— Кирюшкин!
— Кузьмин!.. У тебя на каэшке кровь!
— Палец порезал. — Кузьмин весь сжался. — Саша, побойтесь бога, вы же сами вчера перевязывали!
— Снимай каэшку, произведу анализ. Отойди, не мешай. Непомнящий!.. Да не вертись, замри, я тебя вскрывать не собираюсь! Осокин!.. Николаич, ты мне нужен… Видишь пятнышки, здесь и здесь?
Бармин соскоблил несколько комочков на чистый лист бумаги.
Осокин рванулся.
— Какие пятнышки? — Голос у него сел, по лицу прошла судорога. — Дружка выручаешь?
Железной рукой Бармин удержал Осокина на месте.
— Это мозг, — приблизив лупу к комочкам, сказал он. — А вот и кровь, на обоих унтах.
Семенов поднялся с колен и вперил в Осокина тяжелый взгляд.
— Ребята, не верьте, — оглядываясь, быстрым шепотом заговорил Осокин, — он дружка выручает! Вон, у Кузьмина тоже кровь! Может, кто мои рукавицы надел! Пусть всех проверяет!
— Проверим, проверим, — не сводя с Осокина тяжелого взгляда, сказал Семенов. — Валя, забери у него рукавицы, положи на стол поосторожней. Продолжай, Саша.
— Рахманов!.. Семенов!.. Соболев!.. Томилин!.. Филатов!
— Пусть его другой проверит! — Осокин не сидел, а подпрыгивал на стуле. На его искаженное отчаянием лицо было страшно смотреть. — Пусть Олег!
Бармин протянул лупу Ковалеву. Тот долго осматривал одежду Филатова.
— Солярка да масло, — сказал он. — Ты, Веня, не обижайся, зажигалка-то была твоя. Филатов отошел, не ответив.
— Теперь меня, — сказал Бармин.
— А, чего тебя? — Ковалев махнул рукой. — Все ясно.
— Проверяй! — потребовал Бармин.
И опять наступило молчание.
— Так во-от кто, оказывается… — тихо, с удивлением глядя на Осокина, протянул Горемыкин.
— Ребята, не верьте. — Глаза Осокина бегали и умоляли. — Никуда я ночью не выходил, а пятнышки — они от супа, они от чего хочешь могут быть!
— Позвольте! — Рахманов решительно дернул бородкой. — Извините, Сергей Николаевич, но лучше поздно, чем никогда. Возвратившись со срока, я долго не мог уснуть и видел, что Осокин оделся и покинул дом. Он отсутствовал не менее пятнадцати минут.
— Почему не сказали сразу? — устало спросил Семенов.
— Я не хотел бросать тень… не ожидал…
— И спокойно смотрел, как Веню топтали? — вскипел Томилин. — Даже обидно видеть такого… на месте Андрея Иваныча!
— Но я обязательно сообщил бы об этом, — нервно возразил Рахманов.
—Честное слово!
— Похвальное намерение, которое делает вам честь, — холодно сказал Семенов. — Осокин, почему вы убили собаку?
Осокин опустил голову.
— Я — не хотел ее убивать… сам себя не помню…
— Врете, Осокин. Вы обдуманно убили Белку, чтобы бросить тень на Филатова. Но, будучи первостатейным подлецом, преступником, вы оказались неумелым и — попались.
Осокин вскинул голову.
— А вы не оскорбляйте! Подумаешь, кокнул собаку! Когда людей на ваших глазах калечат — молчите, да? Ну, виноват, ну, выговор дайте, а, зачем оскорблять?
— Оскорбили его, — насмешливо сказал Дугин. — Нет уж, выговором не отделаешься! Уж не ты ли и Мишке глаз подбил?
— Садист!
— Подонок! Семенов поднял руку.
— Дядя Вася, ты у нас вроде старейшины, традиции лучше всех знаешь. Скажи свое слово.
