Но, прежде чем покинуть палату, обе с таинственной, негромкой торжественностью сообщили, что я могу поздравить Екатерину Ильиничну.
- С чем? - спросил я, когда женщины тактично оставили нас вдвоем.
- Неудобно ликовать в такой больнице... в такой палате. Но оказалось, что операция мне ни к чему. Можно обойтись без нее! Что значит самовнушение? Достаточно было знаменитому профессору сделать это открытие, как я начала поправляться, полнеть. Заметно? Я слушаю... Отвечай!
- И цвет лица изменился!
Я обратил на это внимание сразу, с порога: на щеках у Екатерины Ильиничны проступил розовый цвет, как это бывало, когда она волновалась. Кожа натянулась, расправилась.
- Прибавила два кило! - победоносно прошептала она. - Я знала, что мнительность точит, сбивает с толку, создает опасные миражи. Но весь кошмар самоедства стал ясен мне лишь сейчас. Вот сказали: "Обойдемся без операции!" - и я расцвела. Хорошо, что дочь раньше времени напугать не успела.
От счастья я вытянул вперед руки, не успевшие еще обрести соответствие с туловищем, потер ладони. Повнимательней рассмотрел Екатерину Ильиничну - и полностью согласился со знаменитым профессором.
- Вас избрали здесь "палатной руководительницей"? Это видно!
- Я сама себя утвердила. Не забывай, какой эпитет прилагали к моему имени! - Она не спеша оперлась на руку и величественно преобразила больничную койку в ложе. - Болтаю на радостях что-то несусветное. Оттягиваю торжественный момент! Ну, покажи мне... Неужели все сделал?
Она поднялась с постели в расписном халате цвета ее волос.
Я осторожно распеленал доску и поднял вверх, закрыв ею себя. Екатерина Ильинична не смогла устоять на ногах. Расставшись с величием, она присела на край постели и еле слышно, срывающимся голосом прочитала:
- "Здесь жили, прямо из школы ушли на войну и геройски погибли: Владимир Бугров, Андрей Добровольский, Александр Лепешкин, Борис Лунько, Сергей Нефедов, Дмитрий Савельев, Таня Ткачук. Вечная память героям!"
Я поставил доску на стол, прислонил к стене. А Екатерина Ильинична тревожно ходила по палате, мерила ее шагами во всех направлениях. Приближалась к доске, перечитывала вслух одно имя, потом другое.
- Это нужно было сделать давно! - сказала она. - Но хоть сейчас... Слава богу, что дожила! Теперь каждый день буду приходить к вам в дом. Спасибо, Петя...
Неожиданно она подошла и поцеловала меня в лоб, который был мокрым. Я стал вытирать его платком, хотя было уже поздно.
- Может быть, и другие... так сделают? - сказала она. - Сигнальщики и Горнисты! Сколько на нашей земле домов, где жили герои... Не сосчитать!
- Вы когда выписываетесь? - спросил я.
- Дня через три. Будем вместе приносить им цветы. Ты согласен? Я слушаю...
Я утвердительно замахал своими несуразными ручищами.
- В общем, моя операция отменилась! А твоя "операция" прошла замечательно. Спасибо... Сигнальщик!
В коридоре возле белого столика разговаривал по телефону молодой врач с русой бородкой и преждевременной лысиной. Он тер, точно полировал, свою лысину, вспоминая, как проехать к Театру оперетты. Меня всегда поражало, что окружающий их мир страданий не в силах оторвать врачей от обыкновенных забот. Даже от спортивных страстей, а теперь, оказалось, - и от оперетты. "Все правильно, - подумал я. - Они должны исцелять, а не приплюсовывать боль к боли и к печали - печаль".
- Подожди, - остановил меня врач. Договорил и, оставив в покое лысину, строго осведомился: - Это что у тебя?
Он указал на доску, обернутую в мамин медицинский халат.
- Подарок, - ответил я.
- Почему же обратно его несешь? - Он потер лысину. - Впрочем, не в этом дело. Тебе сколько лет?
- Шестнадцать, - соврал я зачем-то, прибавив себе два с половиной года. И, как напоказ, вытянул шею и руки.
Врач указал на белую дверь палаты, в которой лежала Екатерина Ильинична:
- Родственник?
- Да.
- А почему другие-то родственники не навещают?
- Других... нет.
- Ну, если нет... - Он медленно, словно на что-то решаясь, потер свою лысину. - Если нет... тогда зайдем в ординаторскую.
Когда мы зашли, он спросил:
- Тайну хранить умеешь?
- Умею.
- Так вот... Операцию делать не будем. Нет смысла.
- В каком смысле?
- Сроки пропущены. Поздно уже.
- Но она стала лучше выглядеть!
- Так бывает...
Я вернулся домой. Мамы не было. Я вновь распеленал доску, прислонил ее к окну.
На дереве солнцем было написано: "Здесь жили, прямо из школы ушли на войну и геройски погибли
Владимир Бугров
Андрей Добровольский
Александр Лепешкин
Борис Лунько
Сергей Нефедов
Дмитрий Савельев
Таня Ткачук
Вечная память героям!"
- И Екатерине Ильиничне, у которой они учились... - добавил я вслух.
Прошло много лет. Но каждый раз, входя в наш дом или покидая его, я смотрю на потемневшую уже дубовую доску и мысленно говорю: "Вечная память... Ненавижу войну!"
