Только профессор испанской и латиноамериканской литературы. Если я ее сейчас подыму и приглашу сюда, она испугается и не пойдет. Потому что это не принято. Поверьте, вы первый гость, которого я пригласил в дом за несколько лет. — Он посмотрел на своего товарища. Тот помолчал. Потом подтвердил:
— Я здесь первый раз.
— В сущности, турки победили нас тем, что отуречили нас, навязали нам не свою веру, но свои обычаи. Православство (он так сказал, «православство») мы отстояли, а вот их обычаи переняли. Они победили нас.
Я стал уговаривать его, что это не так. Но когда его товарищ, проводив меня до моего номера в отеле, оставил меня одного, я, лежа в постели, согласился с пьяным Бабаком: турки их сумели отуречить. Теперь еще им албанцев не хватало.
Утром они явились смирные, опустившие взоры. Причесанные по мере возможности. Очень разящие одеколонами. Дело в том, что мы собрались в Цетинье, к его высокопреосвященству владыке Черногорскому. Поэтому разбойники приняли набожный вид. К ним присоединились еще трое таких же по виду разбойников, и мы пустились в путь. Маленькие наши автомобили проносились мимо больших и величественных гор.
То, что горы черные, — это неверно. Они — серые, там, где они лишены растительности. По современным понятиям, они не такие уж отчаянно-неприступные, хотя столетиями турки не могли туда проникнуть, высшая точка гор — чуть более 2.500 метров. Там, на горах, и устроилась надолго твердыня православия на Балканах — государство православных горных разбойников во главе с владыками из династии Негош. Для того чтобы выжить в борьбе со свирепым противником, они стали еще более свирепыми. Обряд инициации юноши в звание молодого мужчины, юнака, включал в себя непременным условием привезенную на пике голову «турчина». Еще в тридцатые годы XIX века частоколы черногорских селений и самого Цетинье — столицы теократического государства — украшали головы турок. Турецкие власти посылали против Черногории карательные экспедиции. Но выжить свободолюбивых юнаков из Черных Гор так и не смогли. В результате постоянной борьбы выживали сильнейшие. Черногорцы, как правило, великаны, хотя встречаются и люди среднего роста, такие как Бабак-старший. Великий их литератор и вождь Петр Негош был тонким монахом в два метра с лишним. Черногорцы хвастают тем, что победили Наполеона. Действительно, спустившись с гор, они как-то ловким меневром опрокинули войско наполеоновского маршала (вот запамятовал его имя) и обратили его в бегство, захватив французские пушки. Однако черногорцы не любят воевать далеко от дома. Закатив пушки к себе на горы, они успокоились и забыли о войне. Недавно, год назад, история повторилась с точностью до деталей. Черногорцы, видя, как сербы безуспешно осаждают красивейший Дубровник — славянскую Венецию — и не могут вышвырнуть оттуда хорватов, решили прийти на помощь своим. Собрали ополчение и, обрушившись на Дубровник сверху и сбоку (у Черногории есть кусок побережья Адриатики с городками Котор и Бар, дальше к югу они граничат с Албанией), взяли его, повторив подвиги предков. Но, захватив Дубровник, они не захотели воевать дальше. Им даже в голову не пришло попытаться удержать за собой Дубровник, который мог бы стать жемчужиной их туристской индустрии. Они вернулись к своим женам и, говорят, долго пили потом и хвастались.
Сербы сочиняют об их восточной чудовищной лени и такой же чудовищной храбрости анекдоты. Однако черногорцам не откажешь в расчетливости. Они избегли участи своих братьев сербов, которых за непокорность выбомбили самолеты европейцев и американцев. Черногорцев ожидала бы такая же участь, если бы они попытались удержать за собой Дубровник. Сейчас они и вовсе сочли нужным отделиться от братьев-сербов в Сербии. Интересно, что черногорцы в Сербии традиционно занимают руководящие должности. Они словно родились для того, чтобы быть руководителями.
Мы въехали в тихое, сонное, подернутое дымком Цетинье. Пахло навозом, даже молоком, домашними животными — одним словом, горной деревней. Движение по улицам было минимальное. Цетинье так резко контрастировало с барачной албанской Подгорицей! Казалось, да и было средневековой столицей небольшого сказочного рыцарского государства. Мы проехали ко дворцу владыки Черногории. Сложенный из красного кирпича, был ли он и дворцом теократических правителей Негошей в прежние времена? Сие осталось мне неведомым, так как мои разбойники сделались молчаливы, усиленно крестились прямо на большом заброшенном паркинге, падали ниц. Мы были единственными посетителями. На паркинге стоял лишь старенький хозяйственный автомобиль.
