Глава 6. С ВЕНЕРЫ НА ЗЕМЛЮ
6.1 «НА ДАЛЕКОЙ ЗВЕЗДЕ ВЕНЕРЕ…»
Утром 17 октября 1967 года Мишин, находившийся на сессии Верховного Совета Российской Федерации, по телефону передал мне указание:
— Завтра посадка «Венеры-4». Сегодня в Крым вылетает Келдьш с министром. Ты должен лететь с ними.
— Позволь! «Венера-4» теперь уже не наша. Она полностью бабакинская!
— Ты что, забыл, сколько сил мы и ты сам потратили на Венеру? Если бы не СП — не было бы у Бабакина этой «Венеры». Келдыш сам потребовал, чтобы мы оба с ним летели, но мне неудобно покидать сессию. Все команды Хвастунову я дал — улетай!
В 16 часов я был во Внукове, а в 16 часов 15 минут наш Ан-2 уже выруливал на взлетную полосу. Мы летим на военный аэродром Саки, оттуда 20 километров до евпаторийского центра. В самолете оказалась знатная компания: министр Афанасьев, Келдыш, Карась, Керимов, Мрыкин, Царев.
Бабакин, Рязанский, Богуславский, ученые-»венерианцы» из разных академических институтов слетелись в Евпаторию за неделю до ожидаемого попадания в планету. «Венера-4» была изготовлена на заводе имени С.А. Лавочкина с учетом опыта, который мы получили в своих межпланетных конструкциях начиная с 1960 года.
Нашей последней работой по Венере была «Венера-3». 1 марта 1966 года она доставила на Венеру вымпел Советского Союза. Об этом можно говорить вполне уверенно, несмотря на то, что радиосвязь с аппаратом прекратилась еще до подлета к планете. По этой причине мы не получили никакой информации от спускаемого аппарата.
Бабакин более года дорабатывал, а иногда и конструировал заново наш технический задел. Надо отдать должное его коллективу, которым было найдено много слабых мест в нашей конструкции и системах. Наземные испытания приборов, деталей, систем были более жесткими и полными. Очень тщательно проверялся аппарат в целом и в особенности радиокомплекс.
Энтузиазм, с которым коллектив Бабакина начал работать над межпланетными автоматами, не мешал ему относиться с большой ответственностью к проблемам надежности. Аналог летящей к Венере, станции был тщательно испытан. На нем можно было моделировать ситуации, происходящие на межпланетной трассе.
По дороге к Венере на этом бабакинском межпланетном автомате все сеансы связи и астрокоррекции проходили благополучно. Поэтому у нас, летящих в Ан-24, была уверенность, что по крайней мере факт отделения СА будет зафиксирован. Я опасался, что в полете министр попросит меня рассказать о программе спуска на планету. Но выручил Хвастунов, который вошел в салон и, широко улыбаясь, предложил кофе и печенье.
Когда летел министр, Келдыш или Главный конструктор, командир нашего летного отряда Герой Советского Союза Хвастунов на взлетах и посадках сам садился в кресло первого пилота. Такой порядок был установлен еще при Королеве. Сам Королев последние два года летал только с Хвастуновым. Не то чтобы другим пилотам было меньше веры, но так уж было «положено» — командир отряда головой отвечал за безопасность полетов и оставлял за собой право быть командиром при полетах со знатными пассажирами. Хвастунов обычно встречал «главных» пассажиров еще у служебного здания во «Внукове-3». От его крепко слаженной фигуры, приветливой улыбки, спокойного доклада, что все готово, разрешение на вылет получено, веяло спокойствием и полной уверенностью, что по-другому и быть не может.
Первый час летели в сплошной серой облачности. Где-то под Харьковом на высоте 7000 метров самолет пробил многослойную облачность и сквозь иллюминаторы ворвался оранжевый свет заходящего солнца. Под нами клубились причудливые облачные вершины, возвышавшиеся над бескрайней многоцветной пеленой. Келдыш, оторвавшись от иллюминатора, обращаясь ко всем, сказал:
— Чем не марсианский или венерианский пейзаж?
На облака мы смотрели сверху. Заходящее солнце окрасило их в красные тона. Небо над облаками было чистым и прозрачным. Оно меняло окраску от густо-малинового у горизонта до ультрамаринового ближе к зениту. Все были очарованы пейзажем. Разговоры о предстоящих событиях затихли.
Чтобы добраться из Москвы или Тюратама до НИП-16, находящегося в десяти километрах от Евпатории, наши самолеты пользовались аэродромом военно-морской авиации близ курорта Саки. Командование морской авиации всегда оказывало гостеприимную встречу при посадке и теплые проводы при отлете. Дорога от аэродрома до Евпатории проходила вдоль «диких пляжей», а после выезда из города шла через поля виноградников. Таким образом, совершая автомобильные рейсы с аэродрома и обратно мы наблюдали жизнь курорта во все времена года.
В том году выдался богатый урожай винограда. С уборкой явно не справлялись. Виноград грузили навалом на самосвалы, и дорога была усыпана спелыми гроздьями, которые некому было подбирать.
В Евпаторию мы добрались к ужину. Основной контингент «венерианцев» уже спал. Сеансы связи с «Венерой-4» начинались в четыре часа утра. Шли 128-е сутки полета. По всей трассе связь была вполне удовлетворительной. Параболическая антенна, разработанная еще нашими антенщиками из отдела Краюшкина и доведенная у Бабакина, отправляла на Землю информацию, о которой обычно докладывали: «Сигнал хороший, прием устойчивый». Восемь жестко связанных шестнадцатиметровых парабол АДУ-1000, отслеживая вращение Земли, обеспечивали надежное слежение за приближающейся к планете станцией.
Близкая и загадочная планета, казалось, прибегает к уловкам, чтобы скрыть от наших любопытных взоров тайны, хранящиеся под ее облачным покровом. Поле тяготения Венеры по мере приближения станции увеличивало ее скорость. Эффект Доплера изменял длину волны сигналов, принимаемых на Земле. От радистов требовалась особая бдительность, чтобы информация, посылаемая от станции, устойчиво попадала в узкое «горло» наземных приемников.
— Венера — планета не только стыдливая, но еще и коварная, — жаловался Богуславский.
После завтрака, в 5.30, мы уже были в главном зале. Припланетный сеанс связи через бортовую всенаправленную антенну начали в 5.36. Были выданы команды построения ориентации бортовой параболической антенны на Землю. Богуславский сиял:
— Отношение сигнал-шум 1000! До Венеры 40 тысяч километров!
Скорость по мере приближения к планете увеличивалась, это мы воспринимали на слух — по учащающимся щелчкам в динамике, к которому подвели звуковой сигнал от космического «спидометра».
Для торжественности наладили и четкий речевой репортаж.
— 7 часов 50 минут Москвы, до Венеры 20 тысяч километров! Прием устойчивый, соотношение 1400. Напряжение на борту 14,5 вольт.
Было оглашено расчетное время разделения орбитального и спускаемого аппаратов — 7 часов 38 минут. По разделению сигнал должен пропасть — параболическая антенна отвернется от Земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186