Ты когда зубришь?
- Зубрю? А что значит "зубрить"? - спрашивала Уна.
- Ну, мы имеем в виду, когда ты долбишь?
- А что значит "долбить"?
Они возбужденно отвечали:
- Мы почти и не видим тебя в читалке, где грызем всю эту канитель. Да
и в своей берлоге ты тоже вроде не больно-то налегаешь. Как это у тебя
получается?
Она улыбалась смущенно:
- Я не знаю, как это объяснить.
И думала: "Вы этого не поймете". Она не была удивлена, когда Дидас
предложил ей переехать к нему, чтобы, как это здесь называлось, жить с ним
вместе. Она уже успела приметить, как быстро это устраивалось здесь, в
метрополии. А потому почти и не вслушивалась в доводы.
Он любит ее, говорил Дидас, потому что, с одной стороны, она кажется
ему загадочной - "в женщине, понимаешь ли, должно быть нечто загадочное",
- а с другой, так он полагает, ее развитие превосходит обычный средний
уровень. Он не разделяет мнения коллег о том, что она-де просто-напросто
рецептивно переимчива. Упомянул он и о внешних достоинствах: Уну хотя и не
назовешь красивой, но внешность ее определенным образом волнует, и у нее
отличное гибкое тело, худощавое, но вовсе не тощее.
- И потому в самый раз на бульон, - подытожила она.
И это ему тоже в ней нравится: ее задиристость и ирония и то, что она
никакого значения не придает комплиментам. Это свойственно женщинам,
которые в них не нуждаются. Но и она пусть смело скажет ему, как его
оценивает. Он не страдает повышенной чувствительностью, так что нет
необходимости играть в вежливость, он умеет сносить критику. И, более
того, будет рад ей.
- Даже и не знаю, - тихо ответила Уна. Просто взять да и сказать, что
человек, мол, таков и таков, перечислив какие-то его черты, ей и в голову
не приходило. Так, на ее взгляд, даже какой-нибудь предмет нельзя было по
достоинству оценить - телевизор, скажем, или автомобиль. Лишь в
определенных ситуациях, считала она, предмет показывает, каков он на самом
деле. А с человеком и того сложнее. Ее представление о Дидасе было
расплывчатым. Сумеет ли он развить в себе черты собственной
индивидуальности? То, что ей в нем уже было известно, не являлось, на ее
взгляд, индивидуальными особенностями.
- Ты, я вижу, колеблешься, - сказал он кротко. - Что ж, это лишь
просьба, ты можешь все обдумать, совершенно не обязательно давать
немедленный ответ; я застал тебя врасплох, ты уж меня прости, Уна.
Не проблескивала ли тут искорка индивидуальности? Способность к
ожиданию?
- Мне надо заглянуть на Троицкие острова, - сказала она, - я должна
там кое-что забрать. - Она знала, что у него есть свой самолет.
- Ну конечно, - сказал он, - завтра и полетим. Да и мне хочется
побывать в твоих родных местах. Возможно, я лучше стану тебя понимать. -
Он рассмеялся. - Или еще больше запутаюсь в твоих загадках. В этом тоже
есть свое удовольствие.
Самолет его был из породы напоминающих музейные экспонаты, однако
надежных колымаг: летал небыстро, но зато на взрывобезопасной смеси, а в
случае, если бы отказал мотор, мог спланировать на посадку. Правда, полет
растянулся на два дня, пришлось сделать промежуточную посадку на Багамах и
там переночевать. Когда же в лучах предполуденного солнца вынырнули
Троицкие острова, Уна посоветовала Дидасу передать свой пеленг на Южную
посадочную станцию для автоматического управления приземлением.
- К чему? - спросил он. - Я совершенно ясно вижу внизу
взлетно-посадочную полосу.
- Я настаиваю на этом, - сказала Уна, - или я прыгаю.
- Да ведь полоса прямо у меня перед носом. - Перед носом-то перед
носом, но атмосферные условия здесь совсем не такие, как у тебя дома.
Вполне может оказаться, что эта полоса - просто фата-моргана.
Ты лучше прислушайся к указаниям с посадочной станции. Он с неохотой
перестроился по сигналам.
- Вот пожалуйста, я их слушаюсь, но мы садимся теперь прямо в море.
Смотри, ты же видишь, как уходит теперь полоса, мы сядем точнехонько рядом
и покатимся вниз с утесов.
- Зайди еще раз, - сказала Уна. Дидас стал заходить снова. - А теперь
включай автоматическое наведение.
- Ну нет, я лучше доверюсь собственным глазам, так я всегда садился
наилучшим образом. А откуда ты знаешь специальную терминологию? - спросил
он. - Ты что, знакома с техникой пилотирования?
- Я знакома с этими островами, и я говорю тебе, что здесь твои глаза
тебя обманывают.
