Теплая и слякотная зима так и не переросла ни во что серьезное и закончилась одним большим всхлипом ботинка, угодившего в лужу талой воды.
Ни во что серьезное не переросли и отношения Мезенцева с тридцатичетырехлетней дамой из банка напротив, которая регулярно посещала бизнес-ленчи в ресторане «Русский трактир», а потом основательно запала на его хозяина. Мезенцев не возражал, особенно когда дама с рвением принялась наводить уют в квартире, приводить в порядок гардероб и делать прочие полезные для хозяйства вещи. В постели она тоже проявляла энтузиазм и изобретательность, однако серьезно зацепить Мезенцева ей все же не удалось. Как только она забрасывала очередной крючок, Мезенцев немедленно уворачивался. Он был не против постоянных отношений, но только чтобы при этом за ним сохранялось право иногда закрыться на все замки, не отвечать на телефонные звонки и дрейфовать в легком тумане, пуская в потолок прозрачные облачка сладковатого дыма. Не для того он разводился с одной женщиной, чтобы другая оккупировала часть его мира и установила там свои дурацкие порядки.
У банковской дамы были другие взгляды на двусторонние отношения, и она махнула на Мезенцева рукой, как на неоперабельного больного. Мезенцев, в свою очередь, помахал ей вслед, посчитав, что с такими талантами и такой грудью ей не составит труда устроить личную жизнь.
Бывшая жена тоже стала подавать признаки жизни — она не справлялась с потоком подростковых глупостей, которые успевал творить их с Мезенцевым сын, и теперь требовала вмешательства твердой отцовской руки. Мезенцев пару раз заехал, выслушал долгий перечень совершенных проступков, подивился размаху и изобретательности сына. Пока жена не видела, потрепал его по непутевой голове и спросил:
— Летом-то что делать собираешься?
— К бабке поеду. В деревню.
— Интересно в деревне?
— Не-а. Тоска.
— Пошли ко мне, в ресторан, заработаешь пару копеек.
— А чего там делать-то?
— Можно посуду мыть, можно официантам помогать.
— На мобильник заработаю?
— Заработаешь.
— А на мопед? — заинтересовался сын.
— Если постараешься, можно и на мопед.
— Ну... Можно и поработать.
— Только учти...
— Чего?
— У меня заведение солидное, всяких малолетних преступников нам не надо.
— Так я же не преступник. Я так... Балуюсь.
— Успеешь до лета добаловаться. Вступит какая-нибудь блажь в голову — и все...
— Не, не вступит.
— Короче говоря, — со значением произнес Мезенцев. — Тебе решать. Только матери до лета ничего не говори. А то она...
А то она немедленно подымет крик, что ребенок в кабаке сопьется, развратится, насмотрится, наслушается и так далее... Как будто для всего этого необходимо идти именно в кабак.
В самом ресторане все шло неплохо, разве что Алик, заматерев, стал пробовать, насколько безразмерно терпение хозяина. Его излюбленным трюком было сдавать выручку с недостачей, а когда Мезенцев интересовался «где?», Алик немедленно хлопал себя по карману, жаловался на забывчивость и с дико смущенным видом сдавал недостающее. Но если Мезенцев не спрашивал, то недостача так и оставалась в кармане широких штанов Алика. Мезенцев пока терпел этот цирк, дожидаясь момента, когда Алик спрячет в карман половину выручки и тогда нарвется на полномасштабное промывание мозгов через задний проход.
Так он и жил, не принимая близко к сердцу ни одну из возникающих неприятностей. Будто бы знал, что сердце понадобится ему для неприятности, несравнимой со всеми предыдущими.
2
— Евгений Петрович? Евгений Петрович?
Телефон, включенный на громкую связь, надрывался женским голосом. Мезенцев оторвал тяжелый затылок от дивана, выдержал несколько секунд, пока кровь отольет к голове, и взял трубку.
— Я...
Спросонья у него всегда был низкий и хриплый голос, не все узнавали.
— Евгений Петрович? — требовали подтверждения в трубке.
— Тридцать пять лет как Евгений Петрович...
— Это Лена.
— Какая Лена?..
— Лена Стригалева. Я к вам приезжала в прошлом году, в ноябре...
— В ноябре, — повторил Мезенцев как попугай. — Минутку.
Он отложил трубку и от души выругался. С ненавистью поглядывая на трубку, как на свернувшуюся змею, от которой можно ожидать чего угодно, Мезенцев встал с дивана, умылся холодной водой и потом долго вытирался в надежде, что за это время что-нибудь случится со связью, или же Лене просто надоест ждать, и она повесит трубку.
Ничего подобного. Когда он снова взял трубку, генеральская дочь была на месте.
— Евгений Петрович...
— Слушаю, — сказал Мезенцев.
— Вы помните тот наш разговор, осенью?