В приемной владыки пахло теплым воском свечей и печным жаром. Разбойники встали по стенам и начали переживать. Многие из них вспотели, я видел. А ведь была зима и стояла минусовая температура! Когда вышел владыка, тот самый священнослужитель, который летел со мной в самолете, тонкий и стройный, в черной рясе и шапочке, простой и бледный, у разбойников наступил катарсис. На глазах нескольких появились слезы. Владыка подошел ко мне и дал мне руку. Я не знал, что делать с рукой владыки, и дружески пожал ее сверху, поскольку он подал мне комок руки, а не пятерню. Глаза тех из разбойников, кто оказался за спиной владыки, преисполнились ужасом. Но владыка вышел из положения. Он положил на мою руку свою вторую и таким образом оказался на высоте положения. Он перекрестил меня.
Потом к руке владыки по очереди подошли разбойники. И все поцеловали ему руку. А он перекрестил их. Затем вошел служка, а может быть, дьякон, и принес нам на подносе серебряные стаканчики со сливовицей. Сербские священники проще, человечнее и симпатичнее русских. Они владеют искусством выигрышного жеста. Их вера страдала дольше русской, потому они не принимают ханжества. Мы выпили свои рюмки и скромно поставили их.
Владыка заговорил со мной по-русски, так как он знает свободно четыре языка, кроме родного. Я был осведомлен о его репутации националиста и о том, что у него много врагов. Владыка был осведомлен о моей репутации, о том, что я вошел в Вуковар с освободившими его частями. Мы дружески побеседовали. Я заверил его в том, что в России есть люди, готовые помочь Сербии, что я не разделяю курс официальной РФ — предательский по отношению к Сербии.
— Мы всегда были вашими самыми верными друзьями, — сказал владыка грустно. — А вы всегда предпочитали болгар, которые предпочитали германцев и турок.
Владыка подарил мне кипарисовый крест, из которого сочилась сладкая кипарисовая смола.
Владыка попросил открыть для меня мощи святого Петра Негоша, и мы попрощались. В этот раз я поцеловал руку владыке. Разбойники, поцеловав руку, пятились задом и задом же покидали приемную, выпрямляясь только в коридоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Я здесь первый раз.
— В сущности, турки победили нас тем, что отуречили нас, навязали нам не свою веру, но свои обычаи. Православство (он так сказал, «православство») мы отстояли, а вот их обычаи переняли. Они победили нас.
Я стал уговаривать его, что это не так. Но когда его товарищ, проводив меня до моего номера в отеле, оставил меня одного, я, лежа в постели, согласился с пьяным Бабаком: турки их сумели отуречить. Теперь еще им албанцев не хватало.
Утром они явились смирные, опустившие взоры. Причесанные по мере возможности. Очень разящие одеколонами. Дело в том, что мы собрались в Цетинье, к его высокопреосвященству владыке Черногорскому. Поэтому разбойники приняли набожный вид. К ним присоединились еще трое таких же по виду разбойников, и мы пустились в путь. Маленькие наши автомобили проносились мимо больших и величественных гор.
То, что горы черные, — это неверно. Они — серые, там, где они лишены растительности. По современным понятиям, они не такие уж отчаянно-неприступные, хотя столетиями турки не могли туда проникнуть, высшая точка гор — чуть более 2.500 метров. Там, на горах, и устроилась надолго твердыня православия на Балканах — государство православных горных разбойников во главе с владыками из династии Негош. Для того чтобы выжить в борьбе со свирепым противником, они стали еще более свирепыми. Обряд инициации юноши в звание молодого мужчины, юнака, включал в себя непременным условием привезенную на пике голову «турчина». Еще в тридцатые годы XIX века частоколы черногорских селений и самого Цетинье — столицы теократического государства — украшали головы турок. Турецкие власти посылали против Черногории карательные экспедиции. Но выжить свободолюбивых юнаков из Черных Гор так и не смогли. В результате постоянной борьбы выживали сильнейшие. Черногорцы, как правило, великаны, хотя встречаются и люди среднего роста, такие как Бабак-старший. Великий их литератор и вождь Петр Негош был тонким монахом в два метра с лишним. Черногорцы хвастают тем, что победили Наполеона. Действительно, спустившись с гор, они как-то ловким меневром опрокинули войско наполеоновского маршала (вот запамятовал его имя) и обратили его в бегство, захватив французские пушки. Однако черногорцы не любят воевать далеко от дома. Закатив пушки к себе на горы, они успокоились и забыли о войне. Недавно, год назад, история повторилась с точностью до деталей. Черногорцы, видя, как сербы безуспешно осаждают красивейший Дубровник — славянскую Венецию — и не могут вышвырнуть оттуда хорватов, решили прийти на помощь своим. Собрали ополчение и, обрушившись на Дубровник сверху и сбоку (у Черногории есть кусок побережья Адриатики с городками Котор и Бар, дальше к югу они граничат с Албанией), взяли его, повторив подвиги предков. Но, захватив Дубровник, они не захотели воевать дальше. Им даже в голову не пришло попытаться удержать за собой Дубровник, который мог бы стать жемчужиной их туристской индустрии. Они вернулись к своим женам и, говорят, долго пили потом и хвастались.
