Он говорил медленно, и в его полнозвучном голосе слышалось глубокое чувство.
– Я с вами не согласен, – сказал решительно Саммерли.
– Не думаю, чтобы ваше согласие или несогласие могло оказать хотя бы малейшее влияние на положение вещей, – заметил лорд Джон. – Неволей или волей вам во всяком случае придется с ним примириться. Какое же отношение к нему имеет ваш личный взгляд? Насколько помню, нас никто не спрашивал в начале этой истории, согласны ли мы, чтобы она произошла, и надо думать, что и теперь нас не спросят, как она нам нравится. Что бы мы ни думали о ней, это никак не может на ней отразиться!
– Не на ней, а на нас, – сказал Челленджер задумчивым тоном, все еще любовно поглаживая руку своей жены. – Вы можете плыть по течению и найти душевный покой, можете также противиться течению и при этом потерять бодрость и силы. Все Дело, стало быть, в нас; поэтому примем вещи, какими они нам даны, и не будем больше об этом говорить.
– Но что же нам делать, скажите на милость, с нашей жизнью? – спросил я и в отчаянии устремил взгляд в мрачное, пустое небо. – Что делать мне, например? Газет больше не существует, а чем же мне еще заняться, на что тратить свой досуг?
– Моя карьера тоже кончена, раз больше нет студентов и университетов! – воскликнул Саммерли.
– Я же благодарю небо за то, что у меня еще есть мой дом и мой муж. Цель жизни у меня осталась прежняя, – сказала миссис Челленджер. – У меня тоже, – заметил Челленджер. – Научной работы есть сколько угодно, и самая катастрофа поставит нам на разрешение множество чрезвычайно интересных проблем.
Он открыл окно, и мы созерцали молчаливый, безбрежный пейзаж. – Дайте мне подумать, – продолжал он. – Вчера, в три часа пополудни или несколько позже, земля так глубоко погрузилась в ядовитый поток эфира, что совершенно захлебнулась в нем. Теперь девять часов. Спрашивается, в каком часу вышли мы из ядовитой зоны?
– На рассвете воздух был особенно душен.
– Совершенно верно, – подтвердила миссис Челленджер. – Приблизительно в восемь часов я совершенно ясно ощутила то же удушье, какое почувствовала вчера, в начале катастрофы.
– Будем, стало быть, считать, что мы вышли из зоны в восемь часов. Семнадцать часов земля пропитана была ядовитым эфиром. Этот срок понадобился, чтобы очистить мир от человеческой плесени, поглощавшей на поверхности земли ее плоды. Так разве нельзя допустить, что дезинфекция произошла неполная и что, подобно нам, остались в живых и другие люди? – Я тоже над этим задумался, – сказал лорд Джон. – Почему именно нам быть единственными камешками, оставшимися на побережье после отлива? – Предположение, что, кроме нас, кто-нибудь еще мог пережить катастрофу, совершенно нелепо, – возразил чрезвычайно решительно Саммерли. – Вспомните только, как вредоносно действовал яд. Такой человек, как Мелоун, сильный, как буйвол, и с канатами вместо нервов, – и тот едва вскарабкался по лестнице, а потом свалился замертво. Невозможно, стало быть, допустить, чтобы кто-нибудь мог противиться этому яду хотя бы семнадцать минут, а о многих часах и говорить нечего.
– А что, если кто-нибудь предвидел катастрофу и принял свои меры предосторожности, как старый друг наш Челленджер?
– Это весьма неправдоподобно, – сказал Челленджер, пригладив себе бороду снизу вверх и сощурив глаза. – Сочетание наблюдательности, железной логики и необычайной фантазии, которое позволило мне предвидеть опасность, встречается так редко, что едва ли в одном и том же поколении возможны два таких случая.
– Ваш вывод, следовательно, тот, что, кроме нас, все погибли? – На этот счет почти не может быть сомнений. Однако мы должны принять в соображение то обстоятельство, что яд действовал в направлении снизу вверх и что поэтому меньше повлиял на возвышенные местности. Это, несомненно, поразительное явление. В будущем оно представит чрезвычайно соблазнительное поле для наших исследовании. Если поэтому кто-нибудь еще выжил, кроме нас, то поиски такого человека скорее всего увенчались бы успехом где-нибудь в тибетской деревне или в шалаше на альпийской вершине, так как они лежат на много тысяч футов выше уровня моря.
– Но если иметь в виду, что уже не существует ни кораблей, ни железных дорог, то нам от этого не больше проку, чем если бы уцелевшие находились на луне, – сказал лорд Джон. – Но я хотел бы по крайней мере точно знать, действительно ли опасность уже вполне миновала или же только часть ее оставили мы за собою.
Саммерли вывернул себе шею, чтобы обозреть весь горизонт. – Воздух стал как будто прозрачнее и чище, – заметил он, колеблясь, – но и вчера он был такой, и я ничуть не уверен, что нам больше ничто не грозит.
Челленджер пожал плечами.
– Мне приходится опять вернуться к фатализму. Если когда-либо такое событие уже совершилось во вселенной, – а это возможно, – то произошло оно, несомненно, очень давно, и мы поэтому можем твердо рассчитывать, что подобная катастрофа повторится очень нескоро.
– Все это было бы очень мило и приятно, – сказал лорд Джон, – но мы знаем из опыта, что при землетрясении, обыкновенно, за одним толчком немедленно следует другой. Мне кажется, что нам следовало бы немного пройтись и подышать свежим воздухом, пока у нас есть такая возможность. Так как наш кислород израсходован, то нам безразлично, здесь ли нас застигнет гибель, или на лоне природы.
Поразительна была та полная летаргия, которая нашла на нас в виде реакции после лихорадочного волнения и напряжения последних суток. Апатия полностью овладела и телом и духом и наполняла нас крепко укоренившимся чувством, что все безразлично и не нужно. Даже Челленджер поддался этому ощущению. Он сидел на своем месте, подпирая обеими руками могучую голову и уйдя в глубокое раздумье, пока лорд Джон и я не подхватили его под руки и чуть ли не насильно поставили на ноги, за что награждены были только злым взглядом и сердитым ворчанием раздраженного бульдога. Но, когда мы из нашего тесного приюта вышли на свежий простор, обычная наша энергия начала медленно к нам возвращаться.
Но что было нам делать на этом кладбище человечества?. Никогда не случалось людям стоять перед таким вопросом! Правда, мы имели возможность удовлетворять наши повседневные потребности и даже потребность в какой угодно роскоши, в самых широких пределах. Все съестные припасы, все винные погреба, все сокровищницы искусства были к нашим услугам. Нам достаточно было протянуть к ним руку. Но что нам было делать с нашим временем? С некоторыми задачами нужно было справиться немедленно, они уже ждали нас. Мы отправились поэтому в кухню и уложили обеих служанок на предназначенные для них постели. Они, казалось, умерли совершенно безболезненно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25