Когда она заговорила, губы ее двигались с трудом.
— Милый! — прошептала она так тихо, что он едва расслышал. — Милый, милый, милый! Ты ведь знаешь, что я не убивала ее… Но кто это сделал? — воскликнула она чуть громче. — В галерее больше никого не было!
Снова правда; в галерее, кроме них, никого не было.
Масляные лампы отбрасывали странные отблески на черном лакированном дереве. Канарейки прыгали в клетках. Чевиот снова повернулся к мистеру Хенли. Последний услужливо приложил два пальца ко лбу.
— Не мое это дело, мистер Чевиот. Но… — он обвел галерею рукой, — тут может быть только одно. Кто-то выстрелил из-за приоткрытой двери.
— Готов присягнуть, — тихо ответил Чевиот, — когда ее убили, ни одна из дверей не открывалась.
— Вы уверены, сэр?
— Вполне уверен.
— Но…
— Стойте, погодите! Дайте подумать.
Чевиот посмотрел на ковер. Женщина не могла умереть от пулевого ранения, раз ни одна человеческая рука не спускала курок; и все же ее убили. Чевиот отчетливо слышал, как тикают в кармане часы.
Их звук пробудил его к жизни. Он снова схватил часы; оказалось, что сейчас три минуты первого. Видимо, вальс скоро кончится; музыка и так играла слишком долго. Мисс Ренфру собиралась — по крайней мере, она так сказала — пригласить гостей к ужину. Совсем скоро толпа гостей выйдет в галерею. Если они увидят на полу труп…
— Подождите! — крикнул Чевиот старшему клерку и Флоре.
Он подошел к дверям в залу, открыл правую створку и заглянул внутрь. На первый взгляд никто не обратил на него внимания.
В лицо ему ударила волна душного, насыщенного ароматами духов воздуха. Скрипачи, стоящие на небольшом возвышении, играли вальс. Бальные платья дам с широкими юбками и буфами — голубые, розовые, зеленые, белые и лимонные — кружились, сливаясь в пестрое пятно. Прелестные женские головки были украшены перьями и живыми цветами. С тонких запястий свисали танцевальные программки. Все дамы были в длинных перчатках до локтей, а их кавалеры в черных фраках и лайковых перчатках.
Чевиоту вспомнилось, как Флора сказала, что некоторые до сих пор считают вальс неприличным. Ему было трудно понять их. Но в самом деле кавалеры держали своих партнерш на расстоянии вытянутой руки. И все же…
И все же в бальной зале, освещаемой тусклым, неверным газовым светом, царило явственное, хотя и старательно сдерживаемое возбуждение. Его ощущал даже Чевиот. Лица дам пылали от быстрого танца; лица мужчин также покраснели от движения или от выпитого. Зеркальный блеск паркета, окна, полускрытые тяжелыми зелеными шторами, зеркала — все создавало чувственную атмосферу.
«Что за всем этим кроется? — подумал Чевиот. — На первый взгляд все просто. Но если задуматься, то вполне можно отыскать примитивный мотив, приведший к убийству».
Он заметил, что изнутри в замке торчит большой медный ключ. Чевиот перешагнул через порог, бесцеремонно вытащил ключ из замочной скважины и сунул его в карман.
«На поверхности, — бегло размышлял он, — все пристойно, как в начальной школе. Что же кроется внутри?»
Осторожно!
Незамеченная из-за тусклого освещения, на него из круга танцующих вылетела какая-то пара. У него не было времени посторониться. Его толкнули. Танцующие попятились, но не сбились с ритма. Чевиот тут же рассыпался в извинениях перед молодой дамой:
— Мадам, умоляю простить меня! Это всецело моя вина. Я зазевался.
Молодая красивая запыхавшаяся девушка, со светло-каштановыми волосами и широко поставленными светло-карими глазами, в голубом шелковом платье, с незабудками в волосах, тяжело дышала, разрумянившись от быстрого танца. Однако она не забыла присесть в вежливом книксене. Девушка подняла на него большие глаза и улыбнулась.
И тут Чевиот понял, какое качество отличает дам 1829 года, и в первую очередь Флору, от жительниц столицы из его… прошлой жизни. Им присуща подлинная женственность — самое сильное оружие, каким может обладать женщина; оружие, способное причинить мужчинам немало бед.
— Прошу вас, сэр, не беспокойтесь, — улыбнулась девушка, тяжело дыша и глядя на него так, словно дело имело особо важное значение. — Ничего страшного! Подобные случаи нередки. Уверена, мой кавалер со мной согласен…
Она обернулась, и Чевиот оказался лицом к лицу с тем гвардейским офицером, капитаном Хогбеном, с которым он уже успел обменяться парой «ласковых» слов на лестнице.
