Однако именно потому, что мои
родители тоже ворчали, а я ощущал в этом отголосок подавления и
преследования, моя фантазия и моя креативность набирали силу. Но, как мне
теперь кажется, надо было оставлять сколько-то детей со слабой прививкой,
а то и вовсе без Ра и Сге или варьировать по интенсивности и встраивать
при этом механизм доминантной наследственности. А поскольку об этом не
позаботились, то жизнь на нашей Земле и дошла до такого хаотического
состояния. Вот мы и влачим это жалкое существование просто потому, что нет
больше ни одного человека, способного слушать другого с удивлением, с
неудовольствием, вне себя от возмущения или бестолково вытаращив глаза, ни
единой человеческой души, которая по недостатку воображения чинила бы нам
какие-то препятствия. Встречал ты хотя бы раз какие-то препятствия в
проявлении своих Ра и Сге?
- Да всю дорогу, - раздраженно огрызнулся внучек, - одна болтовня
твоя чего стоит, когда мне надо сосредоточиться на ковровом узоре. Ну вот,
одна дыра теперь выгорела чересчур широко.
- Сделай из нее большой цветок.
- Тебе обязательно надо вмешиваться, когда я что-нибудь делаю? А ведь
это мой узор, ведь это я его создаю.
- На моем ковре, - возразил Носталь. - И весь замысел целиком мой
собственный. Как у тебя вообще хватает совести пытаться к нему
примазаться, козыряя своим ковром? Я сам придумал взять твой ковер, потому
что именно твой такой махристый и лучше воняет горелой пылью, когда
прожигаешь в нем дыры, чем мамин. Узор, который я выполняю, еще и
ароматический узор.
- Ну-ну, я не мешаю тебе, мой мальчик. Но посмотри только на наши
города, на все это незавершенное, на все это начатое в одном стиле и
продолженное в полдюжине других, а там и вовсе остановившееся - руины...
Да можно ли эту выставку ужасов и городом-то назвать? Н-да, в прежние
времена... тогда один квартал походил на другой. Тогда все умещалось в
приличествующих делу формах школьной геометрии. Улицы - как по шнурочку, в
таких не заплутаешься, уличные транспортеры доставляли пассажира точно к
желаемому пункту. Немного, может, и скучновато, согласен, но именно в силу
этой скуки, на этом сером, пресноватом фоне груды покрытых краской, бывших
когда-то предметами материалов и частей, обломочные творения из всех
жилищ, извергаемые шахтами мусоропроводов, выглядели столь волнующе,
привлекательно. Редкие родители не бывали горды тем, что перед дверьми у
них громоздился самый большой Ра-и-Сге-террикон. Позднее стали придавать
значение утонченному разнообразию и цветовой нюансировке. Так увлекательно
было прогуливаться, исследуя встречавшиеся по пути груды. Какое богатство
решений! И постоянно от кучи к куче передвигались научные комиссии из
различных отраслей промышленности, выколупывая вдохновляющие идеи для
новых разработок.
Кучи у нас есть и сейчас, - продолжал Носталь, - но серый фон исчез.
Нет больше прямых, как стрела, улиц, одни изгибы да повороты, лабиринты,
тупики и обрывающиеся вдруг дороги. Ни один дом не может хотя бы отдаленно
напоминать другой. Мой, например, имеет форму вытянутого лимона, поры его
кожуры - окна, а из острого носика мы с помощью выходного рукава
спускаемся вниз. Я был доволен, когда сконструировал свой дом. Ладно, тебе
он не нравится. А что ты скажешь насчет бутылки, в которой ютится мой
сосед и из которой должен выбираться ползком? В нашем городе двадцать
различных транспортных систем: движущиеся тротуары, подземные и надземные
трубы, катки-цилиндры с ножным приводом, в которых выбиваешься из сил.
