Видимо, завязалась борьба. Ему удалось скрыться. Расположение вашего дома он знал. Поэтому и заполз в вашу квартиру, пытаясь спрятаться.
— Если он умирал, почему в таком случае не попытался отыскать врача?
— Врач вызвал бы полицию. К тому же этот человек, видимо, все-таки надеялся на то, что сможет выжить. А в тюрьму попадать ему не хотелось. В нашем случае, мы, быть может, ему бы и помогли.
— Или сравняли бы с ним счеты. Хьюстон кивнул.
— Но все получилось совсем не так, как он запланировал. Видишь ли, я просто не знаю. Он бредил. Мог просто заползти к тебе в комнату, сам о том не подозревая. Но он заговорил. Сказал, что Харон использовал его в последний раз, а затем убил, чтобы я не смог его отыскать и поговорить.
— Это именно то, о чем я вчера говорила, — кто-то убирает за собой дом и подчищает всю грязь, что оставил.
— И успешно справляется с этим. Теперь мы с тобой… — Хьюстон не знал, как закончить, да и не хотел этого делать.
— Являемся последними каплями на его ковре.
Пит закусил губу.
Монсар что-то спросил. Симона объяснила. Старик встревоженно переводил взгляд с нее на Пита.
— Вполне возможно, что и Эндрюс в опасности, — предложил Хьюстон.
— Он звонил, — сказала Симона. Пит выпрямился в кресле.
— Когда?
— Днем. Он начал проверять дальше. Взводный лейтенант был не с теми, кто исчез.
— Значит, он жив?
— Сержант ему позвонил. Лейтенант все еще помнит тех девятерых пропавших. Никак не может понять, что же с ними случилось. Как тебе известно, битв было две. Одна здесь, вторая — в пятидесяти милях севернее.
Пит кивнул.
— Так вот: вторая битва. Они исчезли во время второй битвы.
— Тогда зачем притворяться, что они были убиты и погребены здесь, в Сен-Лоране?
— Для того, чтобы отвлечь внимание от действительного хода событий.
— Каких таких “событий”?
Симона просто посмотрела на него. Монсар стал что-то спрашивать. Хьюстон просто не обратил на него внимание.
— Харон, — сказал он. — Нечто белое. Верлен. Симона оборвала свои объяснения отцу на середине фразы и развернулась лицом к Питу.
— Что?
— Я забыл. Вчера, перед самой смертью, этот мужчина сказал: “Найдите Верлена”. Все бессмысленно. Кто такой этот Верлен? И каким, черт побери, образом мы сможем его отыскать?
— Не его. А это. — Кошмарный взгляд ее глаз потряс Хьюстона.
— Ты его знаешь?
— Неужели не помнишь? Еще тогда в Ронсево. Беллэй. Ну, когда сидели в офисе. Эти полицейские на заднем плане, которые все время названивали по телефону…
Хьюстон безуспешно старался вспомнить.
— Он говорил с ними.
— И они сказали, что этот блок офисных зданий…
— …снимал один агент.
— А агент…
— …ответил, что здание снято “Верлен Энтерпрайзис”. — Хьюстона передернуло.
— Так что не “он”. А оно. Этот мужчина имел в виду “Верлен Энтерпрайзис”.
Хьюстон мгновенно поднялся на ноги.
— Одевайся. Мы уезжаем.
— Куда?
— В Ронсево.
Монсар твердо произнес:
— Нон.
В комнате все затихло. Хьюстон удивленно повернулся к старику.
Подчеркивая свои слова жестами, Монсар заговорил горячо.
— В чем дело? — спросил Хьюстон.
— Отец понимает твои намерения. Но хочет, чтобы ты остался. Говорит, что тебе нужно отдохнуть, поесть.
— Времени нет.
— Он говорит, что одна ночь погоды не сделает. Я считаю, что он прав. Мы приедем в город уже после полуночи. И что станем делать? Беллэя в офисе не будет.
— Мы его разбудим.
— И напичкаем своими предположениями… Сонный человек будет враждебно настроен.
Хьюстон крепче обхватил подлокотники кресла. Срочность и неотложность дела звала в дорогу, но разум подсказывал, что лучше принять совет Монсара.
— Отец за нас беспокоится. Он считает, что мы должны скрываться.
— И жить в страхе, пока нас не обнаружат? Сейчас, по крайней мере, если нам и жутко, мы все же кое-что делаем.
— Ты можешь вернуться в Штаты.
— Тебе именно этого хочется?
— Я ведь только перевожу, что говорит отец. Он считает, что если ты вернешься домой, они почувствуют себя в безопасности и прекратят нас преследовать.
— Но ведь ты останешься. И в опасности.
— Нет, отец считает, что без тебя мне ничто не грозит.
Хьюстон зло уставился на Симону. Он почувствовал, как боль и смятение раздирают его на части.
— Я не могу уехать. Есть неоплаченный должок. Жена. Словно поняв его тираду, старик глубоко вздохнул. И заговорил снова. Симона перевела.
— Он просит тебя пойти на компромисс.
— На какой?
