- Bay! - сказал он. Лицо его приобрело мечтательное выражение. - Давненько я такого не видел.
Так, подумала Скалли.
- Давненько? - повторил Молдер. - То есть, ты это когда-то уже видел?
- И не раз, - Чак уселся в кресло перед компьютером и закинул ногу на ногу. - В Индии, в семьдесят девятом, а ашраме Сая-бабы. Где ты это взял?
- .В ашраме… - немного брезгливо сказала Скалли. Молдер повернулся к ней.
- До того, как стать выдающимся специалистом, Чак прошел весь путь хиппи, - пояснил он. Чак захохотал. Его пухлые щеки довольно затряслись.
- Это называется вибути, - сказал он. - . Священный пепел. Насколько можно понять в понятиях и терминах позитивной науки, он является сверхсухой распыленной ртутью, материализованной из воздуха.
- Ртутью? - удивился Молдер. - Но почему анализ…
- Потому что это не просто ртуть, а сверхсухая ртуть.
Похоже, начиналась оживленная беседа двух сумасшедших. Скалли не выдержала.
- Минутку. Как может пусть даже и сухая ртуть, - она постаралась голос передать максимум сарказма, - возникнуть из воздуха? Из воздуха ничего не возникает!
Чак повернулся к ней. На его упитанном розовом лице вновь уже сияла улыбка порхающего гения, которому все загадки мироздания - на раз..
- Библию читали? - спросил он. - Помните, как Христос накормил толпу, материализовав из воздуха хлеб и рыбу?
- Но это же метафора!
- Это доказанный факт. Я сам видел, как гуру Сая-баба двумя движениями ладоней извлек из воздуха праздничный ужин для своей общины. После этого с травы было собрано больше семи фунтов вибути. Его всегда собирают. Бедняки по всей округе лечатся от кожных болезней притираниями из священного пепла пополам с коровьим навозом. Между прочим, в два счета снимает даже проказу, я видел это сам.
Молдер серьезно, внимательно слушал. Скалли только головой встряхнула, стараясь отогнать вязкую пелену бреда. Так и поверить можно, подумала она опасливо.
Хочу верить, вспомнила она - и привычно разозлилась. Не хочу верить! Не хочу верить!! Не хочу!!!
- Вибути возникает в качестве побочного продукта при активной деятельности чистых духовных начал, - продолжал Чак. - Например, при биолокации, или при волевом переносе биотической энергии. Ну, вроде как выхлоп из автомобиля.
- Этой энергии может хватить, чтобы, например, запустить мотор двери гаража? - спросил Молдер.
Чак покосился на него иронически.
- Вообще-то при соответствующем сосредоточении ее может хватить и на то, чтобы сдвинуть Землю с орбиты, - сказал он небрежно.
- Неплохо, - вставила Скалли. - Но может быть и другое объяснение, Молдер.
Фокс обернулся к ней.
- Какое?
- У кого-то был пультик дистанционного управления.
Чак ухмыльнулся и, как бы сдаваясь, поднял руки.
- Свежая мысль, Дэйна, - сказал Молдер. - У кого?
- У того, кто был рядом.
- Старая леди из Румынии?
- Почему бы нет? Не настолько же она дикая, чтобы не уметь нажать кнопку?
Молдер на миг задумчиво оттопырив губу.
- Вероятно, - проговорил он потом.
- Это все очень интересно, но я тревожусь, - сказала Скалли. - Я еду туда. Ты со мной?
- Разумеется. Чак, ты не мог бы слепить нам на дорогу пару гамбургеров из воздуха?
Чак беззлобно засмеялся.
- Предпочитаю покупать их у стойки на первом этаже, - ответил он. - Зачем мне лишний вибути? В Штатах его не продать.
Дом покойного Стивена Хоуи
Бабушка что-то затеяла.
Что-то страшное.
Она заперлась в своей комнате с тремя страшными черными стариками, приехавшими в беспросветно-черной, будто похоронной, машине, и теперь из-за двери слышались размеренные то ли песнопения, то ли нараспев произносимые колдовские камлания. Сейчас Чарли жалел, что нежелание помнить свой родной - вернее, свой бывший родной… впрочем, тоже не так… непонятно, как ему называть язык, на котором говорили и, наверное, до сих пор говорят там, откуда папа их вывез… Словом, из-за его собственного нежелания помнить тот язык, запрет говорить по-румынски, много раз повторявшийся и мамой, и папой, относился к тем немногим их повелениям, которые Чарли выполнял тщательно и охотно. И, когда бабушка пыталась поговорить с ним по-старому, он высовывал язык и приплясывал: «Не понимаю! Не понимаю!» А вскоре и действительно перестал понимать. Ты должен вырасти настоящим американцем, говорила мама. Забудь все, что там было, в этой проклятой тюрьме. Я хочу, чтобы ты стал стопроцентным американским парнем, вторил ей папа, тогда перед тобою будет весь мир. Незачем тебе забивать голову ерундой, которая никогда тебе не пригодится в жизни, твердили оба.
И вот теперь он слышал все сквозь дверь отчетливо, но не понимал ни слова.
А Майкл ухмылялся и корчил рожи где-то совсем рядом, и вот-вот мог снова вылезти.
А Чарли никак не мог понять, кому хочет повредить бабушка - ему самому или Майклу.
Он стоял в пустом длинном коридоре, прижавшись к двери, в зазор под которой сочились странные сладкие запахи, и по временам, когда то ли бабушка, то ли те трое черных швыряли в факелы гневных свечей кристаллы и шкурки, выпрыгивали зловещие отблески - и чувствовал себя все хуже и хуже.
Потом ковер на полу коридора вдруг оказался у него перед самым носом. Значит, вред все-таки мне, подумал Чарли. Он понял, что лежит; он и не заметил, когда упал. Из носа у него закапала на ковер кровь. Папа будет ругаться, что я испачкал ковер, бессильно подумал Чарли, а потом вспомнил, что папа уже никогда не будет на него ругаться. Сознание ускользало; но в последний миг перед тем, как кануть во тьму, он успел услышать из спальни злые, отрывистые выкрики Майкла.
И Чарли снова не мог понять, что он кричит, потому что, оказывается, Майкл-то не забыл румынский. Значит, они с ним заодно, беспомощно подумал Чарли. Ну, конечно, подумал Чарли, меня-то вырастили американцем, а Майклу на приказы родителей было плевать. Вот они с бабушкой и договорились. На родном языке.
В это самое время миссис Хоуи, даже не подозревая о том, что творится наверху, открыла дверь дома. Перед нею стояла некрасивая и неказистая женщина средних лет. Бесформенная скандинавская толстуха, наметанным глазом определила миссис Хоуи. Она не любила северные народности. Еще со времен социалистической молодости она терпеть не могла тех, у кого холодная кровь. А уж женщины без перца в крови вызывали у нее просто-таки брезгливую жалость, как полураздавленные лягушки на шоссе.
Но тогда, из нищей и расплющенной страны, презирать благополучных и богатых шведов, датчан и норвежцев было как-то затруднительно; теперь, в Штатах, где все равны, это было проще простого.
- Что могу вам помочь? - холодно спросила она.
Толстуха улыбнулась.
- Это я приехала вам помочь, - ответила она. - Я Карен Косееф, работник психосоциальной службы. Можно мне войти, миссис Хоуи?
Миссис Хоуи помедлила и с наслаждением ответила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16