И наши шлемы точно напоминают морду этого существа.
«Пустынная владычица» печально смотрела на нас, переводя взгляд на мертвого самца и обратно. Вслед за ней из норы выбралась вторая самка, потом третья. Никто, кроме меня, не обращал на них внимания.
— Здесь хоронить Завалу нельзя, — сказала Абрайра. — Самки съедят его. Давайте погрузим его в машину.
Абрайра и Перфекто подняли Завалу и перевалили через поручни, как мешок с камнями. Мавро поднялся по холму и осмотрел мертвого «пустынного владыку», потом заглянул в его логово. Самки фыркали и отпрыгивали от Мавро, но, казалось, не испугались, а заинтересовались.
— Эти существа знают, как обращаться со своими самками, — заметил Мавро, глядя на них. — Нужно вырвать женщине руки, тогда она не сможет тебе сопротивляться!
— Это делают не самцы, — ответила Абрайра. — Матери сами отрывают им руки при рождении, чтобы они зависели от самцов. — Я удивился, откуда ей это известно, потом вспомнил первое правило сражения: знай своего врага. Абрайра знала, что на Пекаре есть другие противники, кроме ябандзинов.
— Ха! Вы только поглядите на эту нору! — крикнул Мавро. — Абсолютно круглая и зацементирована, как плавательный бассейн. И прикрыта, чтобы нельзя было заглянуть сверху. — Он столкнул в нору землю, потом вернулся к машине и забрался в нее.
Тело у меня отяжелело, голова отупела, но любопытство заставило спросить:
— Они что, производят цемент? Может, они разумны?
Абрайра покачала головой.
— «Пустынные владыки»? Нет. Готовя цемент, они смешивают грязь с гравием и ветвями, это у них прирожденная способность. Они не умнее обезьян, но гораздо кровожаднее.
Я чувствовал себя виноватым: задаю глупые вопросы, когда Завала лежит мертвый. И почему-то страшно рассердился на самураев за то, что они не рассказали нам об этих животных. Впрочем, даже если бы я о них знал, это не спасло бы Завалу.
Все сели в машину, и Абрайра включила двигатель. Спросила:
— Что нам делать с самками? Без самца они погибнут с голоду.
— Оставь их, — ответил Мавро. — Может, найдут другого самца.
Мы двинулись. «Пустынные владычицы» подняли головы, и над пустыней пронесся пронзительный свист. Потом они погнались за нашей машиной, как собака бежит за машиной хозяина. Солнце опустилось за горизонт, стало темно.
Абрайра еще час вела машину при свете Шинчжу, «жемчужины», меньшего спутника Пекаря, пока мы не добрались до каменистой местности, где можно было похоронить Завалу. У меня подгибались колени, и я не мог носить камни для насыпи. Эту работу делали остальные.
Я чувствовал себя внутренне опустошенным и подумал, ощущают ли остальные то же самое. Все время ждал, что Абрайра сорвется и заплачет. Но все продолжали деловито собирать камни в груду. Абрайра когда-то пообещала, что не будет горевать, если кто-то из нас погибнет. Теперь Завала мертв, и она как будто выполняет свое обещание. И я опять подумал, жива ли она на самом деле. Или умерла для всяких чувств?
Мы похоронили Завалу под камнями, и, пока все стояли на коленях, Абрайра прочла молитву. И, несмотря на свое обещание, заплакала.
Мы уже готовы были двинуться дальше, когда Абрайра подняла голову и посмотрела вдаль.
— Три самки следуют за нами, — сказала она. — Они бегут к нам в пяти километрах отсюда. — Мое инфракрасное зрение не позволяло рассмотреть подробности на таком расстоянии. — Когда «пустынный владыка» убивает соперника, самки переходят к победителю, — продолжала Абрайра. — Эти самки хотят жить с нами. Лучше не будем их оставлять: они могут выкопать Завалу.
Мы погрузились в машину и повернули назад. Встретили самок через километр, и Мавро ударил их плазмой. Плазма прожгла их экзоскелет и осветила изнутри, ясно выделялись светло-голубые сосуды и внутренние органы. Особенно четко виднелся экзоскелет, словно из желтого пластика.
Убив «пустынных владычиц», мы снова повернули машину, но еще несколько часов я вместе со сладким запахом местных растений ощущал аромат орхидей.
Глава семнадцатая
Всю ночь Абрайра вела машину по пустыне, беря то правее, то левее, отыскивая след армии. Звон у меня в ушах немного стих, но голова болела, и я все никак не мог сфокусировать взгляд, поэтому принял болеутоляющее. Звуки и запахи ночи на Пекаре возбуждали: шелест крыльев опаловых птиц, свист и крики невидимых животных, сливающиеся в странный хор, музыка вселенной, к которой я не принадлежу. Запахи поражали еще больше: многие из животных Пекаря общаются химическим путем, и нас окружали, наряду с ароматом растений, следы их отметок. Часто эти запахи были приятны, как запах орхидей «пустынных владык»; иногда отвратительны, как горькая мускусная вонь пятиметровых броненосцев Пекаря, оставляющих за собой слизистый след.
