ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Когда же все успокоилось, настаивать на их возвращении я не стал, да и Татьяна особенно домой не рвалась. По праздникам я летал к ним в гости, и как-то раз Ксюха под страшным секретом рассказала мне, что однажды ночью она проснулась, пошла искать маму и обнаружила ее в бассейне, целующейся с охранником. Я посоветовал жене не забывать, что она мать, и почаще пользоваться конспиративными навыками времен проживания в звукопроницаемой малогабаритке, а также надежными европейскими презервативами. С каскадером же я поговорил как мужчина с мужчиной и накинул ему зарплату.

5. ДЕВУШКА МОЕЙ МЕЧТЫ
Но пора вернуться к Катерине, с которой я проводил дни и ночи. Если бы за мастерство в сексе давали, как в искусстве, звания и премии, то моя новая секретарша была бы народной артисткой, лауреатом государственных премий и героем труда. С ней за одну ночь можно было ощутить себя коллекционером девственниц, султаном Брунея, обнимающим одну за другой своих лучших жен, или мальчуганом, попавшим в лапы матерой нимфоманки, пропустившей через себя мужское население средней европейской столицы. Она была гениальным режиссером постельных фантасмагорий - и, в отличие от Захарова или Виктюка, никогда не повторялась! В конце каждого акта мое ружье стреляло, как орудие главного калибра!
«Зайчуганом» Катерина назвала меня в первый же вечер, когда прямо со смотрин я повез ее к себе домой, чтобы, как говаривал один политик времен перестройки, без промедления «углубить» наши отношения.
- По-моему, ты торопишься… Не хочешь за мной немного поухаживать? - спросила она в лифте, останавливая мои руки.
- Тебе это надо?
- Мне? Это нужно тебе…
Трясясь от нетерпения, я начал раздевать ее прямо в прихожей. В ответ она посмотрела на меня с недоуменной улыбкой - точно на человека, использующего «пентиум» для игры в крестики-нолики, - и сказала с мягким укором:
- А ты еще совсем Зайчутан…
Как и следовало ожидать, я оказался постыдно краток и неубедителен.
- Я же говорила, не надо спешить! - вздохнула Катерина, материнским движением вытирая мне пот со лба. - А у тебя, когда ты улыбаешься, ямочки… Ты знаешь об этом?
- Знаю. Я не спешил… Нет, я как раз спешил… Понимаешь, у меня сегодня деловой ужин с одним американцем. Ты будешь переводить!
Мы встали с постели - даже без каблуков она была чуть выше меня. Я положил ладони на ее тонкую талию, и руки сами заскользили по гладчайшей коже, будто по теплому льду.
- Знаешь, как в старину называли женские бедра? - прошептала она.
- Как?
- Лядвеи…
- Правда? Гениально!
- Дай мне свой носовой платок!
- Сейчас? Зачем?
- Глупый, чтобы ты во мне подольше оставался! - ответила она и, бережно зажав платок меж лядвей, натянула трусики.
Весь ужин Катерина сидела со строгим лицом, переводила и холодно выслушивала восторги заокеанца по поводу ее безукоризненного произношения. Беседа была абсолютно бессмысленной - настоящие переговоры состоялись накануне, и я, чтобы оправдаться перед своей новой секретаршей, просто-напросто вытащил фирмача из гостиничной койки на внезапный ужин, - а пожрать на халяву дети статуи Свободы любят похлеще нашего! Заокеанец скалил свои пластмассовые зубы и рассуждал о будущем вхождении дикой России в семью цивилизованных народов так, словно Достоевский - вождь племени команчей, а Гагарин - звезда черного джаза. Катерина переводила с еле уловимой гримаской презрения. Изредка, поймав мой взгляд, она опускала лукавые глаза лону, напоминая о носовом платке и той части меня, которая в этот самый миг хранилась в ее нежных недрах.
Когда мы вернулись домой, я набросился на нее с такой убедительностью, что у кровати чуть не отвалились гнутые золоченые ножки в стиле Людовика XIV.
Утром я проснулся один. Сначала мне показалось, будто все случившееся - просто сон. Но рядом на подушке лежал смятый носовой платок. Я уткнулся в него лицом, и мне почудилось, что этот скомканный кусочек хлопка запечатлел, вобрал в себя всю нашу неутолимую ночь! Мне даже подумалось: если бы изобрели какой-нибудь особый «проигрыватель», то можно было бы вложить в него этот платок и воспроизвести, восстановить, вернуть все, что мы испытали, - прикосновение за прикосновением, поцелуй за поцелуем, объятие за объятием, стон за стоном, изнеможение за изнеможением…
Я вскочил и помчался в офис. Катерина скромно сидела в приемной. На ней был темно-серый твидовый костюм и белая блузка с отложным воротничком. На плотно сомкнутых коленях лежал изящный дамский портфельчик.
- Я могу приступить к работе? - Она встала мне навстречу.
- Ты уже приступила…
Я где-то читал, что у кочевников-скотоводов не пропадает ни один кусочек, ни одна косточка, ни одна капля крови зарезанного животного - все идет в дело. Катерина относилась к своему телу так же - в нем не было ни сантиметра, ни миллиметра, не отданного мне в услужение. Впрочем, нет, не в услужение - в чуткое, трепетное, отзывчивое рабство!
Всегда. В любой миг дня и ночи!
Иногда, обалдев от работы, я нажимал кнопку селектора и говорил:
- Екатерина Валерьевна, зайдите ко мне - нужно сделать перевод с французского!
- Устный или письменный? - невозмутимо спрашивала она.
- Устный! - сделав паузу, говорил я. И, замирая, представлял себе, как она встает из-за своего стола и под ревнивыми взглядами сотрудниц строгой походкой весталки направляется в мой кабинет.
- Не беспокоить! - по селектору приказывал я секретарше в приемной, когда Катерина появлялась на пороге, закрывала дверь на защелку и медленно опускалась передо мной на колени:
- Устал, Зайчутан?
…Потом она возвращалась на свое рабочее место.
- Ну, как шеф? - обязательно интересовался кто-нибудь поехиднее.
- Ему гораздо лучше, - невозмутимо отвечала она. А вечером мы ехали куда-нибудь в ресторан, потом ко мне и засыпали лишь под утро. Я даже не предполагал в себе такие стратегические запасы мужской энергии. Иногда, засидевшись с бумагами допоздна, мы любили друг друга в- опустевшем, гулком офисе прямо на длинном столе заседаний - и это называлось у нас «гореть на работе». Абсолютно лишенная комплексов, Катерина обладала при этом особенным чувством собственного достоинства. А рабство, по сути, заканчивалось в тот момент, когда, оставив меня почти бездыханным после завершающего безумия, похожего на схватку носорога и пантеры, она легко вскакивала, накидывала халатик на ослепительно загорелое тело и шла в ванную.
- А платок?
(Носовые платки после нее я никогда не отдавал в стирку, а складывал в большой выдвижной ящик - и это называлось у нас «гербарием»).
- Нет, сладенький, сегодня я хочу побыть одна! - могла ответить Катерина и улыбнуться так, что становилось до отчаянья понятно: она принадлежит мне не более, чем весенний сквозняк в комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73