К моменту, когда он достиг отеля, снег, срывавшийся уже несколько раз, замел вдруг широко и серьезно. Он дождался появления троих юношей с пустыми рюкзаками за плечами, они направлялись к дверям отеля, и вошел с ними. В холле, вопреки его предчувствиям, было пусто. Отделившись от юношей, он стал подниматься по лестнице. И чувство обиды возникло в нем и увеличивалось вместе с количеством преодоленных ступеней. Выяснилось, что Виктор и Фиона настолько безответственны, что способны курить джойнт или заниматься любовью… ну конечно, заниматься любовью, как ему не пришло раньше в голову: чтобы выкурить джойнт, требуется всего пять — десять минут, в то время как он, Галант, ждал их на холодной, продуваемой ветром и снегом площади, открытой к морю…
И в коридоре было пусто. В этот час дня «Конкордиа» была малообитаема. Туристы, устав от проведенной в рыскании по церквам, музеям и улицам первой половины дня, досиживали ланч в ресторанах и тратториях. Чтобы с новой энергией предаться туризму во второй половине дня. Может быть, десяток постояльцев и укрывался в эти часы в недрах отеля, но они или спали, или отдыхали. У двери «нашей», так он назвал ее мысленно, комнаты он остановился и прислушался. Ни звуков любви, ни… звуков скандала слышно не было. Может быть, они уже отскандалили, и карабинеры увели его друзей в «стасьене полиции»? Что с ними могут сделать за попытку похищения люстры из отеля? Ничего… Глупость… Покричат, удовлетворятся и выпустят. Но если выпустят после? И что ему делать с билетами? Он постучал. Почему — он и сам не понял. Возможно, он подумал, что в комнате уже находится горничная и готовит ее к прибытию новых постояльцев? Обыкновенно это происходит по утрам. Так как никто на его стук не ответил, он нажал ручку вниз и вошел в комнату.
Его друзья находились в комнате. Однако по неестественным позам мисс Ивенс и Виктора он немедленно понял, что это ТЕЛА ЕГО ДРУЗЕЙ, но не его друзья. Тело Фионы Ивенс расположилось по одну, ближайшую к Галанту, сторону кровати, тело колумбийца — по другую. Одетая в салатный плащ, сумочка раскрыта и зажата в руке, ногами в сторону двери, ноги подломлены в коленях, Фиона Ивенс опрокинулась таким образом, что лица ее не было видно, шевелюра цвета авокадо скрывала лицо полностью. Крупное, лоснящееся пятно крови на краю кровати… Тело Виктора Карденаса расположилось головой к двери. Ноги согнуты в коленях, одна рука подмята корпусом. Другая рука вцепилась в лежащую рядом подушку. За ухом на шее, под хорошо выбритой щекой латиноамериканца, застыла еще сочащаяся корка крови.
Галант не испугался и проявил странную деловитость. Поглядел пристальнее на без сомнения мертвые тела. Разглядел, что край кровати Виктора также кровав, что сумка Виктора раскрыта, и в ней видны стекляшки люстры. Что дверь в ванную комнату раскрыта настежь… Он повернулся и вышел. Закрыл за собой дверь. В коридоре никого не было. Полез за платком. Извлек из платка окаменелость и сунул ее в карман пальто. Вытер платком ручку двери. Опытные преступники в фильмах, он видел, поступали именно так. И только после этого, наполняясь страхом, стал спускаться по лестнице.
На последнем марше он застыл и прислушался. Только щель лестницы, он знал, просматривается из-за конторки портье. Разумеется, портье может увидеть его только, если у конторки никто не стоит, заслоняя обзор. В этот момент портье был занят — он говорил с кем-то по-английски, ставя неправильные ударения.
— We don't accept responsibility, mister, за то, что может случиться с вашими деньгами или jewelry.
— Но у вас должен быть сейф?
Галант спустился по последнему маршу, чувствуя каждую ступень. И прижался к стене, чтобы выскользнуть в дверь… Вошедшая в отель пара — пожилой мужчина с зонтом и пожилая дама с зонтом — удивленно отметили его странные манеры. Галант сумел улыбнуться паре и вышел на ларга Сан-Марко.
