Приехал Иван в Париж. Первым делом поднялся на Эйфелеву башню вместе со всеми прочими туристами. Сердце его преисполнилось ликованием от сознания исполненной мечты. Собрал он во рту слюну, накопленную для этой цели за всю долгую трудовую жизнь, и плюнул с высоты Эйфелевой башни вниз. Когда он вернулся домой, все сослуживцы, знакомые и родственники расспрашивали его о Западе. И он всем с гордостью рассказывал о том, как влез на Эйфелеву башню и плюнул с неё вниз. И все завидовали ему. Вот, мол, счастливчик! На Западе был! С Эйфелевой башни плевался!..
Слушатели рассказу писателя посмеялись. Лишь он, Западник, не смеялся. Он хорошо понимал этого Ивана. В молодости он тоже бывал в Париже. И ему тоже нестерпимо хотелось плюнуть с Эйфелевой башни. Но ему это было запрещено. «На Запад плевать не надо, — говорил ему в тот раз его начальник перед поездкой. Рано ещё. Запад нам ещё пригодится».
Во сне ему привиделась Великая Кнопка. Она стояла на самой макушке Эйфелевой башни и плевалась во все стороны. Её плевки летели даже за океан, в Америку. И там они взрывались, как сверхатомные бомбы.
— Зачем ты это делаешь? — спросил её Западник. — Ведь Запад нам ещё нужен пока.
— Ты отстаёшь от жизни, старик, — сказала Кнопка. — Запад нам больше не нужен. Есть новая установка нашего руководства — заплевать Запад так, чтобы он за всю будущую историю не смог отмыться. К тому же это есть наше самое мощное оружие в борьбе с Западом, против которого у него защиты нет. Влезай сюда, вместе Запад заплевывать будем!
Простой народ
Западные мыслители разделяют советское население на народ, власть, военных, политиков, хозяйственников, интеллигенцию и другие категории. Это деление напоминает то, как мясники разделяют тушу животного на филей, оковалок, кострец, огузок, лопатки, голяшки и прочие части. Хотя такое разделение не имеет научного смысла, это все же полезно с некоторой практической точки зрения. Используя этот кулинарный принцип западной социологической мысли, в советском населении можно выделить своего рода лопатки и голяшки, образующие так называемый простой народ. В эту категорию включаются рабочие, крестьяне, солдаты, милиционеры, продавцы, библиотекари, учителя, бухгалтеры и даже рядовые агенты КГБ — «топтуны». Возьмём какую-нибудь группу людей из «простого народа», допустим, вот эту, которая расположилась на «диком» пляже неподалёку от пляжа, принадлежащего санаторию Западника. Плотность тел на пляже для «дикарей» в сто раз превосходит плотность тел на пляже санатория Западника. А о прочих различиях говорить не стоит — они общеизвестны. Но по характеру мыслей «дикий» пляж не отличается от пляжа для «элиты», что говорит о единстве нашего народа. Вот послушайте, к примеру, что говорят эти «простые советские люди».
— Так скажи, что нам с Китаем делать?
— Шурануть туда пару водородных бомб, и капут им там всем будет.
— Пару мало. На такой народ штук двадцать надо, не меньше.
— Двадцать штук опасно, весь «шарик» тогда расколется, все человечество погибнет от радиации. Не гуманно это.
— Так уж и все. До наших мест никакая радиация не дойдёт. А дойдёт, так наш брат Иван и не такое видал.
— Даже здоровей будет!
— Надо устроить в Китае неурожай риса, и половина китайцев умрёт с голода. Неужели наши учёные не могут изобрести какой-нибудь неурожайный порошок, который можно будет высыпать на Китай с искусственных спутников?! Пусть изобретут! Иначе за что им такую высокую зарплату платят и квартиры хорошие дают?!
— Я лично против атомных бомб не возражаю. Они практичнее обычных. И гигиеничнее.
— Сколько американских самолётов Дрезден бомбило? Сколько бомб кинули? А на Хиросиму всего одну бросили. И хоронить никого не надо было. Чуешь разницу?
— Атомное оружие всё равно будет главным в будущей войне. Но оно нам не так страшно, как американцам. У нас огромная территория...
— Огромная территория не есть абсолютное достоинство. Она имеет и недостатки. Чтобы, например, перебазировать в Сибирь самый минимум промышленности, необходимый для войны, нужны затраты, которые нам не под силу.
— В ту войну мы всё-таки нашли силы для этого.
— Промышленность той войны есть мелочь в сравнении с тем, какая потребуется для будущей войны.