Недавно я, устав до смерти, еле добрался на конференцию, из-за того что
снова перепутались целых семнадцать систем. В зале, где мы заседали,
прозвучало немало разных выступлений, но проблема транспортного сообщения
так и осталась нерешенной. Я, разумеется, не стану отрицать, что кое-кто и
соглашался порой с предыдущим докладчиком, однако немедленно принимался
развивать его предложение дальше. Играл с ним. Варьировал его. И мы в
итоге остались с кучей вариаций. Ну а теперь никуда, конечно, не денешься
- все вариации будут реализованы. Ведь все мы без исключения наделены, к
сожалению, необоримой настойчивостью и пробивной силой. После собрания я
шел домой со своим давним другом Лео. И по удивительному совпадению нам
обоим вдруг захотелось одного и того же рыбного салата. Но павильон уже
снова переквалифицировался: теперь здесь угощали грибами. Правда, во
многих видах. Подавали даже лишенные яда красные мухоморы. А нашим рыбным
салатом кормили, вероятно, где-нибудь в другом месте. И мы отыскали его,
но это уже был не тот, не наш, в нем ощущались посторонние нюансы, он был
красного, а не фиолетового цвета и ничуть не светился в темноте. С
подпорченным настроением мы добрались до улицы, где живет Лео, он хотел
показать мне свой новый дом в виде кустика спаржи. Тут мы угодили в отвалы
Ра и Сге и никак не могли выбраться из этих продуктов демонтировочной
деятельности нового молодого поколения.
"О, если бы нашелся хоть один-единственный человек, - воскликнул друг
Лео, - который сумел бы надежно и без затей запрограммировать надежный и
без затей, послушный старомодный компьютер на оптимальную организацию
работ по устранению этих завалов, детищ проявления Ра и Сге!" Я сказал,
что нам пригодился бы и еще один, который в течение года или хотя бы
полугода приглядел бы за тем, чтобы у нас действовала лишь одна система
транспортного сообщения. "Мы, - добавил я грустно, - устроены таким
образом, что хотя и способны беспрестанно выдумывать новое, и
конструировать, и доводить до практического воплощения, но все никак не
можем обуздать разных идиотических начинаний. Отходы изобретательской
деятельности так и остаются валяться повсюду. И ни один кухонный компьютер
больше не изъявляет готовности помыть посуду после нового, изобретенного
нами блюда. Какое там! Совсем наоборот, он сам, по собственному
усмотрению, совершенствует приготовленное нами, и нам остается лишь
ужасаться, когда доходит до пробы, а его активность только увеличивает
количество грязной посуды". - "Ах, - ответил Лео, - на это я и внимания
теперь не обращаю. Но неужели действительно нельзя найти хоть сколько-то
существ, каких-нибудь неполноценных, что ли, болезнь которых заключается в
отсутствии у них Ра и Сге? Не верится мне, чтобы дородовая терапия во всех
случаях протекала успешно!" - "А кто признается, - сказал я, - что с ним
произошла осечка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
родители тоже ворчали, а я ощущал в этом отголосок подавления и
преследования, моя фантазия и моя креативность набирали силу. Но, как мне
теперь кажется, надо было оставлять сколько-то детей со слабой прививкой,
а то и вовсе без Ра и Сге или варьировать по интенсивности и встраивать
при этом механизм доминантной наследственности. А поскольку об этом не
позаботились, то жизнь на нашей Земле и дошла до такого хаотического
состояния. Вот мы и влачим это жалкое существование просто потому, что нет
больше ни одного человека, способного слушать другого с удивлением, с
неудовольствием, вне себя от возмущения или бестолково вытаращив глаза, ни
единой человеческой души, которая по недостатку воображения чинила бы нам
какие-то препятствия. Встречал ты хотя бы раз какие-то препятствия в
проявлении своих Ра и Сге?
- Да всю дорогу, - раздраженно огрызнулся внучек, - одна болтовня
твоя чего стоит, когда мне надо сосредоточиться на ковровом узоре. Ну вот,
одна дыра теперь выгорела чересчур широко.
- Сделай из нее большой цветок.
- Тебе обязательно надо вмешиваться, когда я что-нибудь делаю? А ведь
это мой узор, ведь это я его создаю.
- На моем ковре, - возразил Носталь. - И весь замысел целиком мой
собственный. Как у тебя вообще хватает совести пытаться к нему
примазаться, козыряя своим ковром? Я сам придумал взять твой ковер, потому
что именно твой такой махристый и лучше воняет горелой пылью, когда
прожигаешь в нем дыры, чем мамин. Узор, который я выполняю, еще и
ароматический узор.
- Ну-ну, я не мешаю тебе, мой мальчик. Но посмотри только на наши
города, на все это незавершенное, на все это начатое в одном стиле и
продолженное в полдюжине других, а там и вовсе остановившееся - руины...