В первые мгновения капитан Хогбен, переполненный яростью и находясь под парами пунша, не вымолвил ни слова. Казалось, он вовсе не рассердился; манеры у него были по-прежнему надменными и вялыми. Пригладив усики и баки, он довольно спокойно протянул:
— Опять вы, приятель? Что ж! Придется вас примерно проучить; но не сейчас. Мы с вами поговорим в другое время и в другом месте. А пока… убирайтесь! — И капитан замахнулся, собираясь презрительно пихнуть Чевиота в грудь.
Но тут случилась еще более странная вещь. В душе Чевиота вскипел гнев, который он редко испытывал и еще реже выказывал. Не дожидаясь тычка, он опередил своего противника, гвардейского офицера, и ударил его.
Капитан Хогбен завертелся волчком на скользком полу и так грохнулся, что задрожало пламя в газовых горелках. Однако он тут же вскочил и занял боевую стойку, выставив вперед правую ногу в остроконечном армейском сапоге. Глаза его метали молнии.
Сказать, что девушка с каштановыми волосами повисла у него на руке, было бы не правдой. И все же она схватила своего кавалера за руки, словно желая возобновить танец, и принялась утешать и увещевать его.
Чевиот ждал, глядя капитану Хогбену прямо в глаза.
И все-таки возобладали строгие правила этикета. Капитан Хогбен повел свою даму прочь. Остальные, поглощенные танцем, почти не заметили неприятного инцидента, лишь громко хихикнула какая-то девушка в сиреневом, да круглолицый Фредди Деббит выразил Чевиоту на ходу свое восхищение — он проплыл мимо, кружа в вальсе царственного вида брюнетку в розовом платье.
Чевиот, попятившись, вышел из залы. Закрыв дверь, он вытащил из кармана ключ и запер обе створки снаружи. Ключ он оставил в замке.
На лбу у него выступила испарина. Что за ерунда с ним творится? Неужели на него так подействовала атмосфера бала? А может, в глубине души его грызли и мучили сомнения относительно Флоры — и ее невиновности?
Сама Флора, которая уже отошла от трупа, крикнула ему, и этот крик в пустой галерее показался оглушительным:
— Джек! Боже мой, что тебе понадобилось в зале? Нашел время!
Чевиот словно пробудился ото сна.
— Я запер их, — беззаботно объяснил он, не сводя взгляда с ясных и серьезных глаз Флоры. — Нельзя допускать, чтобы здесь толпился народ. А сейчас спокойно! Спешить не нужно.
— Какой ужас! — Золотая головка кивнула в сторону Маргарет Ренфру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Милый! — прошептала она так тихо, что он едва расслышал. — Милый, милый, милый! Ты ведь знаешь, что я не убивала ее… Но кто это сделал? — воскликнула она чуть громче. — В галерее больше никого не было!
Снова правда; в галерее, кроме них, никого не было.
Масляные лампы отбрасывали странные отблески на черном лакированном дереве. Канарейки прыгали в клетках. Чевиот снова повернулся к мистеру Хенли. Последний услужливо приложил два пальца ко лбу.
— Не мое это дело, мистер Чевиот. Но… — он обвел галерею рукой, — тут может быть только одно. Кто-то выстрелил из-за приоткрытой двери.
— Готов присягнуть, — тихо ответил Чевиот, — когда ее убили, ни одна из дверей не открывалась.
— Вы уверены, сэр?
— Вполне уверен.
— Но…
— Стойте, погодите! Дайте подумать.
Чевиот посмотрел на ковер. Женщина не могла умереть от пулевого ранения, раз ни одна человеческая рука не спускала курок; и все же ее убили. Чевиот отчетливо слышал, как тикают в кармане часы.
Их звук пробудил его к жизни. Он снова схватил часы; оказалось, что сейчас три минуты первого. Видимо, вальс скоро кончится; музыка и так играла слишком долго. Мисс Ренфру собиралась — по крайней мере, она так сказала — пригласить гостей к ужину. Совсем скоро толпа гостей выйдет в галерею. Если они увидят на полу труп…
— Подождите! — крикнул Чевиот старшему клерку и Флоре.
Он подошел к дверям в залу, открыл правую створку и заглянул внутрь. На первый взгляд никто не обратил на него внимания.
В лицо ему ударила волна душного, насыщенного ароматами духов воздуха. Скрипачи, стоящие на небольшом возвышении, играли вальс. Бальные платья дам с широкими юбками и буфами — голубые, розовые, зеленые, белые и лимонные — кружились, сливаясь в пестрое пятно. Прелестные женские головки были украшены перьями и живыми цветами. С тонких запястий свисали танцевальные программки. Все дамы были в длинных перчатках до локтей, а их кавалеры в черных фраках и лайковых перчатках.
