- Ну, зачем вы, - на полном серьезе корили меня потом на бесчисленных парткомиссиях, - сравниваете какой-то там флорентийский кабак с киевским подвальчиком "Абхазия"? Ведь напротив прекрасный, многоместный, самый большой в Европе ресторан "Метро"? Почему вы о нем ни слова? Нет, далась вам эта паршивая "Абхазия", ее, кстати, вскоре закрыли. Нехорошо, нехорошо, товарищ Некрасов... И не тринадцать в нью-йоркском телевидении каналов, а всего одиннадцать. Не только вы в Нью-Йорке бывали. Были люди и пообъективнее вас... Вот так-то, товарищ Некрасов. Малость передергиваете. И в чью пользу? Не нашу, не нашу...
После свержения Никиты очерки вышли отдельной книгой. Но сколько битв пришлось мне выдержать в кабинете милейшей Валечки Карповой, главного редактора "Совписа". Не отставные следователи-пенсионеры, а на этот раз квалифицированные литераторы вполне серьезно пытались доказать мне, что я преувеличиваю военную помощь Америки в прошедшей войне. "Простите, дорогой Виктор Платонович, но как вы, автор такой правдивой книги о войне, можете писать о какой-то там свинотушенке, когда на ваших глазах героически умирали наши солдаты?"
Вспоминаешь это сейчас и не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать, то ли плюнуть и забыть. Последнее легче всего. Мне не надо теперь ходить на Б. Гнездниковский, 10, подниматься на лифте на десятый этаж, ждать приема у товарища Лесючевского, а потом узнавать, что на тебя бумаги, увы, не хватает. А на Софронова и Грибачева? Рука тянется к ящику письменного стола: "Хотите, я вам покажу, сколько заявок мы на них получили? От библиотек, воинских частей, различных заводов и предприятий?" И крыть нечем. На меня никаких заявок нету. Не хочет читатель читать, и всё - что тут поделаешь...
Но всё это в прошлом. Стоит ли вспоминать? Сразу и не ответишь стоит, не стоит. Ушел в небытие волюнтарист, ушел со всеми своими гидропониками, кукурузой, домишками из дерьма (было и такое в Киеве, не все знают), а стало ли лучше? И что значит лучше? В каком смысле? Кому?
Мне - лучше. Потому что "драпанул". Инфляция еще не задушила. Пишу, что хочу, разъезжаю по Европам...
- Ну, куда поедем сегодня? - спрашивает меня Володя Загреба.
Он приехал два года тому назад из Ленинграда, работает анестезиологом в чудном (знаю по собственному опыту) госпитале малюсенького эльзасского городишки Альткирш. Все его там любят, подарили даже добрые люди старенькую, но упрямую еще машину "Ауди", а он в этом деле псих.
- Так куда, Вика, поедем сегодня? - спрашивает он, вымыв после пяти операций руки, а до работы успев еще съездить в Мюлуз на курсы французского языка - встал в шесть утра.
- Куда? - смотрим на карту. - В Гейдельберге был? Нет? Я тоже. Мотнем, что ли?
- Мотнем...
И мы со скоростью 140, а то и 160, мотаем в Гейдельберг. Там нас, правда, застигает проливной дождь, к тому же, к восьми мы должны быть дома, отмечать день рождения одной прекрасной девушки, поэтому ограничиваемся в этом чудом сохранившемся городке чашкой чая с лимоном, покупаем открытки, альбомы, глянули сквозь пелену дождя на замок (в следующий раз приедем в хорошую погоду), и назад на тех же скоростях.
Назавтра, после шести операций:
- Куда сегодня?
- На этот раз в Швейцарию, что ли?
- Куда прикажешь? Не хочешь в Невшатель? Там красота, горы, озеро...
- В Невшатель, так в Невшатель. Люблю красоту, горы и озера.
И мы сквозь горы и перевалы, только ели над нами серебрятся, за два часа и в Невшателе. Любуемся тучами и закатами над озером, пьем кофеек, пишем открытки "привет с берегов прекрасного озера" - и назад, теперь уже через Берн, заодно и сосисок там на ужин купим - французские нас не удовлетворяют, жуешь-жуешь, никакого вкуса. Кроме сосисок, умудряюсь еще купить (заносит, заносит в книжные магазины) книжечку про очень любопытного, неведомого мне австрийского архитектора Фрица Вотруба презабавную церковь в Вене построил...
- Ну, а сегодня куда?
- В Германии были, в Швейцарии были. Давай в Лихтенштейн. Есть такое княжество на границе с Австрией. Что скажешь?
И мы через Цюрих, через всю Швейцарию, в княжество Лихтенштейн: 22 километра на десять, со столицей Вадуц - пять тысяч жителей. Вот какие княжества есть на свете. Непонятные. Въезжаешь, и при всем желании не можешь обнаружить, где же была граница. Царствует там пожилой, мало кому известный Франц-Иосиф II - физиономия его на всех марках, во всех лавочках и киосках единственных двух улиц столицы. Живет он в средневеко-вом замке на горе - по вечерам подсвечивается. И благоденствует страна, говорят, благодаря банкам, которых хотя на этом клочке земли будто бы больше, чем даже в Женеве или в Нью-Йорке, мы с Вовкой обнаружить так и не смогли. В горах, в пещерах, что ли? Не обнаружили мы и "Гастронома" (сосиски!), очевидно, спасают приусадебные участки.
На этом наши вояжи кончились. Хотели еще в Люксембург мотнуть, да мне уже пора было в Париж. Решили его, заодно с Сан-Марино и Андоррой, отложить до лучшей погоды - начались первые заносы на перевалах.
Вот так, на старенькой, до поры до времени упрямой "Ауди" и знакомимся с миром наживы и потребления, повергая в ужас друзей-французов - никак у них в головах не укладывается, что можно так зазря тратить бензин...
Но возвращаюсь к тому, что прервал, усевшись рядом с Володей в машину... Стало ли лучше? И что значит лучше? В каком смысле? Кому?
Мне, беглецу, лучше. Считаю, что партия и правительство сделали мне подарок. И жена не жалуется, только на то, на что обычно все жены жалуются. В письмах друзьям пишу - всё о'кей. Витя, сын, как и все в его возрасте, собирается обзавестись то ли "Симкой", то ли "Рено" (с тоской думаю об этом моменте - начнутся всяческие волнения с незажигающейся искрой, свечами, карбюратором, и бензин дорожает, и куда бы всем вместе поехать?). Жена его трепещет при приближении очередных soldes - магазинных скидок. Внук Вадик ждет не дождется дня рождения - бабушка пообещала велосипед. За два года он стал настоящим парижским гамэном и носится по всем тротуарам в голубой каске на своей дощечке (scatboard) - очередное мальчишеское увлечение, охватившее весь Запад.
А я от всего этого скрылся к друзьям в Женеву и пытаюсь работать Париж для этого не создан.
Но, стоп! Расхвастался! Быть может, даже малость приукрасил, обошел молчанием всякие неприятности, огорчения, болезни, смерти (а всё это есть, и не умолчать об этом в дальнейшем). Но, в общем-то, "всё о'кэй" в моих письмах - не особенное преувеличение...
Ну, а там?
Стена...
По одну сторону шестьдесят три года, по другую только три.
Там прошлое, детство, отрочество и юность, мама, друзья, война. Здесь парижи, нью-йорки, лихтенштейны, воля-вольная, читай "до несхочу" и ... Стена. Ее ощущаешь, не видя ее. Увидя, понимаешь, что это надолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31