— Частично.
— В общем, у меня возникли кое-какие проблемы...
Ну конечно. Вот говорил же, предупреждал же...
— Что? Евгений Петрович, что вы говорите?
— Я ничего не говорю. Я внимательно слушаю.
— Возникли проблемы... И я хотела бы с вами встретиться...
— Лена, — Мезенцев боролся с искушением просто повесить трубку и забыть о звонке, как о ночном кошмаре. — У меня столько дел в ресторане... Нет у меня времени ехать в вашу Москву...
— Вы не поняли...
— То есть?
— Я в Ростове. Я звоню с автовокзала. Я приехала к вам.
На этот раз Мезенцев не сдержался и выговорился непосредственно в трубку.
— Я понимаю ваши эмоции, — почти неизменившимся голосом сказала Лена. — Но возникла такая ситуация...
— Эмоции, хреноции! — продолжал бушевать Мезенцев. — Ситуации, хренации... Ничего ты не понимаешь!
— Короче говоря, сейчас я приеду, и вы мне все выскажете в лицо, договорились?
— Стоп! — Мезенцев слегка потряс трубку в воздухе, как бы примериваясь для процедуры вправления мозгов кому-нибудь, неважно кому, Алику или Лене Стригалевой. — Ничего мы не договорились...
— Почему?
— Что у тебя там за проблемы?
— Ну, это долгая история...
— Они серьезные, эти проблемы?..
— Да, — здесь она не колебалась ни секунды.
— Тогда не надо ко мне ехать.
— А-а... Поняла.
— Возьми такси и поезжай к парку Первого мая. Жди меня там.
— Вы приедете?
Куда вдруг делась вся ее наработанная деловитость и самоуверенность и откуда пробилась детская надежда, что сейчас придет сильный и хороший... если не папа, то почти, как папа, и решит все проблемы.
Ее очень серьезные проблемы.
3
Мезенцев успел выкурить сигарету, прежде чем из-за беседки в классическом стиле у входа в парк появилась осторожно озирающаяся по сторонам фигура в белой куртке.
Лена приблизилась — руки в карманах куртки, рюкзачок за спиной, круглые очки на носу. Волосы на этот раз темно-каштанового цвета. Лицо напряженно-сосредоточенное, но рюкзак с кучей карманчиков и болтающиеся на шее наушники плеера напоминали, что девушке всего девятнадцать, и с таким лицом она скорее всего ходит на пересдачу экзамена по истории экономических учений или на выяснение отношений с парнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Ни во что серьезное не переросли и отношения Мезенцева с тридцатичетырехлетней дамой из банка напротив, которая регулярно посещала бизнес-ленчи в ресторане «Русский трактир», а потом основательно запала на его хозяина. Мезенцев не возражал, особенно когда дама с рвением принялась наводить уют в квартире, приводить в порядок гардероб и делать прочие полезные для хозяйства вещи. В постели она тоже проявляла энтузиазм и изобретательность, однако серьезно зацепить Мезенцева ей все же не удалось. Как только она забрасывала очередной крючок, Мезенцев немедленно уворачивался. Он был не против постоянных отношений, но только чтобы при этом за ним сохранялось право иногда закрыться на все замки, не отвечать на телефонные звонки и дрейфовать в легком тумане, пуская в потолок прозрачные облачка сладковатого дыма. Не для того он разводился с одной женщиной, чтобы другая оккупировала часть его мира и установила там свои дурацкие порядки.
У банковской дамы были другие взгляды на двусторонние отношения, и она махнула на Мезенцева рукой, как на неоперабельного больного. Мезенцев, в свою очередь, помахал ей вслед, посчитав, что с такими талантами и такой грудью ей не составит труда устроить личную жизнь.
Бывшая жена тоже стала подавать признаки жизни — она не справлялась с потоком подростковых глупостей, которые успевал творить их с Мезенцевым сын, и теперь требовала вмешательства твердой отцовской руки. Мезенцев пару раз заехал, выслушал долгий перечень совершенных проступков, подивился размаху и изобретательности сына. Пока жена не видела, потрепал его по непутевой голове и спросил:
— Летом-то что делать собираешься?
— К бабке поеду. В деревню.
— Интересно в деревне?
— Не-а. Тоска.
— Пошли ко мне, в ресторан, заработаешь пару копеек.
— А чего там делать-то?
— Можно посуду мыть, можно официантам помогать.
— На мобильник заработаю?
— Заработаешь.
— А на мопед? — заинтересовался сын.
— Если постараешься, можно и на мопед.
— Ну... Можно и поработать.
— Только учти...
— Чего?
— У меня заведение солидное, всяких малолетних преступников нам не надо.
— Так я же не преступник. Я так... Балуюсь.
— Успеешь до лета добаловаться. Вступит какая-нибудь блажь в голову — и все...
