Уж не окаменела
ли она от ужаса? Неужели шершни все еще не видели солдат, сгрудившихся в
тени, по обеим сторонам от входа?
И вдруг с высоты прозвучало:
- Во имя права и справедливости, во имя своей царицы, защищайте
государство!
В ту же секунду воздух огласился невообразимым шумом и яростными
криками. Казалось, улей рухнет от наполнившего его внезапно боевого
жужжания. На каждого разбойника налетели, как бушующие волны, десятки
солдат. Один молодой офицер с трудом дождался приказа царицы, ему хотелось
начать битву первым. Он горел нетерпением и при первых же словах царицы
ринулся в бой. Он напал на стоявшего впереди разбойника и с силой вонзил
жало ему в шею, в открытое место между головой и панцирем. Храбрец увидел,
как шершень с безумным воплем весь скорчился и несколько мгновений казался
блестящим черно-белым шаром. Но затем раненый выпрямился, и его страшное
жало впилось в сердце юного героя, который, умирая, исчез вместе со
смертельно раненным им врагом в плотной толпе защитников улья. Эта
героическая мужественная смерть воодушевила всех, и пчелы оказали
разбойникам неслыханное сопротивление.
Но шершни - искушенное в боях разбойничье племя; грабеж и убийство
давно уже стали для них жестоким ремеслом. Если неожиданный отпор и внес
некоторое замешательство в их ряды, то существенного ущерба не причинил.
Жала пчел не могли пробить панцири великанов, а огромный рост и сила
шершней давали им преимущество, о котором те прекрасно знали. Резкие
воинственные крики шершней, приводящие в ужас всякое живое существо,
заглушали боевой клич защитников улья. Даже человек боится встречи со
свирепыми шершнями и предпочитает уходить с их пути.
Пробравшиеся внутрь улья разбойники быстро сообразили, что они должны
во что бы то ни стало продвинуться вперед, если не хотят преградить путь
своим. И барахтающиеся кучи сцепившихся противников быстро катились по
темных переходам пчелиного города. Однако план царицы оказался правильным.
Как только пространство у ворот освободилось, его тотчас же заняли задние
ряды воинов, которым было приказано защищать вход. Это был старый
испытанный прием. Каждый раз, когда в улей врывался новый шершень, пчелы,
притворившись измученными сражением, не мешали ему лезть вперед. Когда же
он достаточно углублялся, позади него быстро выстраивалась новая шеренга
солдат и, охватив его со всех сторон, подавляла своей численностью.
Боевые крики перемешались с воплями и стонами умирающих от ран
бойцов. Страшные жала шершней производили сильное опустошение в рядах
пчел. Барахтавшиеся кучи схватившихся не на жизнь, а на смерть противников
оставляли за собой множество убитых. Захваченные врасплох шершни поняли,
что им нет спасенья, что ни один из них уже не выйдет из улья, и они
бились с храбростью отчаянья. Но мало-помалу они погибали один за другим.
Сила великанов была поистине неисчерпаема, но ядовитое действие жал быстро
иссякало, и уколы разбойников становились все менее и менее опасными.
Раненые пчелы уже знали, что не погибнут и выздоровеют. Это сознание,
вместе с жаждой мести за павших сестер и братьев, усиливало их мужество.
Постепенно шум битвы начал стихать. Громкие крики шершней,
находившихся перед ульем, уже не находили отклика у их проникших в
пчелиный город товарищей.
- Они погибли, - печально сказал атаман разбойников и велел трубить
отбой. Нападавшие, число которых уменьшилось наполовину, отступили,
преследуемые грозным жужжанием пчел.
- Тут пахнет изменой! - воскликнул предводитель шершней. - Пчелы были
кем-то предупреждены.
Нападавшие собрались на елке. Начинало светать. Утренняя заря
золотила верхушки лип. Слышалось звучное чириканье птиц. Роса капала с
деревьев.
Дрожа и бледнея от ярости, стояли разбойники вокруг своего атамана,
который боролся с двумя чувствами: дать ли волю страсти к грабежу или
уступить голосу благоразумия?
Поняв наконец, что всему его отряду грозила смертельная опасность, он
решил, подавив уязвленное самолюбие, послать к пчелам парламентера для
переговоров об освобождении оставшихся в улье товарищей.
Выбор пал на умнейшего из шершней. Атаман назвал его по имени, но
ответом ему было молчание - тот, на кого он надеялся, находился в руках
пчел. Тогда, наспех, он выбрал другого и предложил ему отправиться в улей,
откуда доносились гул и крики бушевавших пчел.
