– Как долго еще? – спросил лорд Джон.
– Пожалуй, еще часа три, – ответил тот, пожав плечами.
– Раньше мне было страшно, – сказала его супруга, – но чем ближе это мгновение, тем оно мне представляется менее тяжелым.
– Я отнюдь не могу сейчас похвалиться своим настроением! – проворчал Саммерли, посасывая трубку. – Я мирюсь, потому что мне ничего другого не остается, но должен откровенно признаться, что прожил бы охотно еще один год, чтобы закончить свою классификацию меловых ископаемых. – Ваша незаконченная работа ничтожна по своему значению, – сказал величественно Челленджер, – если подумать, что мой собственный magnum opus «Лестница жизни» еще только начат. Мой умственный капитал, все то, что я до сих пор прочитал, мои опыты и наблюдения, мой воистину совершенно исключительный талант – все это должна была сконцентрировать в себе эта книга. Она, несомненно, открыла бы собою новую эру в науке. И все же, говорю я, с неосуществлением своих замыслов я примирен.
– Я думаю, – сказал лорд Джон, – что всем нам приходится оставить что-либо незавершенное в этой жизни. Как обстоит, например, дело у вас, мой юный друг?
– Я как раз работал над томом стихов, – ответил я.
– По крайней мере, мир будет от них спасен, – заметил лорд. – В каждом деле есть хорошая сторона, нужно только уметь ее находить. – А вы? – спросил я.
– Я как раз уже заканчивал сборы в дорогу, потому что обещал Меривалю весною отправиться с ним в Тибет охотится на леопардов. Но вам, миссис Челленджер, наверное, грустно расставаться с этим уютным домом, который вы только что построили.
– Мой дом там, где находится Джордж. Но я бы многое дала за то, чтобы совершить с ним последнюю прогулку, в ясном утреннем воздухе, по этим дивным холмам.
Ее слова нашли отклик в наших сердцах. Солнце тем временем пронизало туман, который до этого окутывал его, как покрывало, и вся широкая долина простиралась теперь перед нами, купаясь в золотых его лучах. Нам, томившимся в затхлой и отравленной атмосфере, показался волшебно прекрасным этот чистый, солнечный, умытый ветром ландшафт. Миссис Челленджер в тоске простерла к нему руки. Мы придвинули кресла к окну и уселись перед ним полукругом. Воздух становился чрезвычайно спертым. Тени смерти уже словно подкрадывались к нам, к последним людям на земле. Казалось, незримый занавес опускается вокруг нас со всех сторон. – Этого цилиндра ненадолго хватило, – сказал лорд Джон, тяжело дыша. – Количество кислорода не во всех цилиндрах одно и то же, – сказал Челленджер. – Оно зависит от давления при наполнении и от способа затвора. Мне тоже кажется, что этот баллон был с каким-то изъяном. – Стало быть, у нас украдены последние часы нашей жизни, – заметил с горечью Саммерли. – Характерный финал для подлого века, в котором мы живем. Теперь, Челленджер, вам представляется удобный случай наблюдать субъективные явления физического распада.
– Садись на этот табурет у моих ног и дай мне руку, – сказал Челленджер своей жене. – Мне кажется, друзья мои, что дальнейшее пребывание в этом невыносимом воздухе едва ли желательно. Какого ты мнения, моя дорогая? Жена его простонала и поникла лицом на его колени.
– Я видел людей, купавшихся зимою в проруби, – заговорил лорд Джон. – Те, кто мерз на берегу, завидовали пловцам, решившимся окунуться в ледяную воду. Я был бы за то, чтобы в один прыжок покончить с этой историей. – Вы, значит, открыли бы окно и пошли бы навстречу эфиру? – Лучше погибнуть от яда, чем задохнуться!
Саммерли, кивнув головою в молчаливом одобрении, протянул Челленджеру свою худую руку.
– Хотя мы часто с вами спорили, но теперь все уже миновало, – сказал он. – Мы всегда были при этом добрыми друзьями и в душе чувствовали друг к другу величайшее уважение. Прощайте!
– Прощайте, мой мальчик! – сказал мне лорд Джон. – Окна заклеены, и вам их не удастся открыть.
Челленджер нагнулся, приподнял свою жену и крепко прижал ее к груди, а она обхватила его шею руками.
– Дайте мне подзорную трубу, Мелоун, – сказал он.
Я исполнил его желание.
– Мы отдаемся той силе, которая нас создала! – воскликнул он сильным, громким голосом.
С этими словами он пробил стекла, швырнув трубу в окно. Прежде еще чем замер последний звон посыпавшихся осколков, чистый свежий воздух сильным и бесконечно-сладостным дуновением обдал наши разгоряченные лица.
Я не знаю, как долго мы сидели, обомлев от изумления. Потом, как сквозь сон, я услышал голос Челленджера.