— Скажу, — согласился Кирюшкин. — Ты, паря, не собаку кокнул, ты всем людям в душу плюнул, понятно? За такое административные взыскания не положены, нет их в кодексе. На материке тебя… ну, погладили бы легонько и отпустили на все четыре стороны, а отсюда — куда отпустишь? До начала полетов, Сергей, этому удальцу жить с нами, никуда от него не денешься. Поэтому предлагаю: соседей его, Рахманова и Непомнящего, переселить в другие домики, в кают-компанию пусть не ходит — еду дежурный ему носить будет, и чтоб никто, опять же кроме дежурного, с ним ни единого слова. Короче говоря, полный бойкот.
ДЯДЯ ВАСЯ
Семенов чаще других зимовал на дрейфующих станциях, но такого теплого лета и он не видел. Уже две недели температура воздуха держалась выше нуля, снежницы протаивали до уровня океана, а лунки для стока воды размывало до двух метров. Дизельная, словно островок, возвышалась на высоком, обложенном брезентом ледяном фундаменте посреди озера из талой воды, ее спускали по канавкам в лунки, но она вновь заполняла свое ледяное ложе, и механики пробирались в дизельную на клиперботе. «Дед Мазай и зайцы», — ворчал Кирюшкин. Ходить по Льдине стало опасно: за ночь чуть подмерзало, мостики, переброшенные через проталины и лунки, становились скользкими, и их зачищали скребками. Кабели пришлось поднять и подвесить на столбы, два жилых домика, гидрологическую палатку и склад с оборудованием перевезли на новое место.
Никаких серьезных ЧП, однако, не происходило, работа шла по программе, и с обхода лагеря Семенов возвращался удовлетворенный. В кармане куртки лежала радиограмма от Веры, радиозонд поднялся на тридцать два километра, гидрологи нащупали интересный подъем в районе хребта Ломоносова. Груздев, который после выздоровления не вылезает из своего павильона, в восторге от «редкостного возмущения магнитного поля» — словом, все нормально. Семенов улыбнулся. «Маньяк! — кричал Филатов. — Алхимик!» — это когда Груздев отгонял его от магнитного павильона. Там все на медных гвоздях, даже пуговицы металлические Груздев на своей одежде заменил деревянными палочками, а Веня полез в павильон, начиненный металлом, как граната.
Проходя мимо домика механиков, Семенов вспомнил, что Вера велела особо кланяться дяде Васе, и решил его навестить. До обеда минут сорок, и он, наверное, уже отдохнул после ночной вахты.
— Входи и садись, Сережа, хлебни чайку.
— Перед обедом?
— Чай следует пить не тогда, когда время, а когда организм требует, — внушительно сказал Кирюшкин. — Очень он для крови полезный напиток — чай. Пей и не жалей!
Семенов улыбнулся: дядя Вася всегда целиком разделял медицинские воззрения Георгия Степаныча. На Скалистом Мысу господствовал культ чая, и дядя Вася утверждал его на всех станциях, куда заносила его судьба. Услышав про Верины поклоны, он засиял: Вера считалась его крестницей.
— А помнишь, как на моторке?..
Семенов кивал, он все помнил. Пурга над Таймыром, Белову некуда сесть, молодой радист потянул его на приводе на Скалистый Мыс, и в благодарность Коля привез ему будущую жену. Семенов тогда совсем голову потерял, дышать на Веру боялся и вдруг набрался смелости, позвал прокатиться на моторке — сети проверить, взять рыбу. Устье реки широченное, берегов не видно, простор! У Веры глаза заблестели — уж очень места красивые, а Семенов взгляда от нее не отрывал — и упустил время: погода была хоть солнечная, но неустойчивая, разгулялся ветер, и лодку стало бросать, а главное — мотор заливало, вот-вот заглохнет. Семенов одной рукой держал румпель, другой вычерпывал воду, а где взять третью руку — за мотором следить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46