- Мои глаза никогда еще меня не обманывали. Не обманут и на этот раз.
Я всего неделю назад прошел обследование. Результат - 1-а.
- Ну неужели ты не можешь мне поверить? Ведь я здесь дома, Дидас!
- А я веду самолет. У меня удостоверение в кармане и ответственность
на плечах, и я буду полагаться на мои собственные глаза.
- Только не здесь, - сказала Уна, - не на островах Смещения.
Он пропустил это мимо ушей и стал снижаться по собственному
разумению. Когда наушник разразился предостерегающими восклицаниями, он
его отключил.
- Они лишь сбивают меня с толку, я иду точно на полосу, видишь, Уна?
Аккуратненько на середину полосы, - гордо говорил он.
В действительности самолет опустился в сотне метров от полосы, на
комковатом и каменистом поле. Уна еще успела застопорить двигатель, но все
же самолет от удара развалился, ремни безопасности оборвались и обоих
швырнуло с безжалостной силой.
Вытаскивая Дидаса из-под обломков, Уна кивнула на валявшиеся кругом
части разбитых машин.
- Я думала, ты окажешься умнее своих предшественников.
Дидас продолжал упрямо твердить о своем якобы безукоризненном
пилотировании при посадке:
- Но я же ведь не слепой. Я держал полосу точно по визиру.
- Держал, ну конечно, держал. Вот только от машины твоей остались
теперь одни рожки да ножки.
Уна думала: "Но все-таки он продемонстрировал индивидуальную черту -
упрямство, готовое отстаивать себя не на жизнь, а на смерть. Что ж, будем
собирать свои кости".
- Воздух здесь другой, - с трудом проговорил оглушенный Дидас, когда
она извлекла его из-под руин самолета. - Но я все делал как надо, в этом
меня никто не переубедит.
"Просто непоколебимое упрямство, - подумала она. - Способна ли
реальность излечить его?"
И она мягко сказала:
- Ты еще взглянешь на это иначе, Дидас, можешь мне поверить.
Вдали она заметила автомобиль, которому предстояло доставить их к
зданию навигационной службы. Машина медленно приближалась, и уже можно
было различить на ней красный крест.
То, что прибытие ознаменовалось катастрофой, не слишком потрясло Уну.
Быть может, Дидас теперь поневоле станет благоразумнее и постарается
учитывать атмосферные особенности этого края и даже попытается, глядишь,
приноровиться к ним и научится в конце концов вести себя в новых условиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
- Зубрю? А что значит "зубрить"? - спрашивала Уна.
- Ну, мы имеем в виду, когда ты долбишь?
- А что значит "долбить"?
Они возбужденно отвечали:
- Мы почти и не видим тебя в читалке, где грызем всю эту канитель. Да
и в своей берлоге ты тоже вроде не больно-то налегаешь. Как это у тебя
получается?
Она улыбалась смущенно:
- Я не знаю, как это объяснить.
И думала: "Вы этого не поймете". Она не была удивлена, когда Дидас
предложил ей переехать к нему, чтобы, как это здесь называлось, жить с ним
вместе. Она уже успела приметить, как быстро это устраивалось здесь, в
метрополии. А потому почти и не вслушивалась в доводы.
Он любит ее, говорил Дидас, потому что, с одной стороны, она кажется
ему загадочной - "в женщине, понимаешь ли, должно быть нечто загадочное",
- а с другой, так он полагает, ее развитие превосходит обычный средний
уровень. Он не разделяет мнения коллег о том, что она-де просто-напросто
рецептивно переимчива. Упомянул он и о внешних достоинствах: Уну хотя и не
назовешь красивой, но внешность ее определенным образом волнует, и у нее
отличное гибкое тело, худощавое, но вовсе не тощее.
- И потому в самый раз на бульон, - подытожила она.
И это ему тоже в ней нравится: ее задиристость и ирония и то, что она
никакого значения не придает комплиментам. Это свойственно женщинам,
которые в них не нуждаются. Но и она пусть смело скажет ему, как его
оценивает. Он не страдает повышенной чувствительностью, так что нет
необходимости играть в вежливость, он умеет сносить критику. И, более
того, будет рад ей.
- Даже и не знаю, - тихо ответила Уна. Просто взять да и сказать, что
человек, мол, таков и таков, перечислив какие-то его черты, ей и в голову
не приходило. Так, на ее взгляд, даже какой-нибудь предмет нельзя было по
достоинству оценить - телевизор, скажем, или автомобиль. Лишь в
определенных ситуациях, считала она, предмет показывает, каков он на самом
деле. А с человеком и того сложнее. Ее представление о Дидасе было
расплывчатым. Сумеет ли он развить в себе черты собственной
индивидуальности? То, что ей в нем уже было известно, не являлось, на ее
взгляд, индивидуальными особенностями.
