Совершенно неожиданно для себя я выхватила отпечатанный на принтере документ и мгновенно положила на его место чистый лист бумаги, из стопки. Эрик взял этот лист, не заметив подмены, и так же, как и вчера, сжег его в пепельнице, а потом отнес пепел на кухню. Дальше все было по вчерашнему сценарию: он так же сел в кресло и замер, а через полчаса порозовел и очнулся. Увидев меня, он вскочил и даже взял меня за руки.
— Ну что, что это было? Неужели все как вчера?
Тут он заметил, что держит мои руки и вообще стоит слишком близко, и смутился.
Но мне стало не до телячьих нежностей, потому что кое-что встало на свои места в моей голове. Поэтому я спокойно отняла руки и отошла от Эрика подальше.
— Вы так же, как и вчера, работали на компьютере, подготовили такой же документ…
— И что, что там было?
Ни слова не говоря, я протянула ему отпечатанный на принтере листочек. Эрик вцепился в платежку и уставился на нее в совершенном изумлении. Через полминуты он поднял на меня растерянный взгляд.
— Если бы я не видел это своими глазами — ни за что бы не поверил! Не могу придумать этому никакого логического объяснения. Неужели действительно я напечатал это в бессознательном состоянии? Это совершенно корректно подготовленное платежное поручение, плательщик — Фонд имени Ульриха Майера, та самая благотворительная организация, местное отделение которой я возглавляю. Я ведь рассказывал вам про это вчера?
— Ну да.
— Да-а, банковские реквизиты, расчетный, корреспондентский счета, индивидуальный номер налогоплательщика и прочее указаны совершенно правильно. Впрочем это не удивительно: реквизиты моего фонда в компьютере забиты и проставляются в платежке автоматически.
Я смотрела на Эрика укоризненно — уж очень меня утомили разные непонятные слова, — но он никак не реагировал на мой взгляд.
— А вот получатель, — бормотал он, как ненормальный, — некий фонд «Арвен», о котором я никогда не слышал. Его банковские реквизиты мне ничего не говорят, но они производят впечатление вполне корректных, по крайней мере, в ИНН — десять цифр, в расчетном и корреспондентском счетах — по двадцать, все как полагается.., я ведь могу проверить, соответствует ли корсчет названию банка… А сумма платежа не указана.
Интересно.
Очевидно, я не выдержала и издала какой-то звук, потому что Эрик соизволил посмотреть на меня.
— Не сочтите меня ненормальным, — совершенно правильно отреагировал он на мой взгляд. — Дело в том, что скоро на счет нашего фонда поступит из Германии очень большая сумма денег для целевого финансирования нескольких детских больниц… Вы понимаете, что будет, если я и дальше не смогу контролировать свои" действия? Ведь мне доверяют огромные деньги… Что со мной происходит?
Я смотрела на Эрика и думала: искренен ли этот человек? Он производил на меня очень хорошее впечатление, разумеется, если забыть о первой нашей встрече, когда Гораций вымазал его плащ. Серьезный, солидный мужчина. Опять же общался с Валентином Сергеевичем, а уж ему-то я доверяла безоговорочно.
Но с другой стороны, говорят же, что у мошенников всегда самые честные глаза… Может, он нарочно хочет заручиться моим свидетельством, чтобы я подтвердила… Подтвердила — что? Что он неизвестно куда перевел доверенные ему деньги не по злому умыслу, а в бессознательном состоянии? Но ведь это совершенный бред! Кто в такое поверит — с моим свидетельством или без него? Да и денег-то пока никаких нету, он их еще не получил, так что перевести не мог, во всяком случае, он так говорит. Тогда зачем я ему нужна? Как говорится, в жизни случится такое, что не придумаешь и в книжке не прочитаешь.
Мне предстояло решить трудную задачу: либо поверить, что Эрик порядочный человек, попавший в беду, либо считать, что со мной играют в грязную игру. Существовал еще третий вариант: оба мы с Эриком хором сошли с катушек, но в такое верить совсем не хотелось.
В пользу Эрика говорит его дружба с Валентином Сергеевичем и еще Гораций. Гораций хорошо к нему относится, а ведь собаки чувствуют фальшь и притворство, и вообще плохих людей. А во вред Эрику говорит только то, что я его совершенно не знаю. Не знаю, как он жил до того, как переехал в этот дом, не знаю, почему он один.
Да, действительно, а почему он один? Такой, можно сказать, симпатичный мужчина, то есть белобрысый, конечно, но аккуратный, вежливый, образованный, да и обеспеченный, в конце концов! В наше время состоятельность чуть ли не на первом месте, особенно среди молодых девиц! Я представила, как Эрик едет на своей машине, а рядом с ним расселась шикарная такая девица с патологически длинными ногами и роскошной рыжей гривой. Хотя нет, он, наверное предпочитает брюнеток, раз сам — блондин. Хоть брюнетка, хоть блондинка, но мне такое зрелище не понравилось. Не ходят к нему девицы, иначе Раиса Кузьминична бы знала, уж такой факт она не пропустит.
Тут я сообразила, что уже минут двадцать мы сидим с Эриком и молчим. Я уставилась куда-то в пол и предалась размышлениям, а он, оказывается, смотрел на меня.
— Вы мне не верите? — спросил он тихо.
Вечно у меня все написано на лице!
Возможно я взбалмошная, эгоистичная и легкомысленная. Но я отнюдь не толстокожая. И я поняла, что от моего ответа Эрику зависит очень многое. Если я отвечу отрицательно, то Эрику будет плохо, а я тоже потеряю что-то, чему пока не могу дать названия.
— Верю! — сказала я.
Он улыбнулся и посмотрел на меня ласково, но я была настроена серьезно.
— Если я вам верю, то и вы тоже должны мне поверить, — сказала я строго. — Так что ничему не удивляйтесь.
Я подошла к столу и написала на чистом листке бумаги:
«Пойдемте в ванную!»
Эрик прочитал и буквально отвесил челюсть.
«Зачем?» — спросил он меня глазами.
«Так все делают, когда не хотят чтобы их подслушивали», — невозмутимо написала я.
«Вы считаете, что нас могут подслушивать?»
«Не исключено».
Тут листок кончился, и теперь уже я сожгла его в пепельнице.
— Дорогой, я приму душ! — крикнула я неестественным голосом и хлопнула дверью посильнее.
В ванной я уселась на стиральную машину и стала ждать Эрика, предварительно пустив воду из крана.
— Что это значит? — явился он весьма удивленный. — Что за детские игрушки?
— Слушайте меня внимательно, потом будете критиковать. Значит, каждый вечер с вами происходят странные вещи, — начала я вполголоса. — Вы впадаете в ступор в лифте, то есть лифт тут ни при чем, дело во времени.
Ровно в семнадцать часов тридцать три минуты вам становится нехорошо, независимо от того, где вы находитесь — в лифте или на лестнице. Дальше вы приходите в квартиру, и по прошествии некоторого времени у вас полностью теряется память, вы не контролируете себя и в бессознательном состоянии делаете странные вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61