- Торопись, - сказал атаман вестнику мира, подавая ему белый лепесток
жасмина. - Если придут люди - мы погибли. Скажи пчелам, что мы уйдем и
обещаем им вечный мир, если они выпустят пленных.
Парламентер поспешил вперед и, помахав перед воротами улья белым
лепестком, опустился на взлетную площадку.
Царице пчел доложили, что явился посол для переговоров. Она выслала к
нему своих адъютантов. Когда ей сообщили условия врагов, она приказала
дать им следующий ответ:
"Мы согласны выдать вам ваших мертвецов, если вы хотите унести их с
собою. Раненых и пленных у нас нет. Все ваши солдаты, проникшие в улей, -
перебиты. Вашему обещанию хранить вечный мир мы не верим. Можете снова
приходить, когда вам будет угодно: мы всегда окажем вам встречу, как
сегодня. А если желаете продолжить битву - пожалуйста, мы готовы!"
Предводитель шершней побледнел, когда ему передали эти слова. Он сжал
кулаки и охотно исполнил бы желание своих воинов, громко требовавших
мести, но благоразумие вновь одержало верх.
- Мы еще вернемся сюда! - проскрежетал он зубами. - Но как могло все
так случиться? Разве мы не сильнее пчел? Разве до сих счастье не было
всегда на нашей стороне? Как после такого страшного поражения предстать
перед царицей? В чем тут дело? - яростно повторял он. - Только измена все
объясняет!
Старый шершень, один из советников царицы разбойников, заметил:
- Мы правда могущественнее пчел, но они сильнее нас своим единодушием
и преданностью общему делу. Это - великая и несокрушимая сила. Ни одна из
них не изменит своему народу, и каждая из них готова отдать за него
последнюю каплю крови.
Но атаман не обратил внимания на его слова.
- Ладно! Мы свое еще возьмем! - проворчал он с угрозой.
После минутного размышления он продолжил:
- Я боец и хочу умереть достойной воина смертью. Но возобновить
сейчас сражение было бы безумием. Что пользы, если мы разрушим весь улей и
сами при этом погибнем? Ступай и потребуй выдачи мертвых! - крикнул он
парламентеру. - Мы уходим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
ли она от ужаса? Неужели шершни все еще не видели солдат, сгрудившихся в
тени, по обеим сторонам от входа?
И вдруг с высоты прозвучало:
- Во имя права и справедливости, во имя своей царицы, защищайте
государство!
В ту же секунду воздух огласился невообразимым шумом и яростными
криками. Казалось, улей рухнет от наполнившего его внезапно боевого
жужжания. На каждого разбойника налетели, как бушующие волны, десятки
солдат. Один молодой офицер с трудом дождался приказа царицы, ему хотелось
начать битву первым. Он горел нетерпением и при первых же словах царицы
ринулся в бой. Он напал на стоявшего впереди разбойника и с силой вонзил
жало ему в шею, в открытое место между головой и панцирем. Храбрец увидел,
как шершень с безумным воплем весь скорчился и несколько мгновений казался
блестящим черно-белым шаром. Но затем раненый выпрямился, и его страшное
жало впилось в сердце юного героя, который, умирая, исчез вместе со
смертельно раненным им врагом в плотной толпе защитников улья. Эта
героическая мужественная смерть воодушевила всех, и пчелы оказали
разбойникам неслыханное сопротивление.
Но шершни - искушенное в боях разбойничье племя; грабеж и убийство
давно уже стали для них жестоким ремеслом. Если неожиданный отпор и внес
некоторое замешательство в их ряды, то существенного ущерба не причинил.
Жала пчел не могли пробить панцири великанов, а огромный рост и сила
шершней давали им преимущество, о котором те прекрасно знали. Резкие
воинственные крики шершней, приводящие в ужас всякое живое существо,
заглушали боевой клич защитников улья. Даже человек боится встречи со
свирепыми шершнями и предпочитает уходить с их пути.
Пробравшиеся внутрь улья разбойники быстро сообразили, что они должны
во что бы то ни стало продвинуться вперед, если не хотят преградить путь
своим. И барахтающиеся кучи сцепившихся противников быстро катились по
темных переходам пчелиного города. Однако план царицы оказался правильным.