– Мы опять вернулись в нормальную среду, – воскликнул он. – Мир ускользнул от ядовитого потока, но мы одни пережили весь человеческий род.
5. МЕРТВЫЙ МИР
Я помню, как мы, жадно глотая воздух, сидели в своих креслах и наслаждались живительным юго-западным ветром, который свежими порывами долетал к нам со стороны моря, вздувая на окнах кисейные занавески и обвевая наши пылавшие щеки. Не знаю, как долго сидели мы в таком мертвом молчании. Впоследствии мы все различно определяли этот промежуток времени. Мы были совершенно подавлены, оглушены; сознание у нас помутилось. Все свое мужество призвали мы на помощь, чтобы встретить смерть; но этот страшный новый факт, что мы принуждены жить и впредь, пережив всех своих современников, воспринят был нами как мощный удар, сразивший нас и парализовавший. Потом остановленный механизм опять пришел медленно в движение, опять начала работать голова, и мысли снова приобрели внутреннюю связность. С резкой, неумолимой ясностью осознали мы соотношение между прошлым, настоящим и будущим, между жизнью, какую мы прежде вели, и той, которая нам предстояла. В немом отчаянии смотрели мы друг на друга, и каждый читал в глазах другого тот же мучительный вопрос. Вместо радости, которую должны чувствовать люди, бывшие на волосок от гибели и спасшиеся от нее, нами овладело самое печальное уныние. Все, что мы любили на земле, поглощено было великим, неведомым, неизмеримым океаном, и мы остались на этом пустынном острове без спутников и без всяких надежд. Еще немного лет, на протяжении которых нам предстояло, подобно шакалам, бродить вокруг могил отошедших наших современников, – а затем и нас ждала одинокая, запоздалая кончина.
– Это ужасно, Джордж, ужасно! – воскликнула, горько плача, миссис Челленджер. – Лучше бы нам было уйти вместе со всеми другими. Ах, зачем сохранил ты нам жизнь? У меня такое чувство, словно только мы умерли, а все остальные живы.
Густые брови Челленджера сдвинулись в напряженном раздумье, а его огромная волосатая лапа сжала руку, которую ему протянула жена. Я уже раньше замечал, что она при всяком огорчении простирает к нему руки, как дети к матери, когда их что-нибудь угнетает.
– Хоть я и не настолько фаталист, чтобы без сопротивления мириться со всем, – заметил он, – все же я убедился на опыте, что высшая мудрость всегда заключается в умении осваиваться с обстоятельствами данного мгновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Пожалуй, еще часа три, – ответил тот, пожав плечами.
– Раньше мне было страшно, – сказала его супруга, – но чем ближе это мгновение, тем оно мне представляется менее тяжелым.
– Я отнюдь не могу сейчас похвалиться своим настроением! – проворчал Саммерли, посасывая трубку. – Я мирюсь, потому что мне ничего другого не остается, но должен откровенно признаться, что прожил бы охотно еще один год, чтобы закончить свою классификацию меловых ископаемых. – Ваша незаконченная работа ничтожна по своему значению, – сказал величественно Челленджер, – если подумать, что мой собственный magnum opus «Лестница жизни» еще только начат. Мой умственный капитал, все то, что я до сих пор прочитал, мои опыты и наблюдения, мой воистину совершенно исключительный талант – все это должна была сконцентрировать в себе эта книга. Она, несомненно, открыла бы собою новую эру в науке. И все же, говорю я, с неосуществлением своих замыслов я примирен.
– Я думаю, – сказал лорд Джон, – что всем нам приходится оставить что-либо незавершенное в этой жизни. Как обстоит, например, дело у вас, мой юный друг?
– Я как раз работал над томом стихов, – ответил я.
– По крайней мере, мир будет от них спасен, – заметил лорд. – В каждом деле есть хорошая сторона, нужно только уметь ее находить. – А вы? – спросил я.
– Я как раз уже заканчивал сборы в дорогу, потому что обещал Меривалю весною отправиться с ним в Тибет охотится на леопардов. Но вам, миссис Челленджер, наверное, грустно расставаться с этим уютным домом, который вы только что построили.
– Мой дом там, где находится Джордж. Но я бы многое дала за то, чтобы совершить с ним последнюю прогулку, в ясном утреннем воздухе, по этим дивным холмам.
Ее слова нашли отклик в наших сердцах. Солнце тем временем пронизало туман, который до этого окутывал его, как покрывало, и вся широкая долина простиралась теперь перед нами, купаясь в золотых его лучах. Нам, томившимся в затхлой и отравленной атмосфере, показался волшебно прекрасным этот чистый, солнечный, умытый ветром ландшафт. Миссис Челленджер в тоске простерла к нему руки. Мы придвинули кресла к окну и уселись перед ним полукругом. Воздух становился чрезвычайно спертым. Тени смерти уже словно подкрадывались к нам, к последним людям на земле. Казалось, незримый занавес опускается вокруг нас со всех сторон. – Этого цилиндра ненадолго хватило, – сказал лорд Джон, тяжело дыша. – Количество кислорода не во всех цилиндрах одно и то же, – сказал Челленджер. – Оно зависит от давления при наполнении и от способа затвора. Мне тоже кажется, что этот баллон был с каким-то изъяном. – Стало быть, у нас украдены последние часы нашей жизни, – заметил с горечью Саммерли. – Характерный финал для подлого века, в котором мы живем. Теперь, Челленджер, вам представляется удобный случай наблюдать субъективные явления физического распада.
