- Так, так… Так я тово, Дорох, про Федорку-то, значит, тово… Ведь жениха ей нужно будет приспособить? Ну, так у меня, значит, Пашка к тому времю в пору войдет.
- Ну, нэхай ему, твоему Пашке… Усе хлопцы так: маленький, маленький, а потом выросте большой дурень, як мой Терешка.
- Хочешь сватом быть, Дорох?.. Сейчас ударим по рукам - и дело свято… Пропьем, значит, твою девку, коли на то пошло!
- А ну вдарим, Тит… Ведмедица, кажу, Федорка буде!
Подгулявшие старики ударили по рукам и начали перекоряться относительно заклада, даров, количества водки и других необходимых принадлежностей всякой свадьбы.
- А ну поцалуемся, Тит, - предлагал Ковальчук и облапил будущего свата, как настоящий медведь. - Оттак!.. Да пидем к Дуньке, пусть руки разнимет.
Пошатываясь, старики побрели прямо к стойке; они не заметили, что кабак быстро опустел, точно весь народ вымели. Только в дверях нерешительно шушукались чьи-то голоса. У стойки на скамье сидел плечистый мужик в одной красной рубахе и тихо разговаривал о чем-то с целовальничихой. Другой в чекмене и синих пестрядинных шароварах пил водку, поглядывая на сердитое лицо целовальничихина сына Илюшки, который косился на мужика в красной рубахе.
- Дунька… А вот разойми у нас руки: сватами будем, - заговорил Тит Горбатый, останавливаясь у стойки.
Взглянув на мужика в красной рубахе, он так и проглотил какое-то слово, которое хотел сказать. Дорох во-время успел его толкнуть в бок и прошептал:
- Сват, бачишь?.. Эге, Окулко…
Но сват уже пятился к дверям, озираясь по сторонам: Окулко был знаменитый разбойник, державший в страхе все заводы. В дверях старики натолкнулись на дурака Терешку и Парасковею-Пятницу, которых подталкивали в спину другие.
- Эге, сват, пора втикать до дому, - шептал Ковальчук, выскакивая на крыльцо. - Оттак Дунька… Другий-то тоже разбойник: Беспалого слыхал?
XII
Беспалый попрежнему стоял у стойки и сосредоточенно пил водку. Его сердитое лицо с черноватою бородкой и черными, как угли, глазами производило неприятное впечатление; подстриженные в скобку волосы и раскольничьего покроя кафтан говорили о его происхождении - это был закоснелый кержак, отрубивший себе палец на правой руке, чтобы не идти под красную шапку. Окулко был симпатичнее: светло-русая окладистая бородка, серые большие глаза и шапка кудрявых волос на голове. К ним подошел третий товарищ, хохол Челыш, громадный мужик с маленькою головкой, длинными руками и сутулою спиной, как у всех силачей.
- Где ты пропадал, Челыш? - окликнул его Окулко.
- А до господского дома ходив, - вяло ответил хохол и знаком приказал целовальничихе подать целый полуштоф водки. - Паны гуляют у господском дому, - ну, я на исправника поглядел… Давно не видались.
Воцарившаяся в кабаке тишина заставила дьячка Евгеньича высунуть голову. Увидав разбойников, он поспешил мгновенно скрыться, точно кто его ударил. Окулко продолжал сидеть у стойки и сумрачно поглядывал на Рачителиху.
- Нашли тоже и время прийти… - ворчала та, стараясь не смотреть на Окулка. - Народу полный кабак, а они лезут… Ты, Окулко, одурел совсем… Возьму вот, да всех в шею!.. Какой народ-то, поди уж к исправнику побежали.
- А Самоварник у встречу попавсь: бегит-бегит к господскому дому, - смеялся Челыш, расправляя усы. - До исправника побег, собачий сын, а мы що зуспеем покантовать, Дуня.
- Пора кабак запирать, вот что! - не вытерпел, наконец, Илюшка, вызывающе поглядывая на кутивших разбойников. - Ступайте, откуда пришли…
- Вишь змееныш! - взбурил Окулко и ударил кулаком по стойке.
Целовальничиха посмотрела на него умоляющим взглядом и вся покраснела, точно он ударил ее этим словом по сердцу. Она так и обмерла давеча, когда у стойки точно из земли вырос Окулко. И каждый раз так, а он сидит и смотрит на нее. О, как любила когда-то она вот эту кудрявую голову, сколько приняла из-за нее всякого сраму, а он на свою же кровь поднимается… Вон как на Илюшку взбурил, как медведь. Но это было минутное чувство: Дуня забыла о себе и думала теперь об этих разбойниках, которым одна своя воля осталась. Бабье сердце так и заныло от жалости, и целовальничиха смотрела на всех троих такими ласковыми глазами. Не будет воли вот этим отпетым, забубенным головушкам да бабам…
- Окулко, ступай, коли ум есть, - ласково прошептала она, наклоняясь к разбойнику. - Сейчас народ нагонят… неровен час…
- Тошно мне, Дунюшка… - тихо ответил Окулко и так хорошо посмотрел на целовальничиху, что у ней точно что порвалось. - Стосковался я об тебе, вот и пришел. Всем радость, а мы, как волки, по лесу бродим… Давай водки!
Челыш и Беспалый в это время шептались относительно Груздева. Его теперь можно будет взять, потому как и остановился он не у Основы, а в господском доме. Антип обещал подать весточку, по какой дороге Груздев поедет, а он большие тысячи везет с собой. Антип-то ловко все разведал у кучера: водку даве вместе пили, - ну, кучер и разболтался, а обережного обещался напоить. Проворный черт, этот Матюшка Гущин, дай бог троим с ним одним управиться.
- Работишка будет… - толкнул Беспалый разнежившегося Окулка. - Толстое брюхо поедет.
В это время, пошатываясь, в кабак входил Антип. Он размахивал шапкой и напевал крепостную московскую песню, которую выучил в одном сибирском остроге:
Собаки борзые,
Крестьяне босые…
Разбойники не обратили на него никакого внимания, как на незнакомого человека, а Беспалый так его толкнул, что старик отлетел от стойки сажени на две и начал ругаться.
- А ты не дерись, слышишь? - приставал Антип к Беспалому, разыгрывая постороннего человека. - Мы и сами сдачи дадим мелкими…
Подбодренные смелостью старика, в дверях показались два-три человека с единственным заводским вором Мороком во главе. Они продолжали подталкивать дурачка Терешку, Парасковею-Пятницу и другого дурака, Марзака, высокого старика с лысою головою. Морок, плечистый мужик с окладистою бородой и темными глазами навыкате, слыл за отчаянную башку и не боялся никого. С ним под руку ворвался в кабак совсем пьяный Терешка-казак.
- Сорок восемь серебром… приказываю… - бормотал Терешка и полез к стойке.
- Терешка, хочешь водки? - окликнул его Окулко. - Рачителиха, давай им всем по стакану… Парасковея, аль не узнала?.. Наливай еще по стакану! - командовал развеселившийся Окулко. - Всем воля вышла… Гуляй на все, сдачи не будет.
- Окулко, возьмите меня с собой козаковать? - приставал к разбойнику Терешка-казак, не понимавший, что делает. - Я верхом поеду… Теперь, брат, всем воля: не тронь!
- У нас хлеб дорогой, а ты глуп. Нет, брат, нам с тобой не по пути… - отвечал Окулко, чутко прислушиваясь к каждому звуку.
- Я?.. Запорожец… эге!.. Хочешь, потянемся на палке…
- Ступай к своему батьке да скажи ему, чтобы по спине тебя вытянул палкой-то… - смеялся Окулко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119