Я чувствовал приближение безумия, приступ экошока, — следствие слишком длительного общения с чуждым мне миром. Вспомнил, как в колледже читал о трудностях тех, кто обретает зрение в зрелом возрасте, прожив всю предыдущую жизнь в темноте: один человек выпал из окна четвертого этажа — он перегнулся через подоконник, чтобы понюхать розы, ему показалось, что они в метре от его руки; другой чуть не сошел с ума от страха, стараясь договориться с толпой; слепым он делал это вполне успешно. Для таких людей бремя зрения оказывалось часто слишком тяжелым. Те, кто не мог с ним справиться, случалось, требовали перерезать им соответствующие нервы, чтобы они смогли вернуться в привычный мир слепоты. А самые нетерпеливые могли вырвать глаза из глазниц. Такова боль от экошока.
Дважды над головой проходил большой спутник Пекаря — Роджин, «старик», и один раз меньший — Шинджу, «жемчужина». Мне по-прежнему трудно было смотреть. Все перед глазами расплывалось. На рассвете Шинджу взошла вместе с солнцем, и несколько мгновений мы наблюдали частичное солнечное затмение. Мы по-прежнему не могли отыскать следов армии и понемногу начали отчаиваться. Глаза у меня болели, и я большую часть времени держал их закрытыми.
Абрайра сказала скорее себе, чем нам:
— Должно быть, они двигались без остановки, не разбивая лагеря. Может, опасались преследования ябандзинов. А может, узнали что-то важное и решили продолжать движение всю ночь.
Если она права, мы отстали от своих компадрес по крайней мере на день. Солнце уже освещало многоцветные ленты опаруно тако, и это болезненно действовало на мое зрение. Я потер виски и сдержал стон. У нас есть о чем беспокоиться: без помощи от Гарсона мы даже не найдем дороги к Хотокэ-но-Дза. И если наши компадрес ушли далеко, мы их не обнаружим: вряд ли машины оставят заметный след на твердой почве пустыни. Делая непрерывные зигзаги, чтобы отыскать следы, мы все больше отстаем от них. Земля поросла многочисленными белыми растениями, целый лес высотой в метр, похоже на грибы, пропеченные и съежившиеся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
«Пустынная владычица» печально смотрела на нас, переводя взгляд на мертвого самца и обратно. Вслед за ней из норы выбралась вторая самка, потом третья. Никто, кроме меня, не обращал на них внимания.
— Здесь хоронить Завалу нельзя, — сказала Абрайра. — Самки съедят его. Давайте погрузим его в машину.
Абрайра и Перфекто подняли Завалу и перевалили через поручни, как мешок с камнями. Мавро поднялся по холму и осмотрел мертвого «пустынного владыку», потом заглянул в его логово. Самки фыркали и отпрыгивали от Мавро, но, казалось, не испугались, а заинтересовались.
— Эти существа знают, как обращаться со своими самками, — заметил Мавро, глядя на них. — Нужно вырвать женщине руки, тогда она не сможет тебе сопротивляться!
— Это делают не самцы, — ответила Абрайра. — Матери сами отрывают им руки при рождении, чтобы они зависели от самцов. — Я удивился, откуда ей это известно, потом вспомнил первое правило сражения: знай своего врага. Абрайра знала, что на Пекаре есть другие противники, кроме ябандзинов.
— Ха! Вы только поглядите на эту нору! — крикнул Мавро. — Абсолютно круглая и зацементирована, как плавательный бассейн. И прикрыта, чтобы нельзя было заглянуть сверху. — Он столкнул в нору землю, потом вернулся к машине и забрался в нее.
Тело у меня отяжелело, голова отупела, но любопытство заставило спросить:
— Они что, производят цемент? Может, они разумны?
Абрайра покачала головой.
— «Пустынные владыки»? Нет. Готовя цемент, они смешивают грязь с гравием и ветвями, это у них прирожденная способность. Они не умнее обезьян, но гораздо кровожаднее.
Я чувствовал себя виноватым: задаю глупые вопросы, когда Завала лежит мертвый. И почему-то страшно рассердился на самураев за то, что они не рассказали нам об этих животных. Впрочем, даже если бы я о них знал, это не спасло бы Завалу.
Все сели в машину, и Абрайра включила двигатель. Спросила:
— Что нам делать с самками? Без самца они погибнут с голоду.
— Оставь их, — ответил Мавро. — Может, найдут другого самца.
Мы двинулись. «Пустынные владычицы» подняли головы, и над пустыней пронесся пронзительный свист. Потом они погнались за нашей машиной, как собака бежит за машиной хозяина. Солнце опустилось за горизонт, стало темно.