Построить новый современный военный завод в Сибири сейчас обойдётся во много раз дешевле, чем эвакуировать туда такой же из европейской части страны.
— Я не хочу в Сибирь. Лучше подохнуть здесь, чем уцелеть в Сибири.
— Слышишь, что люди говорят? А это тоже фактор немаловажный.
— Людей можно силой заставить переселиться туда, куда нужно в интересах обороны.
— Никакой атомной войны не будет. У нас уже есть оружие, с помощью которого американские ракеты с бомбами можно взрывать при взлёте. А раз у нас есть, то и американцы скоро изобретут такое же. Вот химическое и биологическое оружие — это пострашнее.
— Скорей бы коммунизм во всем мире установили. Тогда войны отомрут.
— При коммунизме войны не исчезнут. Они лишь изменят характер — будут справедливыми для обеих враждующих сторон. Войны будут дружественные.
— Слава Богу, мы до этого не доживём.
— Кончайте мрачные разговоры! Расскажите лучше новый анекдотик!
— «Ты получил пригласительный билет на Красную площадь на похороны генсека?» — спрашивает один москвич другого. «А мне не нужно, — отвечает тот. — У меня абонемент».
Опять смена руководства
Отдыхающие много говорили о предстоящей смене руководства: всем было очевидно, что дни Андропова сочтены. На «диком» пляже рассказывали мрачные, макабрические анекдоты. Обитатели санатория элиты мрачно молчали, обмениваясь короткими и нейтральными репликами. Смена руководства могла коснуться их лично, причём — ощутимым образом. Большинство из них были стариками в медицинском смысле слова. Если преемником Андропова будет кто-то из «молодых» (скорее всего — Горбачёв), то лозунг омоложения руководства будет претворён в действительность за их счёт. В глубине души они надеялись, что в высшем руководстве проявят максимум осторожности и отдадут предпочтение Черненко. Тот тоже старик. И тоже болен. Но года три-четыре ещё может протянуть. Он не даст «молодым» разогнать опытные кадры партийных и государственных руководителей.
Не унывал один писатель. Ему было хорошо при любом руководстве. Он был удобен любому руководству. Советское руководство при всех поворотах истории и во всех затруднительных ситуациях использовало его, чтобы продемонстрировать свой либерализм и хорошие намерения. Писателя награждали орденами и премиями, присваивали почётные звания и выпускали за границу, где он имел репутацию оппозиционера и даже жертвы режима. Из США он привёз радиоприёмник, по которому можно было слушать западные радиостанции, работающие на Советский Союз, и захватил его с собой в санаторий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Слушатели рассказу писателя посмеялись. Лишь он, Западник, не смеялся. Он хорошо понимал этого Ивана. В молодости он тоже бывал в Париже. И ему тоже нестерпимо хотелось плюнуть с Эйфелевой башни. Но ему это было запрещено. «На Запад плевать не надо, — говорил ему в тот раз его начальник перед поездкой. Рано ещё. Запад нам ещё пригодится».
Во сне ему привиделась Великая Кнопка. Она стояла на самой макушке Эйфелевой башни и плевалась во все стороны. Её плевки летели даже за океан, в Америку. И там они взрывались, как сверхатомные бомбы.
— Зачем ты это делаешь? — спросил её Западник. — Ведь Запад нам ещё нужен пока.
— Ты отстаёшь от жизни, старик, — сказала Кнопка. — Запад нам больше не нужен. Есть новая установка нашего руководства — заплевать Запад так, чтобы он за всю будущую историю не смог отмыться. К тому же это есть наше самое мощное оружие в борьбе с Западом, против которого у него защиты нет. Влезай сюда, вместе Запад заплевывать будем!
Простой народ
Западные мыслители разделяют советское население на народ, власть, военных, политиков, хозяйственников, интеллигенцию и другие категории. Это деление напоминает то, как мясники разделяют тушу животного на филей, оковалок, кострец, огузок, лопатки, голяшки и прочие части. Хотя такое разделение не имеет научного смысла, это все же полезно с некоторой практической точки зрения. Используя этот кулинарный принцип западной социологической мысли, в советском населении можно выделить своего рода лопатки и голяшки, образующие так называемый простой народ. В эту категорию включаются рабочие, крестьяне, солдаты, милиционеры, продавцы, библиотекари, учителя, бухгалтеры и даже рядовые агенты КГБ — «топтуны». Возьмём какую-нибудь группу людей из «простого народа», допустим, вот эту, которая расположилась на «диком» пляже неподалёку от пляжа, принадлежащего санаторию Западника. Плотность тел на пляже для «дикарей» в сто раз превосходит плотность тел на пляже санатория Западника. А о прочих различиях говорить не стоит — они общеизвестны. Но по характеру мыслей «дикий» пляж не отличается от пляжа для «элиты», что говорит о единстве нашего народа. Вот послушайте, к примеру, что говорят эти «простые советские люди».
