14
Укутавшись в шарфы, они сидели рядышком на садовой скамейке и ели дымящуюся пиццу прямо из картонной коробки. К обоюдному удивлению они, не сговариваясь, выбрали один и тот же сорт – цыпленок по-тайски под арахисовым соусом. «Великие умы мыслят одинаково», – смеялся Дворак, пока они под облетающими деревьями шли к скамейке возле пруда. Ветер был холодным, однако на ясном небе сияло солнце.
«Это совсем другой человек», – подумала Тоби, глядя в лицо Дворака. Его волосы растрепались, щеки раскраснелись от ветра. Стоило вытащить его из этого гнетущего здания, подальше от мертвецов, и он стал совершенно иным. Человеком со смеющимися глазами. Ей стало любопытно: а вдруг она тоже выглядит по-другому? Ветер раскидал ее волосы в разные стороны, она перепачкала руки пиццей, но в этот момент Тоби чувствовала, что уже давно не была такой привлекательной. Возможно, потому, что Дворак так смотрел на нее, – ничто не делает женщину красивее, чем улыбка желанного мужчины.
Она подняла голову, упиваясь яркостью дня.
– Я почти забыла, как приятно посидеть на солнышке.
– Неужели вы так давно его не видели?
– По-моему, несколько недель. Сначала лил дождь. А потом несколько солнечных деньков я просто проспала.
– А почему вы предпочитаете ночные смены?
Она доела последний кусочек пиццы и брезгливо обтерла испачканные соусом руки.
– На самом деле выбирать особо не приходилось. Когда я закончила интернатуру, в больницу Спрингер требовались только врачи на ночную смену. Поначалу все было неплохо. После полуночи в неотложке обычно затишье, и мне даже удавалось вздремнуть. Потом я ехала домой, снова спала, и у меня весь день оставался свободным. – Она покачала головой: – Это было десять лет назад. Когда тебе чуть больше двадцати, можно довольствоваться и коротким сном.
– Средний возраст – это кошмар.
– Средний возраст? О чем вы, дружище?
Он засмеялся, прищурившись от солнца.
– Значит, прошло десять лет, вы уже дама в годах в свои – сколько? Тридцать с чем-то? И все еще гробите себя на этих дежурствах?
– Постепенно я втянулась, это даже приносило некоторое удобство. Работала с одними и теми же сестрами. С людьми, которым могла доверять. – Тоби вздохнула. – А потом у мамы обострилась болезнь Альцгеймера. И мне нужно было весь день находиться дома. Ухаживать за ней. А сейчас у меня есть ночная сиделка, а утром я возвращаюсь с работы и принимаю дежурство.
– Похоже, вы безрассудно тратите свою энергию.
Она пожала плечами.
– А что еще остается? На самом деле мне повезло. По крайней мере я могу позволить себе нанять помощника и продолжать работать, в отличие от многих других женщин. А моя мама – даже когда бывала особенно невыносимой – никогда не переставала быть… – Тоби задумалась, подыскивая наиболее точное слово. – Доброй. Она всегда, всегда была добрым человеком.
– Мне кажется, вы очень похожи на мать, – заметил он.
– В этом? Нет, к сожалению. – Тоби посмотрела на пруд, по воде плясала мелкая зыбь. – По-моему, я слишком нетерпелива. Слишком настойчива для доброго человека.
– Да, настойчивости у вас не отнять, доктор Харпер. Я понял это еще во время нашего первого разговора. По лицу можно прочесть все ваши эмоции.
– Жуть, правда?
– Возможно, так здоровее для психики. По крайней мере вы так разряжаетесь. Честно говоря, я бы не отказался от некоторой части вашей энергии.
– А я бы не отказалась от вашей сдержанности, – грустно призналась она.
Последний кусок пиццы был съеден. Они встали, сунули коробку в урну и пошли прогуляться. Дворак, похоже, не замечал холода; он двигался легко и даже с некоторой долговязой грацией; пальто было расстегнуто, а шарф развевался за плечом словно шлейф.
– Я в жизни еще не встречала ни одного патологоанатома, который не был бы сдержанным, – заметила Тоби. – Вы все, что ли, такие непроницаемые?
– В смысле, у всех ли такой коматозный характер?
– Ну, я встречала только тихонь. Но при этом очень осведомленных, как будто им известно все на свете.
– Известно.
Она посмотрела в его бесстрастное лицо и рассмеялась:
– Отлично сыграно, Дэн. Вы меня убедили.
– На самом деле этому нас учат на стажировке. Как делать умный вид. Те, кто не справляется, идут в хирурги.
Запрокинув голову, она захохотала еще громче.
– Хотя то, что вы сказали, правда, – признался Дэниел. – В патологоанатомы обычно идут тихони. Наша специализация привлекает тех, кто предпочитает работать в подвалах. Кому больше нравится смотреть в микроскоп, чем общаться с живыми людьми.
– Вам тоже это больше нравится?
– Я бы сказал, да. Я не слишком разбираюсь в людях. Что, возможно, объясняет мой развод.
С минуту они шли молча. Ветер нагнал облаков, и теперь солнечные пятна перемежались с тенями.
– Она тоже была врачом?
– Тоже патологом. Блестящим и тоже очень скрытным. Я даже не заметил, как что-то между нами разладилось. Пока она не ушла от меня. Думаю, это доказывает, что мы оба достаточно непроницаемы.
– Что не всегда полезно для брака, насколько я понимаю.
– Это верно. – Внезапно Дворак остановился и взглянул на свой ремень. – Кто-то меня вызывает, – сообщил он, хмуро глядя на индикатор пейджера.
– Там, дальше, есть таксофон.
Пока Дворак звонил, Тоби стояла возле будки, закрыв глаза и наслаждаясь солнцем, которое ненадолго пробилось сквозь череду облаков. Моментом радости лишь оттого, что жива. Она почти не различала слов Дворака. Только услышав «Казаркин Холм», она внезапно обернулась и посмотрела на него сквозь пластиковое окошко.
Дэниел повесил трубку и вышел.
– Что такое? – спросила она. – Это насчет Роби, да?
Он кивнул.
– Это детектив Шиэн. Он сейчас в клинике Виклин, беседует с персоналом. Они сказали, что доктор Брэйс заезжал вчера. Он заходил в справочную и в патологию, интересовался историей болезни одного из прежних обитателей Казаркина Холма. Человека по имени Стенли Маки.
Она покачала головой.
– Никогда о таком не слышала.
– Судя по данным Виклина, Маки умер в марте, разбив голову при падении. Что заинтересовало Шиэна, так это диагноз, поставленный при вскрытии. Болезнь, о которой он услышал только вчера вечером.
Солнце скрылось за тучей. Во внезапном сумраке лицо Дворака показалось серым. Отчужденным.
– Болезнь Крейцфельда-Якоба.
Из окна зала совещаний на двадцатом этаже Карл Валленберг видел затейливый свод Старого дома штата. А ниже – деревья на площади; их голые ветки тянулись к ослепительно-голубому небу. «Вот такой вид и предпочитают чинуши, – заметил он про себя. – Пока некоторые из нас занимаются настоящим делом в Ньютоне, окружая заботой клиентов Казаркина Холма, Кеннет Фоули и штат его бухгалтеров сидят в этом роскошном офисе в центре города и трясутся над денежками Казаркина Холма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86