Как только пространство у ворот освободилось, его тотчас же заняли задние
ряды воинов, которым было приказано защищать вход. Это был старый
испытанный прием. Каждый раз, когда в улей врывался новый шершень, пчелы,
притворившись измученными сражением, не мешали ему лезть вперед. Когда же
он достаточно углублялся, позади него быстро выстраивалась новая шеренга
солдат и, охватив его со всех сторон, подавляла своей численностью.
Боевые крики перемешались с воплями и стонами умирающих от ран
бойцов. Страшные жала шершней производили сильное опустошение в рядах
пчел. Барахтавшиеся кучи схватившихся не на жизнь, а на смерть противников
оставляли за собой множество убитых. Захваченные врасплох шершни поняли,
что им нет спасенья, что ни один из них уже не выйдет из улья, и они
бились с храбростью отчаянья. Но мало-помалу они погибали один за другим.
Сила великанов была поистине неисчерпаема, но ядовитое действие жал быстро
иссякало, и уколы разбойников становились все менее и менее опасными.
Раненые пчелы уже знали, что не погибнут и выздоровеют. Это сознание,
вместе с жаждой мести за павших сестер и братьев, усиливало их мужество.
Постепенно шум битвы начал стихать. Громкие крики шершней,
находившихся перед ульем, уже не находили отклика у их проникших в
пчелиный город товарищей.
- Они погибли, - печально сказал атаман разбойников и велел трубить
отбой. Нападавшие, число которых уменьшилось наполовину, отступили,
преследуемые грозным жужжанием пчел.
- Тут пахнет изменой! - воскликнул предводитель шершней. - Пчелы были
кем-то предупреждены.
Нападавшие собрались на елке. Начинало светать. Утренняя заря
золотила верхушки лип. Слышалось звучное чириканье птиц. Роса капала с
деревьев.
Дрожа и бледнея от ярости, стояли разбойники вокруг своего атамана,
который боролся с двумя чувствами: дать ли волю страсти к грабежу или
уступить голосу благоразумия?
Поняв наконец, что всему его отряду грозила смертельная опасность, он
решил, подавив уязвленное самолюбие, послать к пчелам парламентера для
переговоров об освобождении оставшихся в улье товарищей.
Выбор пал на умнейшего из шершней. Атаман назвал его по имени, но
ответом ему было молчание - тот, на кого он надеялся, находился в руках
пчел. Тогда, наспех, он выбрал другого и предложил ему отправиться в улей,
откуда доносились гул и крики бушевавших пчел.
- Торопись, - сказал атаман вестнику мира, подавая ему белый лепесток
жасмина. - Если придут люди - мы погибли. Скажи пчелам, что мы уйдем и
обещаем им вечный мир, если они выпустят пленных.
Парламентер поспешил вперед и, помахав перед воротами улья белым
лепестком, опустился на взлетную площадку.
Царице пчел доложили, что явился посол для переговоров. Она выслала к
нему своих адъютантов. Когда ей сообщили условия врагов, она приказала
дать им следующий ответ:
"Мы согласны выдать вам ваших мертвецов, если вы хотите унести их с
собою. Раненых и пленных у нас нет. Все ваши солдаты, проникшие в улей, -
перебиты. Вашему обещанию хранить вечный мир мы не верим. Можете снова
приходить, когда вам будет угодно: мы всегда окажем вам встречу, как
сегодня. А если желаете продолжить битву - пожалуйста, мы готовы!"
Предводитель шершней побледнел, когда ему передали эти слова. Он сжал
кулаки и охотно исполнил бы желание своих воинов, громко требовавших
мести, но благоразумие вновь одержало верх.
- Мы еще вернемся сюда! - проскрежетал он зубами. - Но как могло все
так случиться? Разве мы не сильнее пчел? Разве до сих счастье не было
всегда на нашей стороне? Как после такого страшного поражения предстать
перед царицей? В чем тут дело? - яростно повторял он. - Только измена все
объясняет!
Старый шершень, один из советников царицы разбойников, заметил:
- Мы правда могущественнее пчел, но они сильнее нас своим единодушием
и преданностью общему делу. Это - великая и несокрушимая сила. Ни одна из
них не изменит своему народу, и каждая из них готова отдать за него
последнюю каплю крови.
Но атаман не обратил внимания на его слова.
- Ладно! Мы свое еще возьмем! - проворчал он с угрозой.
После минутного размышления он продолжил:
- Я боец и хочу умереть достойной воина смертью. Но возобновить
сейчас сражение было бы безумием. Что пользы, если мы разрушим весь улей и
сами при этом погибнем? Ступай и потребуй выдачи мертвых! - крикнул он
парламентеру. - Мы уходим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30