38
Венеция с лежащими в отеле телами мисс Ивенс и Виктора Карденаса оказалась совсем иным городом, нежели была доселе в присутствии живых Фионы и Виктора. Она издавала резкие звуки, была в высшей степени тревожна, и, если цветовое оформление ее оставалось более или менее тем же, истолкование цветов сделалось иным. Идущий густо снег, ясно, был белым, но истолковывался как желто-зеленый, ударяющий в гнилизну. Рокфорной гнилизной, может быть, просвечивала подкладка снега — венецианские здания и структура их стен, но Галант подумал без колебаний: «Идет гнилой снег». В гнилом снегу он пошел по Мерсериэ, смутно вспоминая карту Венеции, оставшуюся в кармане плаща мисс Ивенс. На карте Канале-Гранде взрезал Венецию типографским знаком американского доллара. Быстро стемнело.
Только когда он, несколько раз заблудившись, добрался наконец до стасьене Санта-Люсия, он разрешил себе подумать о них. Кто? Артюро и через него — драг-люди, товарищей которых Фиона Ивенс предала, не ведая того? Или сознавая, что предает, закладывая сознательно? В любом случае ее, в свою очередь, заложил Артюро. Он вспомнил бледного чернобородого Артюро в длинном пальто и его спутника, глядящих на охотников за ракушками из-за дюны. Правосудие параллельного общества настигло мисс Ивенс не сразу, но спустя какое-то количество лет. Однако настигло. По каким-то причинам только Артюро знал, кто заложил, и по каким-то причинам он ждал чего-то все эти годы… А если это Беннеты?..
Он не остался на вокзале, но, невзирая на снег, мокрый, замерзший, прошел к каналу и, высмотрев себе малолюдный участок, стал курсировать вдоль. Он должен будет сесть в вагон, решил он, одним из последних, но постарается втиснуться в группу пассажиров. Следовало ждать, но ждать на вокзале он боялся. Он понимал, что если его ищут, то глупые его предосторожности не помогут ему, однако вне вокзала ему было спокойнее.
Он не выдержал напряжения ожидания и вышел к поезду уже в 18:10. У парижского вагона похаживал одинокий проводник, очевидно, скучая. Фуражка надвинута на глаза, воротник пальто поднят. Переминался он не у самых дверей, но поодаль. Так что ему было хорошо видно весь вагон. Может быть, он любовался своим вагоном. Галант пошел на проводника, приготовив билет, выдернув его заранее из трех, два других он почему-то не решился выбросить.
— Good evening, — сказал проводник, поглядев на мокроволосого типа. — Paris?
— Good evening. Paris, — повторил Галант и протянул билет.
— Ужасная погода, мистер. Вы не находите?
— Да, ужасная. Италия, я всегда думал, что Италия — это юг. Смотрится Канадой, по мне…
Галант поймал себя на том, что с удовольствием и облегчением разговаривает с проводником. Важен был не проводник, судя по выговору английских фраз, — итальянец или француз, тип средних лет в серой фуражке и таком же пальто, но то, что с людьми еще можно говорить, — и это оказалось приятным сюрпризом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
И в коридоре было пусто. В этот час дня «Конкордиа» была малообитаема. Туристы, устав от проведенной в рыскании по церквам, музеям и улицам первой половины дня, досиживали ланч в ресторанах и тратториях. Чтобы с новой энергией предаться туризму во второй половине дня. Может быть, десяток постояльцев и укрывался в эти часы в недрах отеля, но они или спали, или отдыхали. У двери «нашей», так он назвал ее мысленно, комнаты он остановился и прислушался. Ни звуков любви, ни… звуков скандала слышно не было. Может быть, они уже отскандалили, и карабинеры увели его друзей в «стасьене полиции»? Что с ними могут сделать за попытку похищения люстры из отеля? Ничего… Глупость… Покричат, удовлетворятся и выпустят. Но если выпустят после? И что ему делать с билетами? Он постучал. Почему — он и сам не понял. Возможно, он подумал, что в комнате уже находится горничная и готовит ее к прибытию новых постояльцев? Обыкновенно это происходит по утрам. Так как никто на его стук не ответил, он нажал ручку вниз и вошел в комнату.
Его друзья находились в комнате. Однако по неестественным позам мисс Ивенс и Виктора он немедленно понял, что это ТЕЛА ЕГО ДРУЗЕЙ, но не его друзья. Тело Фионы Ивенс расположилось по одну, ближайшую к Галанту, сторону кровати, тело колумбийца — по другую. Одетая в салатный плащ, сумочка раскрыта и зажата в руке, ногами в сторону двери, ноги подломлены в коленях, Фиона Ивенс опрокинулась таким образом, что лица ее не было видно, шевелюра цвета авокадо скрывала лицо полностью. Крупное, лоснящееся пятно крови на краю кровати… Тело Виктора Карденаса расположилось головой к двери. Ноги согнуты в коленях, одна рука подмята корпусом. Другая рука вцепилась в лежащую рядом подушку. За ухом на шее, под хорошо выбритой щекой латиноамериканца, застыла еще сочащаяся корка крови.
