В момент революции на сотни рабочих приходился один инженер, к концу двадцатого века один инженер нужен был для шести рабочих, сейчас у нас шесть инженеров на одного рабочего на заводах. Шесть придумывающих на одного делающего. Ратомика избавляет от работы только этого седьмого, его вовлекает в творчество. И между прочим, у нас нет проблемы нежелания творить. Есть проблема неинтересного труда: мы вынуждены раздавать его в обязательном порядке. Вы, я, каждый человек на Земле месяц в году занят скучной уборкой, чисткой, санитарией, статистикой и прочим. У молодежи мы отнимаем два года на скучную работу. Люди в большинстве рады ратомике, благодарны ее авторам.
Ото. Но они не поняли еще, какая скука придет к ним с ратомикой.
Ковров. И третья ваша ошибка, Ота, в том, что вы cчитаете людей лентяями. Тоже не новая ошибка, многовековая. Перечитайте историю двадцатого века, вы с удивлением узнаете, что, совсем незадолго до введения бесплатной пищи в первых коммунистических странах, раздавались голоса: “Караул, сытые люди взбесятся от лени! Караул, человечество выродится, если исчезнет голод и жестокая борьба за существование!” И знаете, кто Причал, чьи это были голоса? Сторонников неравенства, сторонников привилегий, капиталистов. Как это случилось, Ота, что вы повторяете доводы капиталистов? Я отречу сам: это оттого, что и вы, и они-против движения вперед, за бег на месте. На самом деле другие люди не ленивее вас, Ота. Всем, как и вам, противно лежать на кушетке. Нормальный человек ищет деятельность и находит. Мои товарищи перечисляли вам оставшиеся сферы деятельности: воспитание детей, строительство, жилье, транспорт, связь, медицина, спорт, искусство… И еще я хочу добавить-удовлетворение любознательности, познание природы.
Г хор. В научных исследованиях возможности ратомики безграничны. Но требуется целый доклад, чтобы только перечислить направления.
Ковров. Вот видите. И наша вина, что мы не предвидели новых задач, не успели подготовить к творчеству всех людей без исключения.
О т а. Ну вот, вы и сами признали: вместо того чтобы облегчить жизнь, ратомика затрудняет ее. Все вынуждены идти в науку. А хотят ли? Еще спросить надо.
Ковров. Я поддерживаю. Давайте спросим…
И к очередной бюджетной книге был приложен протокол бурного спора о последствиях ратомики с таким заключением!
“Прежде чем распределять бюджетное время, ответьте на такой вопрос: “Что вы предпочитаете:
1) вводить радиоснабжение и преодолевать новые трудности, меняя, если понадобится, прежнюю профессию на творческую, или 2) избегая новых трудностей, ограничить радиоснабжение, сохранить прежний порядок жизни и прежнее производство пищи, одежды и мелких предметов – физически более тяжелое, но привычное, не заставляющее переучиваться?”“
На домашних экранах везде: в бамбуковых домах юга и в пенобетонных севера – вновь и вновь спорили Ота, Гхор и Ксан Ковров. Под сенью бананов, берез или бамбука хмурились черные, белые и желтые лбы, пальцы выписывали “за”, “против”, “с одной стороны”, “с другой стороны”. Иные решали сплеча, некоторые часами перекладывали купоны с секундами из пачки в пачку.
Потом связки Зеленых книжек плыли, летели и ехали в Вычислительный центр Чикаго, мигали цветные глазки, метались электроны в полупроводниковых тупиках, телетайпы исписывали цифрами километры лент, Наконец уже в конце ноября на очередном заседании Совета Планеты был объявлен итог:
За радиоснабжение-92,7%
За ограничение – 3 ,5%.
Воздержались, внесли другие предложения, оговорки-3,8%.
– Спор решен,– сказал Ковров сдержанно,– человечество не любит стоять на месте.
Торжествующий Гхор не был столь деликатен.
– Вам придется сделать харакири, Ота,-сказал он с усмешкой.– Кажется, так поступали ваши доблестные предки.
Ота поклонился со скорбным лицом.
– Я сделаю харакири политическое. Очевидно, я не понимаю нужд и стремлений человека. Следовательно, не могу, не имею права занимать место в Совете Планеты. Прошу принять мою отставку.
– Напрасно, Ота!– крикнул ему Мак-Кей.– Не падайте духом! Люди ошибаются, даже большинство может ошибаться. Нас еще позовут на помощь.
– Лично я,– возразил Ота,-собираюсь сажать хризантемы,
ГЛАВА 15.
УЖЕ НЕ СТУДЕНТЫ
Кадры из памяти Кима.
