Что-что, а стрелять-то они умеют.
Но кончать Сына все равно надо. После допроса Палача Таранов именно в фигуре Сына видел корень всех бед.
* * *
Днем разом заболели Джанк и Ред. Обоих псов тошнило и мучил понос. Они стали вялые, лежали рядом с тоскливыми глазами.
– Ты чем собак кормил, Коля? – ласково спросил «председатель» Придурка. Все в «колхозе» знали, что если «председатель» ласково заговорил – жди беды. А если бы они смогли поговорить с зэками, отбывавшими срок в мордовской зоне, где служил «председатель»… о, как много нового узнали бы любознательные о «председателе колхоза», которого зэки звали Гитлером.
– Я, Вилен Сергеич, собачек как всегда… как положено, – ответил Придурок. Он действительно не понимал, что происходит с собаками.
– А что же они плохие такие? – наседал «председатель».
– Не знаю.
– А я знаю. Я, Коля, все знаю. Экономите на собачьих кормах.
– Да что вы, Вилен Сергеич!
– Экономите. Тухлятиной, блядь, кормите. А собачка – не человек. Она тепло должна чувствовать, заботу. Смотри, Коля, прихвачу – худо будет. А пока штраф тебе… принеси в клювике.
Было понятно, что собак отравили. Но вот кто? Придурок решил, что это могли сделать только сменщики, отозванные для усиления. А кто, как не они? Раньше-то с собаками никогда такого не было… И Придурок стал думать, какую бы подлянку пидорасам захерачить.
* * *
Спал Таранов дольше обычного – сказались ночные приключения. Около десяти утра его разбудил Лешка, сказал, что, мол, завтрак готов и хватит дрыхнуть, сэр.
Таранов вылез из палатки. Сияло солнце. У самого берега играла рыба. А озеро светилось глубоким внутренним светом и было похоже на старинное, слегка потемневшее зеркало, в глубине которого живут лица давно ушедших людей… В глубине Тиллиярви тоже скрывалось немало ушедших. От некоторых остались только кости. А два самых последних утопленника – Сучий Потрох и Химота – огромные, распухшие – медленно покачивались над чистым песчаным дном. К ноге каждого было привязано по паре траков от тракторной гусеницы. Слабое подводное течение шевелило трупы, и они как будто танцевали загадочный ритуальный танец и показывали друг другу огромные языки.
Но все это было скрыто под водой, невидимо для человеческого глаза. А на поверхности чистое зеркало воды казалось наполненным безмятежной синевой. Сияло солнце… но вдали над горизонтом уже клубились тучи.
… Позавтракали и попили крепкого чаю. Присели перекурить у «карты» мыса.
– Смотри, – сказал Таранов и положил поперек мыса два прутика, – вот здесь двойной ряд колючки. Один, внутренний, перекрывает только сушу. А наружный уходит метров на восемьдесят в озеро. Перед колючкой вырублена просека шириной метров двадцать.
– Вот суки! – сказал Лешка.
– Плевать. Нам их оборону не штурмовать. В колючке примерно посередине – ворота. Они желтого цвета, и их можно разглядеть даже в темноте. Слева от ворот – домик охраны. Он тоже желтого цвета, и его тоже видно. Даже совсем слепой увидит, потому что ночью в окнах горит свет. Ты, Алексей, займешь позицию вот здесь. – Таранов воткнул сучок, отдаленно напоминающий человека, за «колючкой». – И «держишь» ворота и домик охраны…
– Постой, постой, – перебил Лешка. – Это что же – я опять в резерве?
– Нет, – ответил Таранов. – Ты-то как раз на переднем крае. Ты первый обстреляешь сторожку из гранатомета…
– Очнись, Ваня! Из какого гранатомета?
– Скоро увидишь все сам, – ухмыльнулся Таранов. – Сейчас секи мой расклад: я высаживаю тебя вот здесь, в лесу за просекой. Там полно неубранных бревен и пней, есть где спрятаться. Сам я перебираюсь в «колхоз», лодку оставляю на якоре в ста пятидесяти метрах от берега… доплывешь обратно?
– Не вопрос, – ответил Лешка. Плавать он почти не умел.
– Отлично. Детали растолкую тебе потом, а сейчас слушай общую схему. Я ухожу в «колхоз» и провожу некоторые дополнительные мероприятия…
– Какие?
– Я же сказал: детали потом. Я провожу некоторые дополнительные мероприятия в «колхозе», а ровно в пять ты начинаешь обстрел ворот и сторожки из гранатомета.
– Да из како…
– Не перебивай, Леха! – раздражаясь, сказал Таранов. – Гранатомет будет. Производишь пару выстрелов, затем даешь несколько картечных залпов. Все или почти все наличные силы бросаются на отражение «атаки» со стороны колючки. И тогда я начинаю бойню у них в тылу.
– Классно! – сказал Лешка. Таранов ничего не сказал.