– Садись на этот табурет у моих ног и дай мне руку, – сказал Челленджер своей жене. – Мне кажется, друзья мои, что дальнейшее пребывание в этом невыносимом воздухе едва ли желательно. Какого ты мнения, моя дорогая? Жена его простонала и поникла лицом на его колени.
– Я видел людей, купавшихся зимою в проруби, – заговорил лорд Джон. – Те, кто мерз на берегу, завидовали пловцам, решившимся окунуться в ледяную воду. Я был бы за то, чтобы в один прыжок покончить с этой историей. – Вы, значит, открыли бы окно и пошли бы навстречу эфиру? – Лучше погибнуть от яда, чем задохнуться!
Саммерли, кивнув головою в молчаливом одобрении, протянул Челленджеру свою худую руку.
– Хотя мы часто с вами спорили, но теперь все уже миновало, – сказал он. – Мы всегда были при этом добрыми друзьями и в душе чувствовали друг к другу величайшее уважение. Прощайте!
– Прощайте, мой мальчик! – сказал мне лорд Джон. – Окна заклеены, и вам их не удастся открыть.
Челленджер нагнулся, приподнял свою жену и крепко прижал ее к груди, а она обхватила его шею руками.
– Дайте мне подзорную трубу, Мелоун, – сказал он.
Я исполнил его желание.
– Мы отдаемся той силе, которая нас создала! – воскликнул он сильным, громким голосом.
С этими словами он пробил стекла, швырнув трубу в окно. Прежде еще чем замер последний звон посыпавшихся осколков, чистый свежий воздух сильным и бесконечно-сладостным дуновением обдал наши разгоряченные лица.
Я не знаю, как долго мы сидели, обомлев от изумления. Потом, как сквозь сон, я услышал голос Челленджера.
– Мы опять вернулись в нормальную среду, – воскликнул он. – Мир ускользнул от ядовитого потока, но мы одни пережили весь человеческий род.
5. МЕРТВЫЙ МИР
Я помню, как мы, жадно глотая воздух, сидели в своих креслах и наслаждались живительным юго-западным ветром, который свежими порывами долетал к нам со стороны моря, вздувая на окнах кисейные занавески и обвевая наши пылавшие щеки. Не знаю, как долго сидели мы в таком мертвом молчании. Впоследствии мы все различно определяли этот промежуток времени. Мы были совершенно подавлены, оглушены; сознание у нас помутилось. Все свое мужество призвали мы на помощь, чтобы встретить смерть; но этот страшный новый факт, что мы принуждены жить и впредь, пережив всех своих современников, воспринят был нами как мощный удар, сразивший нас и парализовавший. Потом остановленный механизм опять пришел медленно в движение, опять начала работать голова, и мысли снова приобрели внутреннюю связность. С резкой, неумолимой ясностью осознали мы соотношение между прошлым, настоящим и будущим, между жизнью, какую мы прежде вели, и той, которая нам предстояла. В немом отчаянии смотрели мы друг на друга, и каждый читал в глазах другого тот же мучительный вопрос. Вместо радости, которую должны чувствовать люди, бывшие на волосок от гибели и спасшиеся от нее, нами овладело самое печальное уныние. Все, что мы любили на земле, поглощено было великим, неведомым, неизмеримым океаном, и мы остались на этом пустынном острове без спутников и без всяких надежд. Еще немного лет, на протяжении которых нам предстояло, подобно шакалам, бродить вокруг могил отошедших наших современников, – а затем и нас ждала одинокая, запоздалая кончина.
– Это ужасно, Джордж, ужасно! – воскликнула, горько плача, миссис Челленджер. – Лучше бы нам было уйти вместе со всеми другими. Ах, зачем сохранил ты нам жизнь? У меня такое чувство, словно только мы умерли, а все остальные живы.
Густые брови Челленджера сдвинулись в напряженном раздумье, а его огромная волосатая лапа сжала руку, которую ему протянула жена. Я уже раньше замечал, что она при всяком огорчении простирает к нему руки, как дети к матери, когда их что-нибудь угнетает.
– Хоть я и не настолько фаталист, чтобы без сопротивления мириться со всем, – заметил он, – все же я убедился на опыте, что высшая мудрость всегда заключается в умении осваиваться с обстоятельствами данного мгновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25