— Так скажи, что нам с Китаем делать?
— Шурануть туда пару водородных бомб, и капут им там всем будет.
— Пару мало. На такой народ штук двадцать надо, не меньше.
— Двадцать штук опасно, весь «шарик» тогда расколется, все человечество погибнет от радиации. Не гуманно это.
— Так уж и все. До наших мест никакая радиация не дойдёт. А дойдёт, так наш брат Иван и не такое видал.
— Даже здоровей будет!
— Надо устроить в Китае неурожай риса, и половина китайцев умрёт с голода. Неужели наши учёные не могут изобрести какой-нибудь неурожайный порошок, который можно будет высыпать на Китай с искусственных спутников?! Пусть изобретут! Иначе за что им такую высокую зарплату платят и квартиры хорошие дают?!
— Я лично против атомных бомб не возражаю. Они практичнее обычных. И гигиеничнее.
— Сколько американских самолётов Дрезден бомбило? Сколько бомб кинули? А на Хиросиму всего одну бросили. И хоронить никого не надо было. Чуешь разницу?
— Атомное оружие всё равно будет главным в будущей войне. Но оно нам не так страшно, как американцам. У нас огромная территория...
— Огромная территория не есть абсолютное достоинство. Она имеет и недостатки. Чтобы, например, перебазировать в Сибирь самый минимум промышленности, необходимый для войны, нужны затраты, которые нам не под силу.
— В ту войну мы всё-таки нашли силы для этого.
— Промышленность той войны есть мелочь в сравнении с тем, какая потребуется для будущей войны.
Построить новый современный военный завод в Сибири сейчас обойдётся во много раз дешевле, чем эвакуировать туда такой же из европейской части страны.
— Я не хочу в Сибирь. Лучше подохнуть здесь, чем уцелеть в Сибири.
— Слышишь, что люди говорят? А это тоже фактор немаловажный.
— Людей можно силой заставить переселиться туда, куда нужно в интересах обороны.
— Никакой атомной войны не будет. У нас уже есть оружие, с помощью которого американские ракеты с бомбами можно взрывать при взлёте. А раз у нас есть, то и американцы скоро изобретут такое же. Вот химическое и биологическое оружие — это пострашнее.
— Скорей бы коммунизм во всем мире установили. Тогда войны отомрут.
— При коммунизме войны не исчезнут. Они лишь изменят характер — будут справедливыми для обеих враждующих сторон. Войны будут дружественные.
— Слава Богу, мы до этого не доживём.
— Кончайте мрачные разговоры! Расскажите лучше новый анекдотик!
— «Ты получил пригласительный билет на Красную площадь на похороны генсека?» — спрашивает один москвич другого. «А мне не нужно, — отвечает тот. — У меня абонемент».
Опять смена руководства
Отдыхающие много говорили о предстоящей смене руководства: всем было очевидно, что дни Андропова сочтены. На «диком» пляже рассказывали мрачные, макабрические анекдоты. Обитатели санатория элиты мрачно молчали, обмениваясь короткими и нейтральными репликами. Смена руководства могла коснуться их лично, причём — ощутимым образом. Большинство из них были стариками в медицинском смысле слова. Если преемником Андропова будет кто-то из «молодых» (скорее всего — Горбачёв), то лозунг омоложения руководства будет претворён в действительность за их счёт. В глубине души они надеялись, что в высшем руководстве проявят максимум осторожности и отдадут предпочтение Черненко. Тот тоже старик. И тоже болен. Но года три-четыре ещё может протянуть. Он не даст «молодым» разогнать опытные кадры партийных и государственных руководителей.
Не унывал один писатель. Ему было хорошо при любом руководстве. Он был удобен любому руководству. Советское руководство при всех поворотах истории и во всех затруднительных ситуациях использовало его, чтобы продемонстрировать свой либерализм и хорошие намерения. Писателя награждали орденами и премиями, присваивали почётные звания и выпускали за границу, где он имел репутацию оппозиционера и даже жертвы режима. Из США он привёз радиоприёмник, по которому можно было слушать западные радиостанции, работающие на Советский Союз, и захватил его с собой в санаторий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57