Сербы сочиняют об их восточной чудовищной лени и такой же чудовищной храбрости анекдоты. Однако черногорцам не откажешь в расчетливости. Они избегли участи своих братьев сербов, которых за непокорность выбомбили самолеты европейцев и американцев. Черногорцев ожидала бы такая же участь, если бы они попытались удержать за собой Дубровник. Сейчас они и вовсе сочли нужным отделиться от братьев-сербов в Сербии. Интересно, что черногорцы в Сербии традиционно занимают руководящие должности. Они словно родились для того, чтобы быть руководителями.
Мы въехали в тихое, сонное, подернутое дымком Цетинье. Пахло навозом, даже молоком, домашними животными — одним словом, горной деревней. Движение по улицам было минимальное. Цетинье так резко контрастировало с барачной албанской Подгорицей! Казалось, да и было средневековой столицей небольшого сказочного рыцарского государства. Мы проехали ко дворцу владыки Черногории. Сложенный из красного кирпича, был ли он и дворцом теократических правителей Негошей в прежние времена? Сие осталось мне неведомым, так как мои разбойники сделались молчаливы, усиленно крестились прямо на большом заброшенном паркинге, падали ниц. Мы были единственными посетителями. На паркинге стоял лишь старенький хозяйственный автомобиль.
В приемной владыки пахло теплым воском свечей и печным жаром. Разбойники встали по стенам и начали переживать. Многие из них вспотели, я видел. А ведь была зима и стояла минусовая температура! Когда вышел владыка, тот самый священнослужитель, который летел со мной в самолете, тонкий и стройный, в черной рясе и шапочке, простой и бледный, у разбойников наступил катарсис. На глазах нескольких появились слезы. Владыка подошел ко мне и дал мне руку. Я не знал, что делать с рукой владыки, и дружески пожал ее сверху, поскольку он подал мне комок руки, а не пятерню. Глаза тех из разбойников, кто оказался за спиной владыки, преисполнились ужасом. Но владыка вышел из положения. Он положил на мою руку свою вторую и таким образом оказался на высоте положения. Он перекрестил меня.
Потом к руке владыки по очереди подошли разбойники. И все поцеловали ему руку. А он перекрестил их. Затем вошел служка, а может быть, дьякон, и принес нам на подносе серебряные стаканчики со сливовицей. Сербские священники проще, человечнее и симпатичнее русских. Они владеют искусством выигрышного жеста. Их вера страдала дольше русской, потому они не принимают ханжества. Мы выпили свои рюмки и скромно поставили их.
Владыка заговорил со мной по-русски, так как он знает свободно четыре языка, кроме родного. Я был осведомлен о его репутации националиста и о том, что у него много врагов. Владыка был осведомлен о моей репутации, о том, что я вошел в Вуковар с освободившими его частями. Мы дружески побеседовали. Я заверил его в том, что в России есть люди, готовые помочь Сербии, что я не разделяю курс официальной РФ — предательский по отношению к Сербии.
— Мы всегда были вашими самыми верными друзьями, — сказал владыка грустно. — А вы всегда предпочитали болгар, которые предпочитали германцев и турок.
Владыка подарил мне кипарисовый крест, из которого сочилась сладкая кипарисовая смола.
Владыка попросил открыть для меня мощи святого Петра Негоша, и мы попрощались. В этот раз я поцеловал руку владыке. Разбойники, поцеловав руку, пятились задом и задом же покидали приемную, выпрямляясь только в коридоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52