Галант не испугался и проявил странную деловитость. Поглядел пристальнее на без сомнения мертвые тела. Разглядел, что край кровати Виктора также кровав, что сумка Виктора раскрыта, и в ней видны стекляшки люстры. Что дверь в ванную комнату раскрыта настежь… Он повернулся и вышел. Закрыл за собой дверь. В коридоре никого не было. Полез за платком. Извлек из платка окаменелость и сунул ее в карман пальто. Вытер платком ручку двери. Опытные преступники в фильмах, он видел, поступали именно так. И только после этого, наполняясь страхом, стал спускаться по лестнице.
На последнем марше он застыл и прислушался. Только щель лестницы, он знал, просматривается из-за конторки портье. Разумеется, портье может увидеть его только, если у конторки никто не стоит, заслоняя обзор. В этот момент портье был занят — он говорил с кем-то по-английски, ставя неправильные ударения.
— We don't accept responsibility, mister, за то, что может случиться с вашими деньгами или jewelry.
— Но у вас должен быть сейф?
Галант спустился по последнему маршу, чувствуя каждую ступень. И прижался к стене, чтобы выскользнуть в дверь… Вошедшая в отель пара — пожилой мужчина с зонтом и пожилая дама с зонтом — удивленно отметили его странные манеры. Галант сумел улыбнуться паре и вышел на ларга Сан-Марко.
38
Венеция с лежащими в отеле телами мисс Ивенс и Виктора Карденаса оказалась совсем иным городом, нежели была доселе в присутствии живых Фионы и Виктора. Она издавала резкие звуки, была в высшей степени тревожна, и, если цветовое оформление ее оставалось более или менее тем же, истолкование цветов сделалось иным. Идущий густо снег, ясно, был белым, но истолковывался как желто-зеленый, ударяющий в гнилизну. Рокфорной гнилизной, может быть, просвечивала подкладка снега — венецианские здания и структура их стен, но Галант подумал без колебаний: «Идет гнилой снег». В гнилом снегу он пошел по Мерсериэ, смутно вспоминая карту Венеции, оставшуюся в кармане плаща мисс Ивенс. На карте Канале-Гранде взрезал Венецию типографским знаком американского доллара. Быстро стемнело.
Только когда он, несколько раз заблудившись, добрался наконец до стасьене Санта-Люсия, он разрешил себе подумать о них. Кто? Артюро и через него — драг-люди, товарищей которых Фиона Ивенс предала, не ведая того? Или сознавая, что предает, закладывая сознательно? В любом случае ее, в свою очередь, заложил Артюро. Он вспомнил бледного чернобородого Артюро в длинном пальто и его спутника, глядящих на охотников за ракушками из-за дюны. Правосудие параллельного общества настигло мисс Ивенс не сразу, но спустя какое-то количество лет. Однако настигло. По каким-то причинам только Артюро знал, кто заложил, и по каким-то причинам он ждал чего-то все эти годы… А если это Беннеты?..
Он не остался на вокзале, но, невзирая на снег, мокрый, замерзший, прошел к каналу и, высмотрев себе малолюдный участок, стал курсировать вдоль. Он должен будет сесть в вагон, решил он, одним из последних, но постарается втиснуться в группу пассажиров. Следовало ждать, но ждать на вокзале он боялся. Он понимал, что если его ищут, то глупые его предосторожности не помогут ему, однако вне вокзала ему было спокойнее.
Он не выдержал напряжения ожидания и вышел к поезду уже в 18:10. У парижского вагона похаживал одинокий проводник, очевидно, скучая. Фуражка надвинута на глаза, воротник пальто поднят. Переминался он не у самых дверей, но поодаль. Так что ему было хорошо видно весь вагон. Может быть, он любовался своим вагоном. Галант пошел на проводника, приготовив билет, выдернув его заранее из трех, два других он почему-то не решился выбросить.
— Good evening, — сказал проводник, поглядев на мокроволосого типа. — Paris?
— Good evening. Paris, — повторил Галант и протянул билет.
— Ужасная погода, мистер. Вы не находите?
— Да, ужасная. Италия, я всегда думал, что Италия — это юг. Смотрится Канадой, по мне…
Галант поймал себя на том, что с удовольствием и облегчением разговаривает с проводником. Важен был не проводник, судя по выговору английских фраз, — итальянец или француз, тип средних лет в серой фуражке и таком же пальто, но то, что с людьми еще можно говорить, — и это оказалось приятным сюрпризом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41