Чевиоту вспомнилось, как Флора сказала, что некоторые до сих пор считают вальс неприличным. Ему было трудно понять их. Но в самом деле кавалеры держали своих партнерш на расстоянии вытянутой руки. И все же…
И все же в бальной зале, освещаемой тусклым, неверным газовым светом, царило явственное, хотя и старательно сдерживаемое возбуждение. Его ощущал даже Чевиот. Лица дам пылали от быстрого танца; лица мужчин также покраснели от движения или от выпитого. Зеркальный блеск паркета, окна, полускрытые тяжелыми зелеными шторами, зеркала — все создавало чувственную атмосферу.
«Что за всем этим кроется? — подумал Чевиот. — На первый взгляд все просто. Но если задуматься, то вполне можно отыскать примитивный мотив, приведший к убийству».
Он заметил, что изнутри в замке торчит большой медный ключ. Чевиот перешагнул через порог, бесцеремонно вытащил ключ из замочной скважины и сунул его в карман.
«На поверхности, — бегло размышлял он, — все пристойно, как в начальной школе. Что же кроется внутри?»
Осторожно!
Незамеченная из-за тусклого освещения, на него из круга танцующих вылетела какая-то пара. У него не было времени посторониться. Его толкнули. Танцующие попятились, но не сбились с ритма. Чевиот тут же рассыпался в извинениях перед молодой дамой:
— Мадам, умоляю простить меня! Это всецело моя вина. Я зазевался.
Молодая красивая запыхавшаяся девушка, со светло-каштановыми волосами и широко поставленными светло-карими глазами, в голубом шелковом платье, с незабудками в волосах, тяжело дышала, разрумянившись от быстрого танца. Однако она не забыла присесть в вежливом книксене. Девушка подняла на него большие глаза и улыбнулась.
И тут Чевиот понял, какое качество отличает дам 1829 года, и в первую очередь Флору, от жительниц столицы из его… прошлой жизни. Им присуща подлинная женственность — самое сильное оружие, каким может обладать женщина; оружие, способное причинить мужчинам немало бед.
— Прошу вас, сэр, не беспокойтесь, — улыбнулась девушка, тяжело дыша и глядя на него так, словно дело имело особо важное значение. — Ничего страшного! Подобные случаи нередки. Уверена, мой кавалер со мной согласен…
Она обернулась, и Чевиот оказался лицом к лицу с тем гвардейским офицером, капитаном Хогбеном, с которым он уже успел обменяться парой «ласковых» слов на лестнице.
В первые мгновения капитан Хогбен, переполненный яростью и находясь под парами пунша, не вымолвил ни слова. Казалось, он вовсе не рассердился; манеры у него были по-прежнему надменными и вялыми. Пригладив усики и баки, он довольно спокойно протянул:
— Опять вы, приятель? Что ж! Придется вас примерно проучить; но не сейчас. Мы с вами поговорим в другое время и в другом месте. А пока… убирайтесь! — И капитан замахнулся, собираясь презрительно пихнуть Чевиота в грудь.
Но тут случилась еще более странная вещь. В душе Чевиота вскипел гнев, который он редко испытывал и еще реже выказывал. Не дожидаясь тычка, он опередил своего противника, гвардейского офицера, и ударил его.
Капитан Хогбен завертелся волчком на скользком полу и так грохнулся, что задрожало пламя в газовых горелках. Однако он тут же вскочил и занял боевую стойку, выставив вперед правую ногу в остроконечном армейском сапоге. Глаза его метали молнии.
Сказать, что девушка с каштановыми волосами повисла у него на руке, было бы не правдой. И все же она схватила своего кавалера за руки, словно желая возобновить танец, и принялась утешать и увещевать его.
Чевиот ждал, глядя капитану Хогбену прямо в глаза.
И все-таки возобладали строгие правила этикета. Капитан Хогбен повел свою даму прочь. Остальные, поглощенные танцем, почти не заметили неприятного инцидента, лишь громко хихикнула какая-то девушка в сиреневом, да круглолицый Фредди Деббит выразил Чевиоту на ходу свое восхищение — он проплыл мимо, кружа в вальсе царственного вида брюнетку в розовом платье.
Чевиот, попятившись, вышел из залы. Закрыв дверь, он вытащил из кармана ключ и запер обе створки снаружи. Ключ он оставил в замке.
На лбу у него выступила испарина. Что за ерунда с ним творится? Неужели на него так подействовала атмосфера бала? А может, в глубине души его грызли и мучили сомнения относительно Флоры — и ее невиновности?
Сама Флора, которая уже отошла от трупа, крикнула ему, и этот крик в пустой галерее показался оглушительным:
— Джек! Боже мой, что тебе понадобилось в зале? Нашел время!
Чевиот словно пробудился ото сна.
— Я запер их, — беззаботно объяснил он, не сводя взгляда с ясных и серьезных глаз Флоры. — Нельзя допускать, чтобы здесь толпился народ. А сейчас спокойно! Спешить не нужно.
— Какой ужас! — Золотая головка кивнула в сторону Маргарет Ренфру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68