-- Опять жены испугался? -- как обычно, отбрасывая дипломатию в сторону, спросил Александр Степанович.
Вася с многозначительной беспомощностью развел руками: и согласиться боюсь, но и возразить нечего.
Взгляд его приник к Юлии Александровне и сразу, словно ожегшись, от нее оторвался.
"Она все такая же... очаровательная?" -- вспомнила Катя грустный, не сумевший скрыть сочувствия к самой себе вопрос Анастасии Петровны.
"Неужели она к маме его ревнует? Ревновала бы лучше ко мне! Тут по крайней мере были бы основания", -- подумала Катя.
Часа через два, когда она с головой накрылась одеялом, что любила делать перед сном, точно привыкая к абсолютной темноте, одеяла коснулась Юлия Александровна. Катина голова сразу же обнаружилась на подушке.
-- Ты, возможно, права, -- прошептала Юлия Александровна. -- Насчет Васи... Грех судить людей за внешние проявления, даже если они неприятны.
Катя поняла, что мама понемногу начинала ценить внутренние Васины проявления. И, обрадованная этим, осторожно притянула к себе Юлию Александровну за плечи, по-девичьи нежные и беззащитные.
6
Ректора Алексея Алексеевича Катя видела всего дважды. Один раз в аллее больничного парка, а второй -- в зале педагогического института. Его голова как бы вынырнула из алых цветов. Лицо продолжало быть улыбающимся, а глаза, казалось, закрылись лишь для того, чтобы азартно подмигнуть сразу всем своим друзьям и знакомым. Профессора и студенты, гардеробщицы и уборщицы прощались с Тумановым. А в его лице ничего прощального не было.
Катя до того дня не знала, как плачут мужчины... Александр Степанович не плакал. Он замер у изголовья своего Друга. Мощный, со львиной головой и лицом, изрытым траншеями, он выглядел скульптурой, установленной возле гроба. И Катя не представляла себе, как он будет произносить слова.
Дома Юлия Александровна еле слышно, стыдясь себя, но будучи не в силах удержаться, сказала отцу:
-- Может, траурный митинг будет вести... кто-нибудь помоложе? С твоим сердцем...
-- Терпеть не могу людей, которые берегут себя даже на похоронах! --глухо отрезал Александр Степанович.
А Катя изумилась: "Неужели мама догадывается о том, что мы так старательно от нее скрывали? Иначе откуда же эти слова "с твоим сердцем..."?"
На своей второй и последней встрече с Алексеем Алексеевичем Катя присутствовала не как внучка Малинина и не как дочь Юлии Александровны, а уже как студентка первого курса педагогического института.
Дедушка заговорил так тихо, что в зале воцарилось абсолютное, вакуумное безмолвие... Но внезапно Катя услышала за спиной торопящийся сообщить новость, не поддавшийся трауру шепоток:
-- Это будущий ректор. Все уже решено... А Кульков, естественно, станет проректором.
-- Беда никогда не приходит одна! -- через неделю после похорон не проговорил, а пробормотал, раздеваясь в коридоре, Александр Степанович.
Кате вновь почудилось, что чересчур густые и обильные волосы были тяжелы для маминой хрупкой головки. Глаза Юлии Александровны, которые постоянно и остро что-нибудь выражали, наполнились сдержанной и оттого особо ощутимой тревогой.
-- Какая беда? -- спросила она. И погрузила в ладони лицо, которое почти все в них уместилось.
-- Письмо сочинили... Оно пришло вслед за Алешиной смертью. Но завтра же прибудет комиссия... Она всего из трех человек. Двое не смогут немедленно приступить к своей исследовательской работе: в городе, как вы знаете, свирепствует грипп. Так что завтра будет только один. Но и его одного величают "комиссией".
-- А кто... это сделал? -- выдохнула Юлия Александровна.
-- "Кабы знала я, кабы ведала"... -- полупроговорил-полупропел Александр Степанович.
-- А что... там написано? -- Глаза Юлии Александровны заранее выразили брезгливость. Но тревога от этого не потухла.
-- На новейшем аппарате сняли копию, чтобы я мог ознакомиться. И защититься! Но защищаться неизвестно от кого -- сложновато, согласитесь, мои родные. Тем более, что письмо опять накорябано почти детским почерком.
-- Что значит "опять"? Такие письма разве уже приходили?
-- Оговорился... Прости. Я что-то устал...
Устал он очень заметно -- и поэтому был не в силах скрыть тягостное происшествие от дочери, которую всегда так щадил.
-- А конкретно-то там... о чем? -- сдержанно, одними губами, но уже теряя терпение, допытывалась Юлия Александровна.
-- Как обычно, по поводу меня, Васи... Но и по поводу тебя, Юленька. И даже по поводу Кати!
При имени дочери Юлия Александровна вздрогнула.
-- Кате я не хотел показывать... А потом решил: "Пусть закаляется!"
Не обманывать молодых иллюзиями -- это было педагогическим кредо Александра Степановича.
-- Вот почитайте!
Видимо, от той же усталости он протянул письмо Кате, которая ближе к нему находилась.
Катя, обретавшая в минуты опасности твердость, взяла письмо так, словно ничего опасного в нем не таилось.
Автор письма негодовал оттого, что в пединституте, под одной крышей, как у себя дома, расположились не только друзья-приятели, но и целые "родовые общины", которые все разрастаются, ибо, как утверждал еще Грибоедов, "ну как не порадеть родному человечку!"
-- Фамилий здесь нет, -- с некоторым облегчением выдохнула Юлия Александровна.
-- Они и не требуются. "Община", которая все разрастается, в институте одна. Союз единомышленников обозвать "общиной"! Если взирать на людской род таким образом, то... к примеру, и тот факт, что супруги Жолио Кюри всю жизнь занимались одним общим делом, покажется подозрительным. Да еще и мир сообща защищали! А Поль Лафарг и его жена Лаура в своей семейной сплоченности до того дошли, что даже жизнь вместе покинули. Сговорились! А братья Грим? А Дюма-отец и Дюма-сын... Эти вообще лавочку открыли какую-то! И подписывались, потеряв совесть, весьма цинично: "отец", "сын".
-- Ты еще не утратил способности шутить? -- печально удивилась Юлия Александровна.
-- Пытаюсь глотнуть кислорода. Но, увы, пока не получается. А друзья-приятели? Это мы с Васей. Я что-то устал...
В самый разгар ночи Катя вздрогнула, даже подпрыгнула под одеялом, точно от пинка, который кто-то ей дал снизу, из-под кровати. И резко, будто и не спала, спрыгнула на пол.
Кате приснилось, что почерк, которым было, как выразился дедушка, "накорябано" очередное письмо без подписи, ей знаком. Даже очень знаком... Что она видела эти округлые, по-ученически педантично выведенные буквы. Видела, видела!... Полминуты поразмышляв, она бросилась к ящику, в котором невесть для чего сберегала рукописи статей, очерков и заметок, публиковавшихся в школьном журнале. Зажгла настольную лампу -- и стала с отчаянной нетерпеливостью перебирать, рыться, отбрасывать. И нашла! Это была статья о том, как неразрывные узы братства и законы верности помогли "кучке" людей стать "могучей".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15