– Вы как раз вовремя, – сказал Моки, – мы собирались отправиться на церемонию.
– Может быть, нам лучше остаться дома? – спросила Калабати. – Тем более что к нам пришли.
– Чепуха! Они пусть идут с нами. Я просто требую этого.
– Уж не собираетесь ли вы выйти наружу? – поинтересовался Джек.
– Конечно. Мы должны подняться в горы, туда, где горят огни. Ночные твари не помешают нам. Тем более что они избегают высокогорных районов. Вы удостоены чести наблюдать церемонию ножа.
Моки уже рассказал ей о церемонии, которую придумал вместе с ниихаусцами. Она должна была стать повторением кровавой драмы, происшедшей накануне. У Калабати не было ни малейшего желания участвовать в этой церемонии, и приход Джека явился хорошим поводом, чтобы остаться.
– Моки, – сказала Калабати, – почему бы тебе не сходить одному? Наши гости замерзли и промокли.
– Да, – поддержал ее Джек, – а как быть с дождем? Мы немного...
– Ерунда! Возродившийся к жизни огонь Халеакалы высушит вашу одежду и вернет вам силы.
– Отправляйся один, Моки, – сказала Калабати, – без нас Церемония вполне может состояться, а вот без тебя ничего не получится.
В глазах Моки легко можно было прочесть: «Оставить тебя здесь, с твоим бывшим любовником? Ты за дурака меня считаешь?» Он обернулся к Джеку:
– Если вы не пойдете, я это сочту оскорблением.
– Гостям не пристало оскорблять хозяина, – сказал огромный вьетнамец.
Калабати заметила, как Джек и Ба быстро переглянулись между собой, потом Джек повернулся к Моки:
– Мы не можем отказаться от такой чести. Ведите нас.
Калабати тряслась в «исуцу-трупер», который вел Моки к освещенной пламенем вершине Халеакалы.
– А что это за церемония? – спросил Джек, сидевший позади Калабати.
– Скоро сами увидите, – ответил Моки.
– Это традиционный обряд или что-то другое?
– Не совсем традиционный, – ответил Моки, – хотя и с элементами традиционных обрядов – древние гавайцы часто приносили жертвы в честь Пеле. Но этот обряд я сам придумал.
Оборачиваясь назад, Калабати видела лишь силуэты Джека и его немногословного спутника.
– Пеле? – переспросил Джек.
– Это гавайская богиня огня, – пояснила Калабати, – повелительница вулканов.
– Что же будем там делать? Бросать в пропасть ананасы и кокосовые орехи?
Моки рассмеялся, поворачивая машину:
– Пеле не нужны ни фрукты, ни кокосы. Она требует настоящие жертвы – людей.
Джек хмыкнул.
– Он не шутит, – сказала Калабати.
Джек ничего не ответил, но даже в темноте женщина почувствовала на себе его взгляд. Она понимала его немой вопрос: как могла она дойти до такого? Ей хотелось все объяснить, но при Моки это было невозможно.
По мере приближения к Красной горе и обсерватории дорога становилась все лучше. Моки остановил машину примерно в четверти мили от вершины, и они вчетвером пошли пешком к кромке кратера, освещаемые холодным светом какой-то странной луны.
А там, примерно милей ниже, бушевало пламя. Бурлящий центр кратера – конечная точка, куда по каким-то неведомым каналам доставлялась расплавленная начинка земли, – находился в постоянном движении. Пузыри вздымались и лопались на его подернутой рябью поверхности, разбрызгивая во все стороны жидкую лаву.
Гейзеры лавы били вверх, словно фонтаны воды, выбрасываемые китом, образуя в воздухе оранжевые арки высотой в тысячи футов. И среди этого хаоса, среди вакханалии всеобщего разрушения неизменным оставался только вливающийся в океан раскаленный поток.
Даже здесь, на высоте тысячи футов, несмотря на холодный ветер, дующий в спину, их обдавало жаром вулкана. Калабати наблюдала, как Джек согревает руки, вытянув их перед собой, как поворачивается мокрой спиной к пламени. Он, должно быть, совсем закоченел. Азиат тоже поворачивался в разные стороны, просушивая одежду.
– Я понял, почему Пеле стала вести себя так хуху, – говорил Моки, стараясь перекричать гул Халеакалы, – она увидела, как ее народ отходит от древнего образа жизни и становится малихини по отношению к своим собственным традициям. Она подает нам знак.
Джек не отрываясь смотрел на огонь.
– Я бы сказал, что она весьма чувствительная дама.
– О! – воскликнул Моки, посмотрев вправо. – Вот и остальные участники церемонии прибыли. Теперь можно начинать.
Он пошел навстречу ниихаусцам. Старший из них – алии – приподнял свой головной убор из перьев, и все преклонили колени перед Моки.
Калабати почувствовала, как чья-то холодная ладонь ежа ее руку. Это был Джек.
– Он ведь просто валяет дурака, когда говорит о человеческих жертвоприношениях, правда? Полагаю, сейчас будет представление с участием Боба Хопа, Бинга Кросби и Дороти Ламор.
Калабати трудно было выдержать его взгляд.
– Очень жаль, но он говорил все это вполне серьезно. Эти люди в убранстве из перьев – последние чистокровные гавайцы с запретного острова Ниихау, ведущие традиционный образ жизни. Прошлой ночью Моки вышел к ним и объявил, что он – Мауи.
Джек посмотрел на нее широко раскрытыми глазами:
– Он что, считает себя островом?
– Нет. Он, конечно, безумен, но не до такой степени. Мауи – это бог, который пришел сюда много веков назад, изловил солнце и заставил его удлинить день. Когда Моки сказал им, что он – Мауи, ниихаусцы не поверили. И один из них проткнул ему грудь копьем.
Джек посмотрел в ту сторону, где стоял Моки, беседуя с ниихаусским алии.
– Ты хочешь сказать, пытался проткнуть ему грудь?
– Нет. Копье вошло глубоко, вот здесь.
Она дотронулась до того места, где у Джека находилось сердце. Ей с самого начала хотелось потрогать его, чтобы убедиться, что он действительно жив и находится здесь. Это оказалось правдой.
Джек бросил на нее быстрый взгляд, потом снова стал наблюдать за Моки.
– Это из-за ожерелья?
Калабати кивнула.
– Когда я носил его, оно не действовало таким образом.
– Оно никогда так не действовало, кто бы его ни носил. Что-то с ним произошло. Его силу стимулировали, заставили действовать активнее, только я не знаю, каким образом.
– Зато я знаю, – сказал Джек, не сводя глаз с Моки.
– Ты знаешь? Откуда ты можешь знать?..
– Вот за этим я сюда и приехал. Там, в Нью-Йорке, есть один человек, которому, может быть, удастся вернуть наш мир в нормальное состояние. Но чтобы это сделать, ему нужно ожерелье.
Калабати передернуло от мысли, что ей придется отдать какому-то незнакомцу второе ожерелье. Она отвернулась, посмотрела на Моки, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела, как ниихаусец средних лет поднялся и стал приближаться к Моки с поднятым ножом. Моки стоял не дрогнув, не выказывая ни малейшего страха. Он даже жестом звал этого человека. Ниихаусец подошел совсем близко, он молниеносным движением поднял нож и вонзил его в грудь Моки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117