— Предлагает гостеприимство на единственную и последнюю ночь. А затем просит, чтобы ты уважил его отцовские чувства. То есть уехал, оставил меня в покое и искал бы собственной смерти, но не моей.
— Симона, тебе ведь хорошо известно, что я не желаю твоей смерти.
— Я только перевела.
— Но ты-то, что скажешь? Скажи, чего хочешь? Я все сделаю. Если тебе будет удобнее, я сейчас уйду.
— Этот вчерашний мужчина. Отец говорит…
Кто-то стукнул в дверь кулаком. Грохот словно встряхнул всю комнату. Симона в страхе прервала фразу на середине.
— Ну, скажи же, — настаивал Хьюстон. Отец не дал ей сказать.
— Антре!
Дверь распахнулась. Молоденький официант в курточке без единого пятнышка вкатил в комнату столик. Из-под серебряных крышек просачивались вкуснейшие ароматы. В корзиночке, накрытая белой салфеткой, лежала французская булка. В бутылке поблескивало красное вино.
— Я не голоден, — сказал Хьюстон. И зарыдал.
26
Он смотрел вниз из комнаты, находящейся на последнем этаже. “Затея Монсара”, — думал Хьюстон. Он был уверен в том, что отец лично выбрал этот номер, чтобы держать Симону как можно дальше от него. Монсар с ними поужинал, делая все возможное, чтобы роль обеспокоенного отца была всем понятна. Возможности поговорить наедине не было. Через пятнадцать секунд после того, как Хьюстону показали комнату, они с Симоной ретировались, и Хьюстон больше ее не видел.
С тех пор прошло три часа. Сейчас был час ночи, и Хьюстон, хмурясь, стоял у окна, глядя на парк, раскинувшийся внизу, и на туман, который плыл между деревьями. Фонари прожектора вокруг гостиницы отключили. Пит не зажигал свет, — так было меньше шансов оказаться подстреленным. Но хмурился он вовсе не оттого, что чувствовал себя в опасности. А оттого, что не понимал, никак не мог понять Симону: почему она его бросила, почему изменила свое отношение. Пит даже не осознавал, насколько он стал зависеть от нее.
И теперь эта зависимость ему страшно мешала: он чувствовал себя одиноким. Снова. И неизвестное будущее придется встречать лицом к лицу. Одному. Возможна смерть. Он оперся о раму и напомнил себе о том, что в конце концов Симона была права. Нет никакого смысла рисковать жизнью и ей тоже.
“Неужели я настолько эгоистичен, что захочу принудить Симону к тому, чтобы она разделила со мной поджидающую опасность, только бы не чувствовать себя одиноким?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Если он умирал, почему в таком случае не попытался отыскать врача?
— Врач вызвал бы полицию. К тому же этот человек, видимо, все-таки надеялся на то, что сможет выжить. А в тюрьму попадать ему не хотелось. В нашем случае, мы, быть может, ему бы и помогли.
— Или сравняли бы с ним счеты. Хьюстон кивнул.
— Но все получилось совсем не так, как он запланировал. Видишь ли, я просто не знаю. Он бредил. Мог просто заползти к тебе в комнату, сам о том не подозревая. Но он заговорил. Сказал, что Харон использовал его в последний раз, а затем убил, чтобы я не смог его отыскать и поговорить.
— Это именно то, о чем я вчера говорила, — кто-то убирает за собой дом и подчищает всю грязь, что оставил.
— И успешно справляется с этим. Теперь мы с тобой… — Хьюстон не знал, как закончить, да и не хотел этого делать.
— Являемся последними каплями на его ковре.
Пит закусил губу.
Монсар что-то спросил. Симона объяснила. Старик встревоженно переводил взгляд с нее на Пита.
— Вполне возможно, что и Эндрюс в опасности, — предложил Хьюстон.
— Он звонил, — сказала Симона. Пит выпрямился в кресле.
— Когда?
— Днем. Он начал проверять дальше. Взводный лейтенант был не с теми, кто исчез.
— Значит, он жив?
— Сержант ему позвонил. Лейтенант все еще помнит тех девятерых пропавших. Никак не может понять, что же с ними случилось. Как тебе известно, битв было две. Одна здесь, вторая — в пятидесяти милях севернее.
Пит кивнул.
— Так вот: вторая битва. Они исчезли во время второй битвы.
— Тогда зачем притворяться, что они были убиты и погребены здесь, в Сен-Лоране?
— Для того, чтобы отвлечь внимание от действительного хода событий.
— Каких таких “событий”?
Симона просто посмотрела на него. Монсар стал что-то спрашивать. Хьюстон просто не обратил на него внимание.
— Харон, — сказал он. — Нечто белое. Верлен. Симона оборвала свои объяснения отцу на середине фразы и развернулась лицом к Питу.
— Что?
— Я забыл. Вчера, перед самой смертью, этот мужчина сказал: “Найдите Верлена”. Все бессмысленно. Кто такой этот Верлен? И каким, черт побери, образом мы сможем его отыскать?
— Не его. А это. — Кошмарный взгляд ее глаз потряс Хьюстона.