Пять сосредоточенных лиц на пяти наклонных экранах. В просторной комнате Ким один. И он с упреком смотрит на приборную доску машины ДБ (диагностика болезней).
Идет государственный экзамен.
Машине задана болезнь, уже пятая. Машина описывает симптомы, отвечает на анализы и вопросы Кима, принимает предписания, выдает результат: симптомы, самочувствие и анализы через день лечения.
Диагноз Ким поставил как будто бы правильно-нарушение обмена веществ. Прописал вливание полигормонов, диету. Л машина печатает: “Хуже”. И полчаса, и час бьется с ней Ким, меняет режим и предписания, а машина свое твердит: вХуже”.
И вдруг приходит в голову:
– A ну-ка, еще одна проба!
Конечно, так оно и есть.
– Машине задано упрямое недоверие,– говорит Ким громко.– Она просто не выполняет предписаний.
Пять голов на экране кивают одобрительно. Веселый старик справа, улыбаясь, подмигивает Киму.
– Как вы считаете,-говорит председатель,-сумеете вы работать врачом или предпочли бы учиться еще год!
Таким традиционным вопросом кончался государственный экзамен.
“Да, сумею”,-отчеканила Лада. Нина ойкнула: “Ой, не могу, решайте сами!” Ким ответил не сразу, спросил себя придирчиво, не самолюбие ли его подбадривает, не боится ли он отстать от Лады. Конечно, он не совершенство, но достигнешь ли совершенства, проучившись и еще десять лет? Когда-нибудь надо начинать работать, выплачивать долги старшим. “Пора, пожалуй”,– сказал он вслух. А Сева не сомневался ни секунды. “Смогу, конечно!”-воскликнул он. И получился конфуз. Один из экзаменаторов сказал, что Сева слишком самоуверенно ставит диагноз, мало советуется с машинами. Сева и в самом деле не доверял машинам: у него еще со школы были нелады с математикой. Смущенный и обескураженный, он сутки ругал экзаменаторов придирами, узколобыми консерваторами и педантами. Но на другой день резко переменил фронт: “Ребята, они правы! Какой я врач? Недоразумение! Легкое выучил, трудное обошел. Анти нет, он бы мне прописал. От собственной лени человек опозорился. Ну ладно, лень-это не глупость, объявляю лени войну. Год вы не видите весельчака Севы, через год я знакомлю вас с медицинским математиком Шумским. Слово!”
Итак, Сева зарылся в книги, а Ким с Ладой получили по триста человек подопечных и приступили к работе, именно такой, какую Ким-десятиклассник некогда видел на Волге.
Ежедневно поутру он приходил в машинный зал, выписывал номера и фамилии, у которых горели красные лампочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Ото. Но они не поняли еще, какая скука придет к ним с ратомикой.
Ковров. И третья ваша ошибка, Ота, в том, что вы cчитаете людей лентяями. Тоже не новая ошибка, многовековая. Перечитайте историю двадцатого века, вы с удивлением узнаете, что, совсем незадолго до введения бесплатной пищи в первых коммунистических странах, раздавались голоса: “Караул, сытые люди взбесятся от лени! Караул, человечество выродится, если исчезнет голод и жестокая борьба за существование!” И знаете, кто Причал, чьи это были голоса? Сторонников неравенства, сторонников привилегий, капиталистов. Как это случилось, Ота, что вы повторяете доводы капиталистов? Я отречу сам: это оттого, что и вы, и они-против движения вперед, за бег на месте. На самом деле другие люди не ленивее вас, Ота. Всем, как и вам, противно лежать на кушетке. Нормальный человек ищет деятельность и находит. Мои товарищи перечисляли вам оставшиеся сферы деятельности: воспитание детей, строительство, жилье, транспорт, связь, медицина, спорт, искусство… И еще я хочу добавить-удовлетворение любознательности, познание природы.
Г хор. В научных исследованиях возможности ратомики безграничны. Но требуется целый доклад, чтобы только перечислить направления.
Ковров. Вот видите. И наша вина, что мы не предвидели новых задач, не успели подготовить к творчеству всех людей без исключения.
О т а. Ну вот, вы и сами признали: вместо того чтобы облегчить жизнь, ратомика затрудняет ее. Все вынуждены идти в науку. А хотят ли? Еще спросить надо.
Ковров. Я поддерживаю. Давайте спросим…
И к очередной бюджетной книге был приложен протокол бурного спора о последствиях ратомики с таким заключением!