- Ты, я вижу, колеблешься, - сказал он кротко. - Что ж, это лишь
просьба, ты можешь все обдумать, совершенно не обязательно давать
немедленный ответ; я застал тебя врасплох, ты уж меня прости, Уна.
Не проблескивала ли тут искорка индивидуальности? Способность к
ожиданию?
- Мне надо заглянуть на Троицкие острова, - сказала она, - я должна
там кое-что забрать. - Она знала, что у него есть свой самолет.
- Ну конечно, - сказал он, - завтра и полетим. Да и мне хочется
побывать в твоих родных местах. Возможно, я лучше стану тебя понимать. -
Он рассмеялся. - Или еще больше запутаюсь в твоих загадках. В этом тоже
есть свое удовольствие.
Самолет его был из породы напоминающих музейные экспонаты, однако
надежных колымаг: летал небыстро, но зато на взрывобезопасной смеси, а в
случае, если бы отказал мотор, мог спланировать на посадку. Правда, полет
растянулся на два дня, пришлось сделать промежуточную посадку на Багамах и
там переночевать. Когда же в лучах предполуденного солнца вынырнули
Троицкие острова, Уна посоветовала Дидасу передать свой пеленг на Южную
посадочную станцию для автоматического управления приземлением.
- К чему? - спросил он. - Я совершенно ясно вижу внизу
взлетно-посадочную полосу.
- Я настаиваю на этом, - сказала Уна, - или я прыгаю.
- Да ведь полоса прямо у меня перед носом. - Перед носом-то перед
носом, но атмосферные условия здесь совсем не такие, как у тебя дома.
Вполне может оказаться, что эта полоса - просто фата-моргана.
Ты лучше прислушайся к указаниям с посадочной станции. Он с неохотой
перестроился по сигналам.
- Вот пожалуйста, я их слушаюсь, но мы садимся теперь прямо в море.
Смотри, ты же видишь, как уходит теперь полоса, мы сядем точнехонько рядом
и покатимся вниз с утесов.
- Зайди еще раз, - сказала Уна. Дидас стал заходить снова. - А теперь
включай автоматическое наведение.
- Ну нет, я лучше доверюсь собственным глазам, так я всегда садился
наилучшим образом. А откуда ты знаешь специальную терминологию? - спросил
он. - Ты что, знакома с техникой пилотирования?
- Я знакома с этими островами, и я говорю тебе, что здесь твои глаза
тебя обманывают.
- Мои глаза никогда еще меня не обманывали. Не обманут и на этот раз.
Я всего неделю назад прошел обследование. Результат - 1-а.
- Ну неужели ты не можешь мне поверить? Ведь я здесь дома, Дидас!
- А я веду самолет. У меня удостоверение в кармане и ответственность
на плечах, и я буду полагаться на мои собственные глаза.
- Только не здесь, - сказала Уна, - не на островах Смещения.
Он пропустил это мимо ушей и стал снижаться по собственному
разумению. Когда наушник разразился предостерегающими восклицаниями, он
его отключил.
- Они лишь сбивают меня с толку, я иду точно на полосу, видишь, Уна?
Аккуратненько на середину полосы, - гордо говорил он.
В действительности самолет опустился в сотне метров от полосы, на
комковатом и каменистом поле. Уна еще успела застопорить двигатель, но все
же самолет от удара развалился, ремни безопасности оборвались и обоих
швырнуло с безжалостной силой.
Вытаскивая Дидаса из-под обломков, Уна кивнула на валявшиеся кругом
части разбитых машин.
- Я думала, ты окажешься умнее своих предшественников.
Дидас продолжал упрямо твердить о своем якобы безукоризненном
пилотировании при посадке:
- Но я же ведь не слепой. Я держал полосу точно по визиру.
- Держал, ну конечно, держал. Вот только от машины твоей остались
теперь одни рожки да ножки.
Уна думала: "Но все-таки он продемонстрировал индивидуальную черту -
упрямство, готовое отстаивать себя не на жизнь, а на смерть. Что ж, будем
собирать свои кости".
- Воздух здесь другой, - с трудом проговорил оглушенный Дидас, когда
она извлекла его из-под руин самолета. - Но я все делал как надо, в этом
меня никто не переубедит.
"Просто непоколебимое упрямство, - подумала она. - Способна ли
реальность излечить его?"
И она мягко сказала:
- Ты еще взглянешь на это иначе, Дидас, можешь мне поверить.
Вдали она заметила автомобиль, которому предстояло доставить их к
зданию навигационной службы. Машина медленно приближалась, и уже можно
было различить на ней красный крест.
То, что прибытие ознаменовалось катастрофой, не слишком потрясло Уну.
Быть может, Дидас теперь поневоле станет благоразумнее и постарается
учитывать атмосферные особенности этого края и даже попытается, глядишь,
приноровиться к ним и научится в конце концов вести себя в новых условиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16