– Вот сейчас еще немного поорете, а потом в темноте преспокойно усядетесь в кресла и будете смотреть картину «Не болит голова у дятла».
– А откуда ты, то есть вы, это знаете? – Марина уже готова была расплакаться.
Баранкин молчал, наслаждаясь произведенным впечатлением. В зале продолжали смеяться.
– А кто это с нами разговаривает? – поинтересовалась Марина у Ольги.
– Кто?.. Не узнаешь, что ли, голос Баранкина, – ответила Ольга.
– Так это он с нами разговаривал или только его голос?
– Откуда я знаю? Может, он сам, а может, только его голос, – сказала Ольга.
– А как же может голос без самого человека разговаривать?
– У Баранкина все может быть, – пролепетала Ольга.
В зале стало тихо.
– Баранкин, это ты? – робко спросила Марина.
– Я, – ответил голос Баранкина.
– А где ты?
– Нигде… и везде, – торжествовал Баранкин.
– Вот и попробуй такого поймать, если он и нигде и везде!
– Это вас надо ловить, а не нас, – вступил в разговор Малинин. – Вас двое, да вон еще сидят и ждут начала фильма Коренев и Тулин.
– Коренев и Тулин, вы действительно здесь? – спросила Марина.
– Нам стыдно, – промямлил Тулин, не поднимаясь с места, – но мы с Петей действительно тоже здесь.
Баранкин заметил, как, привлеченная дружным смехом, в зале появилась билетерша. Юра еще раньше успел заметить, что раздвижная лестница стояла рядом с пожарной, которая вела к открытому окну, а оттуда можно было выбраться на крышу.
– Малинин, ко мне! – скомандовал Баранкин.
– А как же это, как же это, – продолжала чуть не плача в зале Марина, – ну, мы с Олей слабенькие… нас поэтому Фокина послала на легкие задания, а вы-то ведь, вы-то ведь…
– Да не переживайте вы, – стал успокаивать их Баранкин, – там все равно никто не работает!..
В зале раздался свист и топанье.
– Сапожники!..
– Пора фильм начинать!..
Билетерша быстрым шагом направилась к сцене. Баранкин быстро перелез с раздвижной лестницы на пожарную. Малинин повторил его маневр.
– А зачем туда, а не в зал? – спросил он снизу Баранкина.
– На крыше объясню, – ответил Баранкин.
На нагретой солнцем железной крыше было блаженно тепло и спокойно. Баранкин лег на спину и зажмурился, как кошка, у которой чешут за ушами. Малинин улегся с ним рядом.
– А хорошо нам было с тобой жить, Малинин, до нашей Эры… – мечтательно протянул Юра.
– До какой это нашей Эры? – переспросил Костя.
– До Кузякиной, – пояснил Баранкин.
– А, – поняв, о чем идет речь, сказал Малинин, – и до нашей Зинки Фокиной еще лучше было. А почему мы в кино не остались? – спросил обиженно Малинин.
– Пусть думают, что в кино был и вправду мой голос, а не я сам, – ответил Баранкин, а потом еще добавил: – Понимаешь, Костя, если мы с тобой будем сидеть в кино и смотреть фильм, а они будут работать, это будет с нашей стороны несправедливо, а если мы будем лежать на крыше и сами сочинять кинофильм, то мы с тобой будем как бы работать в киностудии, которую я бы назвал «Нос-фильм»! Именно «нос», – Баранкин приложил растопыренную пятерню большим пальцем к носу и добавил: – Им – нос, а нам – фильм!.. «Носфильм»! Первым начинай сочинять ты…
Баранкин опять потянулся, как кошка, и приготовился слушать.
– Жили-были, – начал Малинин, – или, вернее, были-жили!.. А точнее, жили-были!.. А может, все-таки были-жили?!
Баранкин слушал эту присказку минут пять, потом спросил:
– Слушай, Малинин, ты сначала выясни для себя: жили-были или были-жили, а потом уж показывай фильм.
Малинин подумал и пожал плечами.
– Честно говоря, я точно не знаю, жили-были или были-жили…
– Тогда заткнись, – сказал Баранкин, – и слушай и смотри, что я тебе расскажу и покажу, только поклянись, что ты никому это не перескажешь!..
Малинин поклялся. Тогда Баранкин достал из кармана спичечный коробок, из коробка достал несколько семечек от яблока, несколько зерен пшеницы или ржи и несколько еще каких-то семян.
– Мы с тобой, Малинин, родились не на той планете, – задумчиво проговорил Баранкин.
– Как это не на той? – заинтересовался Малинин.
– Понимаешь, – начал разъяснять Баранкин, – я уверен, что во Вселенной есть такая планета, где дети рождаются сразу с высшим образованием…
– Как это, как это, как это? – закудахтал Костя.
– А вот так это, так это, так это, – передразнил его Баранкин и тут же объяснил, «как это, как это, как это». – Ты слышал, конечно, такое выражение, когда о каком-нибудь музыканте говорят, что он любовь к музыке впитал вместе с молоком матери? Слышал?..
– Ну, слышал, – сказал Малинин.
– А что такое знания? – спросил Баранкин и сам же ответил: – Это биохимический электрический сдвиг в мозгу школьника, а если молоко твоей матери уже заранее обогащено этим биохимическим электрическим сдвигом, то получается, что тебя кормят, в общем-то, не молоком, а знаниями!.. Вот в коляске, скажем, сидит младенец и потягивает из бутылочки обогащенное молоко. Подходим мы с тобой к этому младенцу, которого бабушка-инопланетянка катает в коляске. Подходим мы это и говорим ему: «Агу!» А он поднимается в коляске и спрашивает: "Вы дурачки, что ли, оба?! Я уже среднее образование заканчиваю всасывать, а вы мне "агу! "
– Так ведь молоко-то может быть еще и сгущенным, – подчеркнул Малинин слово «сгущенным» интонацией. Малинин сам придумать подобного ничего не мог, но развить любую мысль Баранкина лучше Малинина никто бы так не удосужился. Баранкин подумал и согласился:
– Это идея!.. Сгущенное молоко тянет уже на окончание любого института!..
– Так, может, это и на Земле с молоком можно сделать? – спросил Малинин.
– Не можно, а нужно! – выпалил Баранкин.
– Так, может, ты, Баранкин… – сорвалось с языка у Малинина.
– А кто же, кроме меня!.. – согласился Баранкин, даже не выслушав Костю. И, тяжело вздохнув, посетовал: – Не те скорости на Земле, не те, Малинин!
– Не те скорости на Земле, не те, Баранкин, – как эхо отозвался Малинин. Ему стало интересно жить. Когда Баранкин начинал говорить, Малинину всегда становилось интереснее жить, чем когда тот молчал.
– Или вот возьмем урожай…
– Или вот возьмем урожай, – поспешил подхватить Малинин, а подумав, спросил: – А зачем его брать, этот урожай?!
– А затем, – ответил Баранкин. – Люди посеют пшеницу и овес, посадят овощи и фрукты… а потом что?..
– Что потом? – спросил Костя себя и Баранкина, но что на это ответить, он не знал.
– А потом люди сидят и ждут, – пояснил Баранкин. – То ждут хорошей погоды, а то дождя. То все засохло, то все намокло…
– Точно, – как эхо вторил Малинин, – ждут… то все засохло, то все намокло…
– А чтобы не ждать, надо, чтобы пшеница и овес… – Юра снова достал из кармана спичечный коробок, из коробка опрокинул на ладонь семена пшеницы, овса, яблочные семечки и сказал: – Ты помнишь, у меня на стене висит плакат:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22