Абрайра еще час вела машину при свете Шинчжу, «жемчужины», меньшего спутника Пекаря, пока мы не добрались до каменистой местности, где можно было похоронить Завалу. У меня подгибались колени, и я не мог носить камни для насыпи. Эту работу делали остальные.
Я чувствовал себя внутренне опустошенным и подумал, ощущают ли остальные то же самое. Все время ждал, что Абрайра сорвется и заплачет. Но все продолжали деловито собирать камни в груду. Абрайра когда-то пообещала, что не будет горевать, если кто-то из нас погибнет. Теперь Завала мертв, и она как будто выполняет свое обещание. И я опять подумал, жива ли она на самом деле. Или умерла для всяких чувств?
Мы похоронили Завалу под камнями, и, пока все стояли на коленях, Абрайра прочла молитву. И, несмотря на свое обещание, заплакала.
Мы уже готовы были двинуться дальше, когда Абрайра подняла голову и посмотрела вдаль.
— Три самки следуют за нами, — сказала она. — Они бегут к нам в пяти километрах отсюда. — Мое инфракрасное зрение не позволяло рассмотреть подробности на таком расстоянии. — Когда «пустынный владыка» убивает соперника, самки переходят к победителю, — продолжала Абрайра. — Эти самки хотят жить с нами. Лучше не будем их оставлять: они могут выкопать Завалу.
Мы погрузились в машину и повернули назад. Встретили самок через километр, и Мавро ударил их плазмой. Плазма прожгла их экзоскелет и осветила изнутри, ясно выделялись светло-голубые сосуды и внутренние органы. Особенно четко виднелся экзоскелет, словно из желтого пластика.
Убив «пустынных владычиц», мы снова повернули машину, но еще несколько часов я вместе со сладким запахом местных растений ощущал аромат орхидей.
Глава семнадцатая
Всю ночь Абрайра вела машину по пустыне, беря то правее, то левее, отыскивая след армии. Звон у меня в ушах немного стих, но голова болела, и я все никак не мог сфокусировать взгляд, поэтому принял болеутоляющее. Звуки и запахи ночи на Пекаре возбуждали: шелест крыльев опаловых птиц, свист и крики невидимых животных, сливающиеся в странный хор, музыка вселенной, к которой я не принадлежу. Запахи поражали еще больше: многие из животных Пекаря общаются химическим путем, и нас окружали, наряду с ароматом растений, следы их отметок. Часто эти запахи были приятны, как запах орхидей «пустынных владык»; иногда отвратительны, как горькая мускусная вонь пятиметровых броненосцев Пекаря, оставляющих за собой слизистый след.
Я чувствовал приближение безумия, приступ экошока, — следствие слишком длительного общения с чуждым мне миром. Вспомнил, как в колледже читал о трудностях тех, кто обретает зрение в зрелом возрасте, прожив всю предыдущую жизнь в темноте: один человек выпал из окна четвертого этажа — он перегнулся через подоконник, чтобы понюхать розы, ему показалось, что они в метре от его руки; другой чуть не сошел с ума от страха, стараясь договориться с толпой; слепым он делал это вполне успешно. Для таких людей бремя зрения оказывалось часто слишком тяжелым. Те, кто не мог с ним справиться, случалось, требовали перерезать им соответствующие нервы, чтобы они смогли вернуться в привычный мир слепоты. А самые нетерпеливые могли вырвать глаза из глазниц. Такова боль от экошока.
Дважды над головой проходил большой спутник Пекаря — Роджин, «старик», и один раз меньший — Шинджу, «жемчужина». Мне по-прежнему трудно было смотреть. Все перед глазами расплывалось. На рассвете Шинджу взошла вместе с солнцем, и несколько мгновений мы наблюдали частичное солнечное затмение. Мы по-прежнему не могли отыскать следов армии и понемногу начали отчаиваться. Глаза у меня болели, и я большую часть времени держал их закрытыми.
Абрайра сказала скорее себе, чем нам:
— Должно быть, они двигались без остановки, не разбивая лагеря. Может, опасались преследования ябандзинов. А может, узнали что-то важное и решили продолжать движение всю ночь.
Если она права, мы отстали от своих компадрес по крайней мере на день. Солнце уже освещало многоцветные ленты опаруно тако, и это болезненно действовало на мое зрение. Я потер виски и сдержал стон. У нас есть о чем беспокоиться: без помощи от Гарсона мы даже не найдем дороги к Хотокэ-но-Дза. И если наши компадрес ушли далеко, мы их не обнаружим: вряд ли машины оставят заметный след на твердой почве пустыни. Делая непрерывные зигзаги, чтобы отыскать следы, мы все больше отстаем от них. Земля поросла многочисленными белыми растениями, целый лес высотой в метр, похоже на грибы, пропеченные и съежившиеся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140