* * *
День прошел в подготовке к ночной операции. Лешка тренировался с обрезом, а Таранов вспоминал подзабытые уже навыки в метании ножа и топорика. Потом сшил для Лешки черный мешок с прорезью для глаз – ночную маску. В камуфляже, с обрезом в руках и черном мешке на голове Лешка выглядел весьма зловеще.
Таранов посмотрел на него, вздохнул и сказал:
– Бред.
– Почему это бред? – спросил Лешка из-под маски. Голос звучал глухо.
– Потому что тебе, дядя, учиться надо, а не по лесам с обрезом шастать.
Лешка снял мешок, из голливудского убийцы превратился в обычного пацана и сказал:
– А у меня дед, между прочим, в пятнадцать лет уже партизанил… а?
– Ага. Ну что же, брат, давай-ка займемся артиллерией. Давай сюда свою «лупару», тащи патроны, бензин и тюк, что лежит за палаткой.
Лешка вскочил, через минуту принес все, что требовалось. Таранов довольно ловко «присобачил», по его собственному выражению, к цевью обреза сошки из прочных березовых веток. Приклад стал третьей точкой опоры, стволы «гранатомета» на сошках смотрели вверх под углом градусов тридцать.
– Классно, – оценил Лешка. – А гранаты?
– Будут тебе и гранаты, – ответил Таранов. У него уже были заготовлены несколько прямых еловых стволиков, примерно соответствующих внутреннему диаметру ружейного ствола. На одном конце елового стволика он закрепил шурупом пустую консервную банку. Банку частично наполнил ветошью, а сверху вставил бутылку, на три четверти наполненную водой.
Горлышко бутылки он заткнул пробкой из той же ветоши, но обильно смоченной в бензине. Затем выпотрошил из нескольких патронов картечь, оставив в гильзе порох и пыж. Холостой патрон зарядил в патронник, а еловый стволик с «гранатой» на конце загнал в ствол с дульной части.
Оценил свою работу со стороны и сказал:
– Сам я из такой «установки» не стрелял, но видел их в деле. Метров на сто кидает гостинец… Сделаешь еще пяток «гранат» – пойдем проводить пристрелку.
Пристрелку провели, используя в качестве мишени огромный валун. Таранов поставил «установку» на землю метрах в тридцати от цели, поджег фитиль и нажал на спусковой крючок. «Гранатомет» бабахнул, «граната» с воем ушла в небо – перелет. Таранов перезарядил обрез и отодвинул сошки, уменьшив угол. Кивнул Лешке: давай… Второй выстрел тоже дал перелет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Но кончать Сына все равно надо. После допроса Палача Таранов именно в фигуре Сына видел корень всех бед.
* * *
Днем разом заболели Джанк и Ред. Обоих псов тошнило и мучил понос. Они стали вялые, лежали рядом с тоскливыми глазами.
– Ты чем собак кормил, Коля? – ласково спросил «председатель» Придурка. Все в «колхозе» знали, что если «председатель» ласково заговорил – жди беды. А если бы они смогли поговорить с зэками, отбывавшими срок в мордовской зоне, где служил «председатель»… о, как много нового узнали бы любознательные о «председателе колхоза», которого зэки звали Гитлером.
– Я, Вилен Сергеич, собачек как всегда… как положено, – ответил Придурок. Он действительно не понимал, что происходит с собаками.
– А что же они плохие такие? – наседал «председатель».
– Не знаю.
– А я знаю. Я, Коля, все знаю. Экономите на собачьих кормах.
– Да что вы, Вилен Сергеич!
– Экономите. Тухлятиной, блядь, кормите. А собачка – не человек. Она тепло должна чувствовать, заботу. Смотри, Коля, прихвачу – худо будет. А пока штраф тебе… принеси в клювике.
Было понятно, что собак отравили. Но вот кто? Придурок решил, что это могли сделать только сменщики, отозванные для усиления. А кто, как не они? Раньше-то с собаками никогда такого не было… И Придурок стал думать, какую бы подлянку пидорасам захерачить.
* * *
Спал Таранов дольше обычного – сказались ночные приключения. Около десяти утра его разбудил Лешка, сказал, что, мол, завтрак готов и хватит дрыхнуть, сэр.
Таранов вылез из палатки. Сияло солнце. У самого берега играла рыба. А озеро светилось глубоким внутренним светом и было похоже на старинное, слегка потемневшее зеркало, в глубине которого живут лица давно ушедших людей… В глубине Тиллиярви тоже скрывалось немало ушедших. От некоторых остались только кости. А два самых последних утопленника – Сучий Потрох и Химота – огромные, распухшие – медленно покачивались над чистым песчаным дном. К ноге каждого было привязано по паре траков от тракторной гусеницы. Слабое подводное течение шевелило трупы, и они как будто танцевали загадочный ритуальный танец и показывали друг другу огромные языки.
Но все это было скрыто под водой, невидимо для человеческого глаза. А на поверхности чистое зеркало воды казалось наполненным безмятежной синевой. Сияло солнце… но вдали над горизонтом уже клубились тучи.