Да можно ли эту выставку ужасов и городом-то назвать? Н-да, в прежние
времена... тогда один квартал походил на другой. Тогда все умещалось в
приличествующих делу формах школьной геометрии. Улицы - как по шнурочку, в
таких не заплутаешься, уличные транспортеры доставляли пассажира точно к
желаемому пункту. Немного, может, и скучновато, согласен, но именно в силу
этой скуки, на этом сером, пресноватом фоне груды покрытых краской, бывших
когда-то предметами материалов и частей, обломочные творения из всех
жилищ, извергаемые шахтами мусоропроводов, выглядели столь волнующе,
привлекательно. Редкие родители не бывали горды тем, что перед дверьми у
них громоздился самый большой Ра-и-Сге-террикон. Позднее стали придавать
значение утонченному разнообразию и цветовой нюансировке. Так увлекательно
было прогуливаться, исследуя встречавшиеся по пути груды. Какое богатство
решений! И постоянно от кучи к куче передвигались научные комиссии из
различных отраслей промышленности, выколупывая вдохновляющие идеи для
новых разработок.
Кучи у нас есть и сейчас, - продолжал Носталь, - но серый фон исчез.
Нет больше прямых, как стрела, улиц, одни изгибы да повороты, лабиринты,
тупики и обрывающиеся вдруг дороги. Ни один дом не может хотя бы отдаленно
напоминать другой. Мой, например, имеет форму вытянутого лимона, поры его
кожуры - окна, а из острого носика мы с помощью выходного рукава
спускаемся вниз. Я был доволен, когда сконструировал свой дом. Ладно, тебе
он не нравится. А что ты скажешь насчет бутылки, в которой ютится мой
сосед и из которой должен выбираться ползком? В нашем городе двадцать
различных транспортных систем: движущиеся тротуары, подземные и надземные
трубы, катки-цилиндры с ножным приводом, в которых выбиваешься из сил.
Недавно я, устав до смерти, еле добрался на конференцию, из-за того что
снова перепутались целых семнадцать систем. В зале, где мы заседали,
прозвучало немало разных выступлений, но проблема транспортного сообщения
так и осталась нерешенной. Я, разумеется, не стану отрицать, что кое-кто и
соглашался порой с предыдущим докладчиком, однако немедленно принимался
развивать его предложение дальше. Играл с ним. Варьировал его. И мы в
итоге остались с кучей вариаций. Ну а теперь никуда, конечно, не денешься
- все вариации будут реализованы. Ведь все мы без исключения наделены, к
сожалению, необоримой настойчивостью и пробивной силой. После собрания я
шел домой со своим давним другом Лео. И по удивительному совпадению нам
обоим вдруг захотелось одного и того же рыбного салата. Но павильон уже
снова переквалифицировался: теперь здесь угощали грибами. Правда, во
многих видах. Подавали даже лишенные яда красные мухоморы. А нашим рыбным
салатом кормили, вероятно, где-нибудь в другом месте. И мы отыскали его,
но это уже был не тот, не наш, в нем ощущались посторонние нюансы, он был
красного, а не фиолетового цвета и ничуть не светился в темноте. С
подпорченным настроением мы добрались до улицы, где живет Лео, он хотел
показать мне свой новый дом в виде кустика спаржи. Тут мы угодили в отвалы
Ра и Сге и никак не могли выбраться из этих продуктов демонтировочной
деятельности нового молодого поколения.
"О, если бы нашелся хоть один-единственный человек, - воскликнул друг
Лео, - который сумел бы надежно и без затей запрограммировать надежный и
без затей, послушный старомодный компьютер на оптимальную организацию
работ по устранению этих завалов, детищ проявления Ра и Сге!" Я сказал,
что нам пригодился бы и еще один, который в течение года или хотя бы
полугода приглядел бы за тем, чтобы у нас действовала лишь одна система
транспортного сообщения. "Мы, - добавил я грустно, - устроены таким
образом, что хотя и способны беспрестанно выдумывать новое, и
конструировать, и доводить до практического воплощения, но все никак не
можем обуздать разных идиотических начинаний. Отходы изобретательской
деятельности так и остаются валяться повсюду. И ни один кухонный компьютер
больше не изъявляет готовности помыть посуду после нового, изобретенного
нами блюда. Какое там! Совсем наоборот, он сам, по собственному
усмотрению, совершенствует приготовленное нами, и нам остается лишь
ужасаться, когда доходит до пробы, а его активность только увеличивает
количество грязной посуды". - "Ах, - ответил Лео, - на это я и внимания
теперь не обращаю. Но неужели действительно нельзя найти хоть сколько-то
существ, каких-нибудь неполноценных, что ли, болезнь которых заключается в
отсутствии у них Ра и Сге? Не верится мне, чтобы дородовая терапия во всех
случаях протекала успешно!" - "А кто признается, - сказал я, - что с ним
произошла осечка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16