— Не, не вступит.
— Короче говоря, — со значением произнес Мезенцев. — Тебе решать. Только матери до лета ничего не говори. А то она...
А то она немедленно подымет крик, что ребенок в кабаке сопьется, развратится, насмотрится, наслушается и так далее... Как будто для всего этого необходимо идти именно в кабак.
В самом ресторане все шло неплохо, разве что Алик, заматерев, стал пробовать, насколько безразмерно терпение хозяина. Его излюбленным трюком было сдавать выручку с недостачей, а когда Мезенцев интересовался «где?», Алик немедленно хлопал себя по карману, жаловался на забывчивость и с дико смущенным видом сдавал недостающее. Но если Мезенцев не спрашивал, то недостача так и оставалась в кармане широких штанов Алика. Мезенцев пока терпел этот цирк, дожидаясь момента, когда Алик спрячет в карман половину выручки и тогда нарвется на полномасштабное промывание мозгов через задний проход.
Так он и жил, не принимая близко к сердцу ни одну из возникающих неприятностей. Будто бы знал, что сердце понадобится ему для неприятности, несравнимой со всеми предыдущими.
2
— Евгений Петрович? Евгений Петрович?
Телефон, включенный на громкую связь, надрывался женским голосом. Мезенцев оторвал тяжелый затылок от дивана, выдержал несколько секунд, пока кровь отольет к голове, и взял трубку.
— Я...
Спросонья у него всегда был низкий и хриплый голос, не все узнавали.
— Евгений Петрович? — требовали подтверждения в трубке.
— Тридцать пять лет как Евгений Петрович...
— Это Лена.
— Какая Лена?..
— Лена Стригалева. Я к вам приезжала в прошлом году, в ноябре...
— В ноябре, — повторил Мезенцев как попугай. — Минутку.
Он отложил трубку и от души выругался. С ненавистью поглядывая на трубку, как на свернувшуюся змею, от которой можно ожидать чего угодно, Мезенцев встал с дивана, умылся холодной водой и потом долго вытирался в надежде, что за это время что-нибудь случится со связью, или же Лене просто надоест ждать, и она повесит трубку.
Ничего подобного. Когда он снова взял трубку, генеральская дочь была на месте.
— Евгений Петрович...
— Слушаю, — сказал Мезенцев.
— Вы помните тот наш разговор, осенью?
— Частично.
— В общем, у меня возникли кое-какие проблемы...
Ну конечно. Вот говорил же, предупреждал же...
— Что? Евгений Петрович, что вы говорите?
— Я ничего не говорю. Я внимательно слушаю.
— Возникли проблемы... И я хотела бы с вами встретиться...
— Лена, — Мезенцев боролся с искушением просто повесить трубку и забыть о звонке, как о ночном кошмаре. — У меня столько дел в ресторане... Нет у меня времени ехать в вашу Москву...
— Вы не поняли...
— То есть?
— Я в Ростове. Я звоню с автовокзала. Я приехала к вам.
На этот раз Мезенцев не сдержался и выговорился непосредственно в трубку.
— Я понимаю ваши эмоции, — почти неизменившимся голосом сказала Лена. — Но возникла такая ситуация...
— Эмоции, хреноции! — продолжал бушевать Мезенцев. — Ситуации, хренации... Ничего ты не понимаешь!
— Короче говоря, сейчас я приеду, и вы мне все выскажете в лицо, договорились?
— Стоп! — Мезенцев слегка потряс трубку в воздухе, как бы примериваясь для процедуры вправления мозгов кому-нибудь, неважно кому, Алику или Лене Стригалевой. — Ничего мы не договорились...
— Почему?
— Что у тебя там за проблемы?
— Ну, это долгая история...
— Они серьезные, эти проблемы?..
— Да, — здесь она не колебалась ни секунды.
— Тогда не надо ко мне ехать.
— А-а... Поняла.
— Возьми такси и поезжай к парку Первого мая. Жди меня там.
— Вы приедете?
Куда вдруг делась вся ее наработанная деловитость и самоуверенность и откуда пробилась детская надежда, что сейчас придет сильный и хороший... если не папа, то почти, как папа, и решит все проблемы.
Ее очень серьезные проблемы.
3
Мезенцев успел выкурить сигарету, прежде чем из-за беседки в классическом стиле у входа в парк появилась осторожно озирающаяся по сторонам фигура в белой куртке.
Лена приблизилась — руки в карманах куртки, рюкзачок за спиной, круглые очки на носу. Волосы на этот раз темно-каштанового цвета. Лицо напряженно-сосредоточенное, но рюкзак с кучей карманчиков и болтающиеся на шее наушники плеера напоминали, что девушке всего девятнадцать, и с таким лицом она скорее всего ходит на пересдачу экзамена по истории экономических учений или на выяснение отношений с парнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123