– Д’Верь, – начал Ричард, – познакомься, это Ламия. Она проводник. Она говорит, что может отвести нас в любое место Подмирья.
– В любое? – Д’Верь с увлечением жевала пахлаву.
– В любое, – подтвердила Ламия. Д’Верь склонила голову набок.
– Ты знаешь, где искать ангела Ислингтона?
Ламия моргнула, и глаза цвета наперстянки на мгновение скрылись за длинными ресницами.
– Ислингтона? – переспросила она. – Туда ходить нельзя…
– Так знаешь или нет?
– По Улице-Вниз, – сказала Ламия. – В конце Улицы-Вниз. Но это небезопасно.
Сложив руки на груди, Охотник наблюдала за разговором. Слова Ламии не произвели на нее ровным счетом никакого впечатления.
– Нам проводник не нужен, – сказала она наконец.
– А вот и нет, – возразил Ричард. – Я думаю, нужен. Маркиз так и не объявился. И мы знаем, что путь предстоит опасный. Нам нужно отнести… то, что у есть д’Вери… ангелу. И тогда он расскажет д’Вери про ее семью, а мне – как вернуться домой.
Ламия перевела на Охотника радостный взгляд.
– И тебе он даст мозги, – весело сказала она, – а мне – сердце.
Подобрав подливу с донышка пальцем, д’Верь его облизнула.
– Мы и сами справимся, Ричард. Мы втроем. Мы не можем позволить себе проводника.
– Плату я возьму с него, а не с вас, – возмущенно вздернула носик Ламия.
– И какую же плату взимает твой род? – спросила Охотник.
– Это, – с милой улыбкой ответила Ламия, – дано знать только мне, а беспокоиться – только ему.
– Я правда думаю, что этого не надо делать, – покачала головой д’Верь.
Ричард фыркнул.
– Вам просто не нравится, что сегодня ради разнообразия я все улаживаю, а не тащусь за вами слепо невесть куда и не делаю, как скажут.
– Дело совсем не в этом.
Ричард повернулся к Охотнику:
– Скажи, Охотник. Вот ты знаешь, как попасть к Ислингтону?
Охотник покачала головой.
– Тогда надо двигаться. – Д’Верь вздохнула. – Ты сказала, по Улице-Вниз?
– Да, госпожа, – раздвинула в улыбке похожие на спелые сливы губы Ламия.
К тому времени, когда маркиз добрался до Ярмарки, они уже ушли.
Глава пятнадцатая
Они сошли с корабля на набережную, где спустились по какой-то лестнице, потом в длинный, неосвещенный подземный переход и вышли на поверхность снова. Ламия уверенно шагала впереди, пока не привела их в узкий мощенный булыжником закоулок, где по стенам горели и потрескивали газовые рожки.
– Третья дверь слева.
Они остановились перед указанной дверью, на которой оказалась медная табличка, гласившая:

КОРОЛЕВСКОЕ ОБЩЕСТВО
ПО ПРЕДОТВРАЩЕНИЮ ЖЕСТОКОГО ОБРАЩЕНИЯ С ДОМАМИ
А ниже маленькими буквами значилось:

УЛИЦА-ВНИЗ.
ПРОСЬБА СТУЧАТЬ
– На эту улицу попадают через дом? – спросил Ричард.
– Нет, – покачала головой Ламия. – Улица внутри дома.
Ричард постучал. Ничего не произошло. Они подождали, ежась на предутреннем холодке. Он постучал снова. Наконец позвонил в колокольчик.
Дверь открыл заспанный лакей в алой ливрее и съехавшем на одно ухо напудренном парике. При виде разношерстной компании на пороге у него на лице возникло выражение, которое явно говорило, что, по его мнению, ради таких и вставать не стоило.
– Чем могу служить? – осведомился лакей. Ричарду предлагали отвалить и сдохнуть со много большими теплом и юмором в голосе.
– Улица-Вниз, – властно изрекла Ламия.
– Сюда, пожалуйста, – вздохнул лакей. – Будьте добры вытереть ноги.
Они миновали внушительный вестибюль, потом подождали, пока лакей зажжет все свечи в канделябре – такие обычно видишь на обложках бульварных книг, где их, как правило, сжимают юные леди в развевающихся ночных рубашках, которые бегут из таких особняков, где свет горит только в одном окне, и окно это – на чердаке. Потом они долго спускались по внушительным, устланным толстыми коврами лестницам. Потом спускались по не столь внушительным, устланным менее толстыми коврами лестницам. Наконец они спустились по пролету совершенно не внушительной лестницы, устланной только потертой бурой мешковиной. Потом они спустились по грязненькой лесенке вообще без ковра.
У подножия этой оказался древний с виду служебный лифт. На двери висела табличка:

НЕ РАБОТАЕТ
Не обращая внимания на табличку, лакей открыл внешнюю дверь с проволочной сеткой, которая отошла с глухим металлическим стуком. Вежливо поблагодарив его, Ламия первой шагнула в кабину. Остальные последовали ее примеру.
Лакей повернулся к ним спиной. Через проволочную сетку Ричарду было видно, как, сжимая свой канделябр, он уходит обратно по деревянной лестнице.
На стене лифта имелся короткий ряд черных кнопок. Ламия нажала самую нижнюю. С грохотом автоматически закрылась решетчатая внутренняя дверь. Заурчал мотор, и медленно, со скрипом лифт начал опускаться. Стоять в лифте вчетвером было тесновато. Ричард поймал себя на том, что чувствует запах каждой женщины рядом. От д’Вери пахло в основном карри, от Охотника – не неприятно потом, причем этот запах почему-то напомнил ему запертых в клетках зоопарка крупных кошачьих; от Ламии исходил пьянящий аромат жимолости, ландышей и мускуса.
Лифт все опускался. Ричард обнаружил, что и сам покрылся потом – холодным липким потом, – и глубже вонзил ногти в ладони. Чтобы разогнать страх, он самым светским тоном, на какой был способен, сказал:
– Не самое лучшее время упомянуть, что у кого-то здесь клаустрофобия, правда?
– Не самое, – согласилась д’Верь.
– Тогда не буду, – сказал Ричард. А лифт все спускался.
Наконец – толчок, глухой металлический стук, потом звонкий и прерывистый срежет. Кабина остановилась. Охотник открыла дверь, помешкала минуту и, шагнув на узкий уступ, огляделась по сторонам. Ричард же осторожно выглянул из открытой двери.
Они, казалось, висели в пустоте на вершине чего-то, напомнившего Ричарду однажды виденную картину с изображением Вавилонской башни или, точнее, того, как бы она выглядела, если ее вывернуть наизнанку. Вниз гигантской спиралью уходила высеченная в скале тропа, похожая на винтовую лестницу вокруг центрального колодца. А в самом верху, в нескольких тысячах футов над каменным полом, висел лифт. И немного покачивался. Тут и там по стенам тускло помаргивали вдоль тропы лампы и далеко-далеко горели крошечные костры.
Сделав глубокий вдох, Ричард последовал за остальными на уступ, который при ближайшем рассмотрении оказался выступом дощатого настила. А потом, зная, что этого не следует делать, поглядел вниз. От каменного пола во многих тысячах футов под ногами его отделала только деревяшка.
От уступа, на котором они стояли, до начала скальной дороги тянулись двадцать футов деревянной доски.
– И, надо думать, – сказал он с гораздо меньшей беззаботностью, чем ему казалось, – сейчас не самое подходящее время упоминать, что я плохо переношу высоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87