… Позавтракали и попили крепкого чаю. Присели перекурить у «карты» мыса.
– Смотри, – сказал Таранов и положил поперек мыса два прутика, – вот здесь двойной ряд колючки. Один, внутренний, перекрывает только сушу. А наружный уходит метров на восемьдесят в озеро. Перед колючкой вырублена просека шириной метров двадцать.
– Вот суки! – сказал Лешка.
– Плевать. Нам их оборону не штурмовать. В колючке примерно посередине – ворота. Они желтого цвета, и их можно разглядеть даже в темноте. Слева от ворот – домик охраны. Он тоже желтого цвета, и его тоже видно. Даже совсем слепой увидит, потому что ночью в окнах горит свет. Ты, Алексей, займешь позицию вот здесь. – Таранов воткнул сучок, отдаленно напоминающий человека, за «колючкой». – И «держишь» ворота и домик охраны…
– Постой, постой, – перебил Лешка. – Это что же – я опять в резерве?
– Нет, – ответил Таранов. – Ты-то как раз на переднем крае. Ты первый обстреляешь сторожку из гранатомета…
– Очнись, Ваня! Из какого гранатомета?
– Скоро увидишь все сам, – ухмыльнулся Таранов. – Сейчас секи мой расклад: я высаживаю тебя вот здесь, в лесу за просекой. Там полно неубранных бревен и пней, есть где спрятаться. Сам я перебираюсь в «колхоз», лодку оставляю на якоре в ста пятидесяти метрах от берега… доплывешь обратно?
– Не вопрос, – ответил Лешка. Плавать он почти не умел.
– Отлично. Детали растолкую тебе потом, а сейчас слушай общую схему. Я ухожу в «колхоз» и провожу некоторые дополнительные мероприятия…
– Какие?
– Я же сказал: детали потом. Я провожу некоторые дополнительные мероприятия в «колхозе», а ровно в пять ты начинаешь обстрел ворот и сторожки из гранатомета.
– Да из како…
– Не перебивай, Леха! – раздражаясь, сказал Таранов. – Гранатомет будет. Производишь пару выстрелов, затем даешь несколько картечных залпов. Все или почти все наличные силы бросаются на отражение «атаки» со стороны колючки. И тогда я начинаю бойню у них в тылу.
– Классно! – сказал Лешка. Таранов ничего не сказал.
* * *
День прошел в подготовке к ночной операции. Лешка тренировался с обрезом, а Таранов вспоминал подзабытые уже навыки в метании ножа и топорика. Потом сшил для Лешки черный мешок с прорезью для глаз – ночную маску. В камуфляже, с обрезом в руках и черном мешке на голове Лешка выглядел весьма зловеще.
Таранов посмотрел на него, вздохнул и сказал:
– Бред.
– Почему это бред? – спросил Лешка из-под маски. Голос звучал глухо.
– Потому что тебе, дядя, учиться надо, а не по лесам с обрезом шастать.
Лешка снял мешок, из голливудского убийцы превратился в обычного пацана и сказал:
– А у меня дед, между прочим, в пятнадцать лет уже партизанил… а?
– Ага. Ну что же, брат, давай-ка займемся артиллерией. Давай сюда свою «лупару», тащи патроны, бензин и тюк, что лежит за палаткой.
Лешка вскочил, через минуту принес все, что требовалось. Таранов довольно ловко «присобачил», по его собственному выражению, к цевью обреза сошки из прочных березовых веток. Приклад стал третьей точкой опоры, стволы «гранатомета» на сошках смотрели вверх под углом градусов тридцать.
– Классно, – оценил Лешка. – А гранаты?
– Будут тебе и гранаты, – ответил Таранов. У него уже были заготовлены несколько прямых еловых стволиков, примерно соответствующих внутреннему диаметру ружейного ствола. На одном конце елового стволика он закрепил шурупом пустую консервную банку. Банку частично наполнил ветошью, а сверху вставил бутылку, на три четверти наполненную водой.
Горлышко бутылки он заткнул пробкой из той же ветоши, но обильно смоченной в бензине. Затем выпотрошил из нескольких патронов картечь, оставив в гильзе порох и пыж. Холостой патрон зарядил в патронник, а еловый стволик с «гранатой» на конце загнал в ствол с дульной части.
Оценил свою работу со стороны и сказал:
– Сам я из такой «установки» не стрелял, но видел их в деле. Метров на сто кидает гостинец… Сделаешь еще пяток «гранат» – пойдем проводить пристрелку.
Пристрелку провели, используя в качестве мишени огромный валун. Таранов поставил «установку» на землю метрах в тридцати от цели, поджег фитиль и нажал на спусковой крючок. «Гранатомет» бабахнул, «граната» с воем ушла в небо – перелет. Таранов перезарядил обрез и отодвинул сошки, уменьшив угол. Кивнул Лешке: давай… Второй выстрел тоже дал перелет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70