— Ты его знаешь?
— Неужели не помнишь? Еще тогда в Ронсево. Беллэй. Ну, когда сидели в офисе. Эти полицейские на заднем плане, которые все время названивали по телефону…
Хьюстон безуспешно старался вспомнить.
— Он говорил с ними.
— И они сказали, что этот блок офисных зданий…
— …снимал один агент.
— А агент…
— …ответил, что здание снято “Верлен Энтерпрайзис”. — Хьюстона передернуло.
— Так что не “он”. А оно. Этот мужчина имел в виду “Верлен Энтерпрайзис”.
Хьюстон мгновенно поднялся на ноги.
— Одевайся. Мы уезжаем.
— Куда?
— В Ронсево.
Монсар твердо произнес:
— Нон.
В комнате все затихло. Хьюстон удивленно повернулся к старику.
Подчеркивая свои слова жестами, Монсар заговорил горячо.
— В чем дело? — спросил Хьюстон.
— Отец понимает твои намерения. Но хочет, чтобы ты остался. Говорит, что тебе нужно отдохнуть, поесть.
— Времени нет.
— Он говорит, что одна ночь погоды не сделает. Я считаю, что он прав. Мы приедем в город уже после полуночи. И что станем делать? Беллэя в офисе не будет.
— Мы его разбудим.
— И напичкаем своими предположениями… Сонный человек будет враждебно настроен.
Хьюстон крепче обхватил подлокотники кресла. Срочность и неотложность дела звала в дорогу, но разум подсказывал, что лучше принять совет Монсара.
— Отец за нас беспокоится. Он считает, что мы должны скрываться.
— И жить в страхе, пока нас не обнаружат? Сейчас, по крайней мере, если нам и жутко, мы все же кое-что делаем.
— Ты можешь вернуться в Штаты.
— Тебе именно этого хочется?
— Я ведь только перевожу, что говорит отец. Он считает, что если ты вернешься домой, они почувствуют себя в безопасности и прекратят нас преследовать.
— Но ведь ты останешься. И в опасности.
— Нет, отец считает, что без тебя мне ничто не грозит.
Хьюстон зло уставился на Симону. Он почувствовал, как боль и смятение раздирают его на части.
— Я не могу уехать. Есть неоплаченный должок. Жена. Словно поняв его тираду, старик глубоко вздохнул. И заговорил снова. Симона перевела.
— Он просит тебя пойти на компромисс.
— На какой?
— Предлагает гостеприимство на единственную и последнюю ночь. А затем просит, чтобы ты уважил его отцовские чувства. То есть уехал, оставил меня в покое и искал бы собственной смерти, но не моей.
— Симона, тебе ведь хорошо известно, что я не желаю твоей смерти.
— Я только перевела.
— Но ты-то, что скажешь? Скажи, чего хочешь? Я все сделаю. Если тебе будет удобнее, я сейчас уйду.
— Этот вчерашний мужчина. Отец говорит…
Кто-то стукнул в дверь кулаком. Грохот словно встряхнул всю комнату. Симона в страхе прервала фразу на середине.
— Ну, скажи же, — настаивал Хьюстон. Отец не дал ей сказать.
— Антре!
Дверь распахнулась. Молоденький официант в курточке без единого пятнышка вкатил в комнату столик. Из-под серебряных крышек просачивались вкуснейшие ароматы. В корзиночке, накрытая белой салфеткой, лежала французская булка. В бутылке поблескивало красное вино.
— Я не голоден, — сказал Хьюстон. И зарыдал.
26
Он смотрел вниз из комнаты, находящейся на последнем этаже. “Затея Монсара”, — думал Хьюстон. Он был уверен в том, что отец лично выбрал этот номер, чтобы держать Симону как можно дальше от него. Монсар с ними поужинал, делая все возможное, чтобы роль обеспокоенного отца была всем понятна. Возможности поговорить наедине не было. Через пятнадцать секунд после того, как Хьюстону показали комнату, они с Симоной ретировались, и Хьюстон больше ее не видел.
С тех пор прошло три часа. Сейчас был час ночи, и Хьюстон, хмурясь, стоял у окна, глядя на парк, раскинувшийся внизу, и на туман, который плыл между деревьями. Фонари прожектора вокруг гостиницы отключили. Пит не зажигал свет, — так было меньше шансов оказаться подстреленным. Но хмурился он вовсе не оттого, что чувствовал себя в опасности. А оттого, что не понимал, никак не мог понять Симону: почему она его бросила, почему изменила свое отношение. Пит даже не осознавал, насколько он стал зависеть от нее.
И теперь эта зависимость ему страшно мешала: он чувствовал себя одиноким. Снова. И неизвестное будущее придется встречать лицом к лицу. Одному. Возможна смерть. Он оперся о раму и напомнил себе о том, что в конце концов Симона была права. Нет никакого смысла рисковать жизнью и ей тоже.
“Неужели я настолько эгоистичен, что захочу принудить Симону к тому, чтобы она разделила со мной поджидающую опасность, только бы не чувствовать себя одиноким?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51