслушал его историю с посредственным интересом: было ясно, что поляк сидит с нами ради бокала скотча. Или ждет обеда.
Я дал им схлестнуться между собой. И дал Бэну изгнать Янека. У Янека было слишком много гонора для попрошайки. Если хочешь пообедать за чужой счет -сиди и поддакивай, а он увлекся и стал распинаться, говорил слишком много о литературе, критиковал известных писателей, выступил против психологического романа, высоко залетел. Но платил-то Бэн.
Бэн хотел говорить. Бэн тоже был писателем, он опубликовал какое-то количество рассказов. Бэн хотел увидеться со мной. Я не знаю, что ему наговорила обо мне Даян, но, кроме того, он слышал обо мне от своего сослуживца по издательству. Сослуживец считал, что я самый интересный русский писатель. Из живых. Ни хуя себе! Янека раздраженный Бэн попросил исчезнуть. Тот обиделся, но ушел.
После изгнания Янека мы пошли в ресторан. В тот самый, возле которого Джек Абботт -- протеже Нормана Мэйлера -- совсем недавно убил официанта -- молодого актера. Перерезал ему единым взмахом сонную артерию. Мы пошли в ресторан, литераторы, туда, где пролил актерскую кровь литератор.
Увы, он оказался закрытым. Бэн предложил взамен вьетнамский ресторан, и так как у вьетнамцев не было лайсенса на продажу алкоголя, мы поспешили к Бэну домой взять его алкоголь. Мы завернули в соседнюю с Сент-Марк плейс улицу, где и жил Бэн, к его скульптурам. У Бэна оказалась деревянная красивая студия-сарай и скульптуры... О, они стоили больших денег, я уверен. Наверное, никто не знал, какие сокровища таятся в его студии. "В таком районе почему же его до сих пор не обворовали", -- подумал я. Наметанным глазом я выбрал лучшую скульптуру и похвалил ее Бэну. "Моя лучшая", -- сказал Бэн. Лучшую африканцы сделали из ржавых гвоздей.
Бэн взял двухлитровую бутыль вина и большие бокалы, упакованные в фанерную коробку, и положил все это в большую суму. Сума висела у него через плечо. Если добавить к этому, что он был в белых шортах, на голых ногах сандалии, на плечах клетчатый пиджак, из пиджака вываливается пузо, а в руке палка, -можете себе представить, что это был за Бэн.
Мы покинули его территорию. Я благородно отвернулся, пока он закрывал свои сложные замки.
Ну он был и зануда! На лестнице снаружи сидели безмятежные тинейджеры -плохо одетые, панк, местные девочки и ребята -- и пили какие-то дешевые алкоголи из плоских двух бутылочек. (Они все там панк на Нижнем Ист-Сайде, уже добрых сто лет.) Бородатый Бэн истерично попросил их убрать после себя и, демонстративно подобрав одну пустую бутылку и пакет, лежавшие чуть в стороне, выбросил их в мусорный ящик.
"Сука, занудная и буржуазная! -- подумал я. -- На то и Нижний Ист-Сайд, чтобы в мусоре были улицы. Хочешь жить на чистых -- дуй на Пятую авеню!" Мне уже становилось скучно тем более что я думал, и не без оснований, что Даян придется идти спать с ним, а меня ждала одинокая ночь. Бэн был в полном порядке, получал едва ли не сто тысяч в год жалованья, а жил тут из прихоти, может быть, из интеллектуальной моды. Даян же была бедная женщина, официантка, разошедшаяся с мужем. Бэн был ей нужен для жизни. Покормит, напоит иной раз, сделает подарок... Я это понимал. Я в Нью-Йорке проездом, я не хотел отрывать Даян от ее жизни, я ему Даян разумно уступал.
Ему нравилось пить из больших бокалов, вот он их и притащил с собой. Я бы поленился тащить огромную кожаную сумку на боку, но у меня психология человека, идущего в атаку, он же разместился на территории и не торопился. Он жил. Я проезжал через. Я всегда проезжаю через.
Уже в ресторане они перешли на тихие взаимные тычки. Бэн подъебывал по поводу ее пьянства. Где-то она напилась до бессознания.. Мне их пикировка была неинтересна. Я стал наблюдать за пьяным парнем за соседним столиком. У парня все время падала голова, он засыпал, но всякий раз он просыпался в сантиметре от блюда с чем-то жирным и черным. Успевал отдернуть голову. Я, глядя на парня, тоже захотел спать и думал, как бы мне съебать от Бэна и Даян побыстрее, но прилично. Бэн платил. Я мог заплатить за них и за себя и уйти, но не хотелось расстраивать лейтенанта. Она ведь старалась, организовывала встречу.
Мы пошли еще раз в бар и выпили там, едва не подравшись с вдребезги пьяным парнем с ничтожной рожей вырожденца. Я настоял, что угощаю теперь я. К двум часам ночи, в перерыве между одной окололитературной сплетней и другой, Бэн вышел в туалет, мой лейтенант вдруг сказала мне полупьяно и зло: "Не хочу идти с ним спать! Он противный, волосатый и жирный. Если у тебя нет других планов, поедем ко мне. Будем ебаться!"
"Поедем, -- согласился я. -- Какие планы в два часа ночи. Только будем приличными, не нужно его обижать. Я уйду первый, потом ты".
"Хорошо, -- сказала она. -- А встретимся у моего дома... Или нет, лучше подымайся наверх, -- подумав, сказала она. -- Подожди меня у двери моей квартиры..."
Бэн вернулся, и я стал откланиваться. Поблагодарил его за обед и выразил надежду, что мы еще встретимся на этом глобусе где-нибудь... Я мог бы для приличия оставить ему свой парижский телефон или попросить его номер телефона, но я не сделал этого. Я и так был весь вечер изысканно вежлив, слишком вежлив, неприлично вежлив, по моим стандартам.
1 2 3 4 5