1 2 3 4 5 6 7 8
- С чем? - спросил я, когда женщины тактично оставили нас вдвоем.
- Неудобно ликовать в такой больнице... в такой палате. Но оказалось, что операция мне ни к чему. Можно обойтись без нее! Что значит самовнушение? Достаточно было знаменитому профессору сделать это открытие, как я начала поправляться, полнеть. Заметно? Я слушаю... Отвечай!
- И цвет лица изменился!
Я обратил на это внимание сразу, с порога: на щеках у Екатерины Ильиничны проступил розовый цвет, как это бывало, когда она волновалась. Кожа натянулась, расправилась.
- Прибавила два кило! - победоносно прошептала она. - Я знала, что мнительность точит, сбивает с толку, создает опасные миражи. Но весь кошмар самоедства стал ясен мне лишь сейчас. Вот сказали: "Обойдемся без операции!" - и я расцвела. Хорошо, что дочь раньше времени напугать не успела.
От счастья я вытянул вперед руки, не успевшие еще обрести соответствие с туловищем, потер ладони. Повнимательней рассмотрел Екатерину Ильиничну - и полностью согласился со знаменитым профессором.
- Вас избрали здесь "палатной руководительницей"? Это видно!
- Я сама себя утвердила. Не забывай, какой эпитет прилагали к моему имени! - Она не спеша оперлась на руку и величественно преобразила больничную койку в ложе. - Болтаю на радостях что-то несусветное. Оттягиваю торжественный момент! Ну, покажи мне... Неужели все сделал?
Она поднялась с постели в расписном халате цвета ее волос.
Я осторожно распеленал доску и поднял вверх, закрыв ею себя. Екатерина Ильинична не смогла устоять на ногах. Расставшись с величием, она присела на край постели и еле слышно, срывающимся голосом прочитала:
- "Здесь жили, прямо из школы ушли на войну и геройски погибли: Владимир Бугров, Андрей Добровольский, Александр Лепешкин, Борис Лунько, Сергей Нефедов, Дмитрий Савельев, Таня Ткачук. Вечная память героям!"
Я поставил доску на стол, прислонил к стене. А Екатерина Ильинична тревожно ходила по палате, мерила ее шагами во всех направлениях. Приближалась к доске, перечитывала вслух одно имя, потом другое.
- Это нужно было сделать давно! - сказала она. - Но хоть сейчас... Слава богу, что дожила! Теперь каждый день буду приходить к вам в дом. Спасибо, Петя...
Неожиданно она подошла и поцеловала меня в лоб, который был мокрым. Я стал вытирать его платком, хотя было уже поздно.
- Может быть, и другие... так сделают? - сказала она. - Сигнальщики и Горнисты! Сколько на нашей земле домов, где жили герои... Не сосчитать!
- Вы когда выписываетесь? - спросил я.
- Дня через три. Будем вместе приносить им цветы. Ты согласен? Я слушаю...
Я утвердительно замахал своими несуразными ручищами.
- В общем, моя операция отменилась! А твоя "операция" прошла замечательно. Спасибо... Сигнальщик!
В коридоре возле белого столика разговаривал по телефону молодой врач с русой бородкой и преждевременной лысиной. Он тер, точно полировал, свою лысину, вспоминая, как проехать к Театру оперетты. Меня всегда поражало, что окружающий их мир страданий не в силах оторвать врачей от обыкновенных забот. Даже от спортивных страстей, а теперь, оказалось, - и от оперетты. "Все правильно, - подумал я. - Они должны исцелять, а не приплюсовывать боль к боли и к печали - печаль".
- Подожди, - остановил меня врач. Договорил и, оставив в покое лысину, строго осведомился: - Это что у тебя?
Он указал на доску, обернутую в мамин медицинский халат.
- Подарок, - ответил я.
- Почему же обратно его несешь? - Он потер лысину. - Впрочем, не в этом дело. Тебе сколько лет?
- Шестнадцать, - соврал я зачем-то, прибавив себе два с половиной года. И, как напоказ, вытянул шею и руки.
Врач указал на белую дверь палаты, в которой лежала Екатерина Ильинична:
- Родственник?
- Да.
- А почему другие-то родственники не навещают?
- Других... нет.
- Ну, если нет... - Он медленно, словно на что-то решаясь, потер свою лысину. - Если нет... тогда зайдем в ординаторскую.
Когда мы зашли, он спросил:
- Тайну хранить умеешь?
- Умею.
- Так вот... Операцию делать не будем. Нет смысла.
- В каком смысле?
- Сроки пропущены. Поздно уже.
- Но она стала лучше выглядеть!
- Так бывает...
Я вернулся домой. Мамы не было. Я вновь распеленал доску, прислонил ее к окну.
На дереве солнцем было написано: "Здесь жили, прямо из школы ушли на войну и геройски погибли
Владимир Бугров
Андрей Добровольский
Александр Лепешкин
Борис Лунько
Сергей Нефедов
Дмитрий Савельев
Таня Ткачук
Вечная память героям!"
- И Екатерине Ильиничне, у которой они учились... - добавил я вслух.
Прошло много лет. Но каждый раз, входя в наш дом или покидая его, я смотрю на потемневшую уже дубовую доску и мысленно говорю: "Вечная память... Ненавижу войну!"
1 2 3 4 5 6 7 8