“Прежде чем распределять бюджетное время, ответьте на такой вопрос: “Что вы предпочитаете:
1) вводить радиоснабжение и преодолевать новые трудности, меняя, если понадобится, прежнюю профессию на творческую, или 2) избегая новых трудностей, ограничить радиоснабжение, сохранить прежний порядок жизни и прежнее производство пищи, одежды и мелких предметов – физически более тяжелое, но привычное, не заставляющее переучиваться?”“
На домашних экранах везде: в бамбуковых домах юга и в пенобетонных севера – вновь и вновь спорили Ота, Гхор и Ксан Ковров. Под сенью бананов, берез или бамбука хмурились черные, белые и желтые лбы, пальцы выписывали “за”, “против”, “с одной стороны”, “с другой стороны”. Иные решали сплеча, некоторые часами перекладывали купоны с секундами из пачки в пачку.
Потом связки Зеленых книжек плыли, летели и ехали в Вычислительный центр Чикаго, мигали цветные глазки, метались электроны в полупроводниковых тупиках, телетайпы исписывали цифрами километры лент, Наконец уже в конце ноября на очередном заседании Совета Планеты был объявлен итог:
За радиоснабжение-92,7%
За ограничение – 3 ,5%.
Воздержались, внесли другие предложения, оговорки-3,8%.
– Спор решен,– сказал Ковров сдержанно,– человечество не любит стоять на месте.
Торжествующий Гхор не был столь деликатен.
– Вам придется сделать харакири, Ота,-сказал он с усмешкой.– Кажется, так поступали ваши доблестные предки.
Ота поклонился со скорбным лицом.
– Я сделаю харакири политическое. Очевидно, я не понимаю нужд и стремлений человека. Следовательно, не могу, не имею права занимать место в Совете Планеты. Прошу принять мою отставку.
– Напрасно, Ота!– крикнул ему Мак-Кей.– Не падайте духом! Люди ошибаются, даже большинство может ошибаться. Нас еще позовут на помощь.
– Лично я,– возразил Ота,-собираюсь сажать хризантемы,
ГЛАВА 15.
УЖЕ НЕ СТУДЕНТЫ
Кадры из памяти Кима.
Пять сосредоточенных лиц на пяти наклонных экранах. В просторной комнате Ким один. И он с упреком смотрит на приборную доску машины ДБ (диагностика болезней).
Идет государственный экзамен.
Машине задана болезнь, уже пятая. Машина описывает симптомы, отвечает на анализы и вопросы Кима, принимает предписания, выдает результат: симптомы, самочувствие и анализы через день лечения.
Диагноз Ким поставил как будто бы правильно-нарушение обмена веществ. Прописал вливание полигормонов, диету. Л машина печатает: “Хуже”. И полчаса, и час бьется с ней Ким, меняет режим и предписания, а машина свое твердит: вХуже”.
И вдруг приходит в голову:
– A ну-ка, еще одна проба!
Конечно, так оно и есть.
– Машине задано упрямое недоверие,– говорит Ким громко.– Она просто не выполняет предписаний.
Пять голов на экране кивают одобрительно. Веселый старик справа, улыбаясь, подмигивает Киму.
– Как вы считаете,-говорит председатель,-сумеете вы работать врачом или предпочли бы учиться еще год!
Таким традиционным вопросом кончался государственный экзамен.
“Да, сумею”,-отчеканила Лада. Нина ойкнула: “Ой, не могу, решайте сами!” Ким ответил не сразу, спросил себя придирчиво, не самолюбие ли его подбадривает, не боится ли он отстать от Лады. Конечно, он не совершенство, но достигнешь ли совершенства, проучившись и еще десять лет? Когда-нибудь надо начинать работать, выплачивать долги старшим. “Пора, пожалуй”,– сказал он вслух. А Сева не сомневался ни секунды. “Смогу, конечно!”-воскликнул он. И получился конфуз. Один из экзаменаторов сказал, что Сева слишком самоуверенно ставит диагноз, мало советуется с машинами. Сева и в самом деле не доверял машинам: у него еще со школы были нелады с математикой. Смущенный и обескураженный, он сутки ругал экзаменаторов придирами, узколобыми консерваторами и педантами. Но на другой день резко переменил фронт: “Ребята, они правы! Какой я врач? Недоразумение! Легкое выучил, трудное обошел. Анти нет, он бы мне прописал. От собственной лени человек опозорился. Ну ладно, лень-это не глупость, объявляю лени войну. Год вы не видите весельчака Севы, через год я знакомлю вас с медицинским математиком Шумским. Слово!”
Итак, Сева зарылся в книги, а Ким с Ладой получили по триста человек подопечных и приступили к работе, именно такой, какую Ким-десятиклассник некогда видел на Волге.
Ежедневно поутру он приходил в машинный зал, выписывал номера и фамилии, у которых горели красные лампочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113