Но что означало для Огюста это письмо по сравнению с мягкими упрёками, которыми осыпала его баронесса де Моленкур! Как мог он выказать женщине неуважение и недоверие, шпионить за ней, не имея на то никакого права! Да допустимо ли шпионить даже за любящей вас женщиной? Этот поток превосходных, ничего не доказывающих доводов впервые в жизни привёл молодого барона в полное исступление, толкающее человека на любую крайность.
«Это поединок не на живот, а на смерть, — решил он. — Что ж, теперь для меня все средства хороши, только бы уничтожить врага».
Немедленно командор отправился от имени г-на де Моленку-ра к начальнику парижской сыскной полиции и — умолчав лишь о г-же Демаре, хотя она и была скрытой причиной этих происшествий, — поделился с ним опасениями, возбуждёнными у семейства де Моленкуров неизвестным лицом, дерзко поклявшимся убить гвардейского офицера, невзирая на закон и полицию. Полицейский в недоумении поднял на лоб свои зеленые очки, несколько раз высморкался и предложил табакерку видаму, который с достоинством заявил, что не нюхает табака, хотя его нос свидетельствовал об обратном. Затем заместитель начальника полиции кое-что записал и пообещал, что с помощью Видока и его сыщиков он в скором времени передаст семейству де Моленкуров исчерпывающие сведения об их враге, так как для парижской полиции не существует никаких тайн. Через несколько дней начальник полиции посетил видама в доме де Моленкуров и нашёл молодого человека совершенно оправившимся от последней раны. Начальник полиции официально поблагодарил за любезно предоставленные ему данные; рассказал, что этот самый Буриньяр был осуждён на двадцать лет каторжных работ, но каким-то чудом бежал во время пересылки по этапу из Би-сетра в Тулон. Вот, мол, уже тринадцать лет, как полиция, узнав, что он совершенно спокойно поселился в Париже, безуспешно пытается его задержать, а он ускользает от самых настойчивых розысков, хотя и оказывается постоянно замешанным во всевозможные тёмные дела. Одним словом, этот человек, жизнь которого столь необычайна, теперь, мол, непременно будет задержан на одной из его квартир и передан в руки правосудия. Чиновник закончил свой торжественный отчёт, сообщив г-ну де Моленкуру, что если он придаёт такое большое значение этому делу и желал бы присутствовать при поимке Буриньяра, то может явиться завтра в восемь часов утра на улицу Сент-Фуа, в дом под таким-то номером. Г-н де Моленкур уклонился от роли очевидца, доверившись бдительности властей с тем благоговейным почтением, с каким относится парижанин к полиции. Спустя три дня, не находя в газетах ни слова об аресте, который, казалось, мог бы послужить материалом для занятной заметки, г-н де Моленкур впал в беспокойство, рассеянное, однако, после получения следующего письма.
«Господин барон!
Имею честь довести до вашего сведения, что вам не приходится более опасаться известного вам лица. Лицо это, именуемое Гра-сьеном Буриньяром, по прозвищу Феррагус, скончалось вчера у себя на квартире, на улице Жокле, № 7. Подозрения, возникшие относительно его личности, совершенно опровергнуты достоверными данными. К экспертизе был привлечён нами, кроме врача мэрии, ещё и врач парижской префектуры, а начальник сыскного отделения подверг все данные необходимой проверке, дабы добиться полной достоверности. Притом благонадёжность свидетелей, подписавших акт о смерти, равно как и показания лиц, бывших при вышепоименованном Буриньяре в последние минуты его жизни, в том числе достопочтенного викария церкви Благовещения, коему он исповедовался перед смертью в своих прегрешениях, ибо умер христианином, — не оставляют места для каких-либо сомнений.
Примите, господин барон, и пр. »
Господин де Моленкур, старая баронесса и видам вздохнули с невыразимым облегчением. Старушка облобызала внука, пролила слезу и рассталась с ним только для того, чтобы молитвой возблагодарить Господа. Почтённая вдова, девять дней перед тем проведшая в посте и в молитвах о спасении Огюста, решила, что Господь её услышал.
— Ну, что же! — сказал командор. — Теперь ты можешь ехать на тот бал, о котором мне говорил, теперь я не возражаю.
Господин де Моленкур тем сильнее стремился на бал, что туда должна была приехать г-жа Демаре. Праздник этот устраивал сенский префект, и у него, как бы на нейтральной почве, встречались оба круга парижского общества. Огюст заглянул во все гостиные, но не встретил там женщины, оказавшей на его жизнь столь значительное влияние. Он вошёл в пустой будуар, где в ожидании игроков были поставлены карточные столы, и присел там на диван, предаваясь самым противоречивым мыслям о г-же Демаре. Вдруг кто-то взял молодого офицера под руку, и барон застыл в изумлении, увидав перед собой бедняка с улицы Кокильер — Феррагуса, которому писала Ида, — жителя улицы Соли — Буриньяра, открытого Жюстеном, — каторжника, опознанного полицией, — вчерашнего покойника!
— Сударь, молчите, ни единого крика, ни единого слова, — сказал ему Буриньяр, голос которого, изменённый почти до неузнаваемости, он все же узнал.
Буриньяр был элегантно одет, фрак его украшали орден Золотого руна и звезда.
— Сударь, — продолжал он резким, словно вой гиены, шёпотом, — вы развязываете мне руки, призвав себе на помощь полицию. Вы, сударь, обречены на гибель. Так надо. Любите ли вы госпожу Демаре? Любила ли она вас? По какому праву позволяете вы себе нарушать её покой, чернить добродетельную женщину?
Кто-то вошёл в комнату, Феррагус встал, чтобы выйти.
— Знаете ли вы этого человека? — обратился г-н де Моленкур к вошедшему, взяв Феррагуса за ворот.
Но Феррагус легко высвободился, схватил Огюста за волосы и, потешаясь над ним, несколько раз встряхнул ему голову, насмешливо приговаривая:
— Неужели не обойтись без свинца, чтобы её образумить?
— Нет, сударь, я с ним не знаком, — ответил Огюсту г-н де Марсе, свидетель этой сцены, — я только знаю, что перед вами господин де Функал, весьма богатый португалец.
Господин де Функал скрылся. Барон бросился за ним, но так и не догнал и только с подъезда увидел Феррагуса, который с насмешкой поглядел на него из своей великолепной коляски и унёсся по улице.
— Сударь, прошу вас, — сказал Огюст, вернувшись в гостиную и обращаясь к де Марсе, с которым был знаком, — скажите мне, где живёт этот господин де Функал?
— Не знаю, право, но здесь вам, наверное, укажут.
Барон, расспросив префекта, узнал, что граф де Функал проживает в португальском посольстве. В эту минуту, ещё ощущая у себя в волосах ледяные пальцы Феррагуса, он увидел г-жу Демаре во всем блеске её красоты, свежую, грациозную, простодушную, сияющую той чистой прелестью, что очаровала его когда-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38