– Сама церковь благословила нас на это.
Шайн сомневалась, что церковь благословила бы то, что она чувствовала по отношению к Гэмелу. Она пыталась найти слова, чтобы напомнить ему обо всем, что может развести их в разные стороны, о своей сомнительной наследственности, но его поцелуи и ласки лишили ее способности мыслить. К тому времени, когда он отстранился от нее, Шайн оставалась в одной сорочке и не могла вспомнить, почему так яростно возражала против их близости.
– Мне следовало бы сказать «нет», – прошептала она, гладя его сильную спину и упиваясь теплом его гладкой кожи.
– Тебе следует сказать «да», – возразил ее супруг. Он стянул с нее сорочку и накрыл их обоих простыней.
– О, Гэмел, – прошептала Шайн, когда он прижался к ней всем телом. – О, Гэмел, – повторила она, запустив пальцы в его густые волосы, и приникла к его губам в жадном поцелуе.
Охваченная жгучей страстью, она старалась коснуться его везде – руками, губами, языком. Она так тесно прижималась к нему, что Гэмел издал протестующий звук. Было ясно, что он разделяет ее страсть, и это сознание воспламенило Шайн. Она боролась с ним, пытаясь перехватить инициативу в любовном танце, и радовалась, когда он побеждал в этом безмолвном поединке. Даже когда они слились в единое целое, эта борьба продолжалась, и они перекатывались на постели, поочередно оказываясь сверху. Кульминация наступила так быстро и так яростно, что они оба вскрикнули, содрогаясь от силы высвобождения.
Но когда Гэмел обмяк в ее объятиях, Шайн снова захлестнули грустные мысли. Его горячее дыхание обдавало ее шею, сердце учащенно билось, вторя ударам ее сердца. Их тела были сплетены, однако ее первая ясная мысль была о том, что они совершили серьезную ошибку.
Ничего не изменилось. Она все еще дочь Арабел Броуди. И по-прежнему должна оставаться одна. Это свидание не более чем короткая передышка в ее одиночестве. Ей следовало бороться с искушением, а теперь ее воспоминания станут еще более болезненными.
Гэмел встрепенулся в ее руках, и Шайн напряглась, страшась момента, когда ей придется взглянуть в его глаза и сказать, что это не должно повториться.
С сожалением, от которого щемило сердце, Гэмел разомкнул объятия и приподнялся на локтях. Шайн попыталась выскользнуть из-под него, но он удержал ее на месте нежно, но крепко. Когда она наконец взглянула на него, он пришел в замешательство. В ее глазах светилась смесь печали, сожаления и настороженности, но не было ужаса, ненависти и укора – ни одной эмоции из тех, что заставили его бежать из Дорчебейна после смерти Арабел Броуди. Впервые за два месяца он ощутил проблеск надежды.
– Ты простила меня за то, что я пролил кровь твоей матери?
Шайн нахмурилась, недоумевая, как ему пришла в голову такая нелепая мысль.
– Мне не за что тебя прощать. Мы все знали, что все должно было кончиться ее смертью.
– Да, но она погибла от моей руки. Это мой кинжал пронзил ее сердце. – Он привстал на коленях, оседлав ее.
– Лучше так, чем если бы ее кинжал вонзился в мое сердце, что она пыталась сделать. Ты спас мне жизнь.
Гэмел скатился с нее и сел на постели, запустив пятерню в свои и без того взъерошенные волосы.
– Ничего не понимаю.
– Я тоже. – Шайн села и подоткнула под себя простыню, гадая, куда он дел ее одежду. – С чего ты взял, что должен просить у меня прощения за то, в чем совершенно не виноват? Ты поступил так, как должен был поступить. Мне не в чем винить тебя.
– Вот как? Я видел ужас в твоих глазах.
– И ты решил, что это из-за тебя? Из-за того, что ты сделал? – спросила она с удивлением, которое только возросло, когда Гэмел кивнул. – Гэмел, я провела несколько часов, пытаясь выжить, выслушивая ужасные слова и наблюдая чудовищные деяния. На моих братьях не было живого места от синяков и ссадин. Моя мать выплеснула на меня всю свою злобу и ненависть, а затем попыталась убить. Естественно, что я пребывала в ужасе.
Гэмелу не хотелось верить, что он оставил Шайн из-за собственного заблуждения.
– Но ты плакала.
– Конечно, я плакала, – отозвалась она с нотками отчаяния в голосе, затем вздохнула. – Не потому, что горевала по Арабел. Она никогда не была мне матерью. Наверное, я плакала от горечи, что ее отношение ко мне уже никогда не изменится. Она умерла со словами ненависти на устах, так что это теперь навечно. Женские слезы могут быть очищением, Гэмел. В течение двух дней, пока Арабел держала у себя близнецов, я не находила себе места от страха и тревоги. – Она пожала плечами. – И когда все кончилось, расплакалась. Но это никак не связано с тем фактом, что твой кинжал поразил Арабел. Клянусь. Ты сделал единственно возможное в тех обстоятельствах. А теперь мне нужно одеться и заставить этого мошенника, Фартинга, выпустить меня отсюда. – Она издала удивленный возглас, когда Гэмел внезапно навалился на нее, прижав к постели. – Гэмел, мне нужно вернуться в Дорчебейн.
– Мне показалось, что ты забыла попросить меня составить тебе компанию.
Шайн с некоторой досадой осознала, что, хотя она поступила великодушно, освободив его от чувства вины, это был не самый мудрый поступок. Теперь ей придется объяснить ему, почему они должны расстаться.
– Нет. Я не попросила тебя и не попрошу.
Это был удар в самое сердце, но Гэмелу удалось совладать со своими эмоциями. Хотя слова Шайн прозвучали жестоко, в ее глазах не было ничего, кроме сожаления и печали. Да и не может женщина так самозабвенно заниматься любовью с мужчиной, если она не желает его.
– Почему? Если ты не винишь меня в смерти Арабел, почему мы не можем быть вместе?
– Ты обещал, что я смогу расторгнуть наш брак, когда мои проблемы разрешатся.
– Но я никогда не обещал, что не поинтересуюсь причиной. Ты лежишь, обнаженная, раскрасневшаяся от ласк, и рассуждаешь о расторжении нашего брака. Я хочу знать причину.
– И ты не отпустишь меня, пока я не скажу, в чем дело?
– Сдается мне, что нас обоих не выпустят отсюда, пока мы не расставим все точки над i.
Шайн тихо выругалась, затем покорно вздохнула. Гэмел прав. Он вправе знать, почему она отталкивает его. Он рисковал жизнью, чтобы помочь ей справиться с врагами. Он был ее другом, защитником и любовником. Оставалось только надеяться, что он не станет мучить ее долгими спорами и смирится с судьбой.
– Я дочь Арабел Броуди – ее плоть и кровь.
– Ну и что? – Он слегка отстранился от нее и нахмурился. – Эта женщина мертва. Она больше не причинит нам вреда.
– Ты уверен? В моих жилах течет ее кровь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что яблоко падает недалеко от яблони.
– И что это должно означать?
– Я дочь Арабел. Проклятие, я ее живая копия.
– Я уже говорил тебе, что это не важно.
Шайн сделала несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Шайн сомневалась, что церковь благословила бы то, что она чувствовала по отношению к Гэмелу. Она пыталась найти слова, чтобы напомнить ему обо всем, что может развести их в разные стороны, о своей сомнительной наследственности, но его поцелуи и ласки лишили ее способности мыслить. К тому времени, когда он отстранился от нее, Шайн оставалась в одной сорочке и не могла вспомнить, почему так яростно возражала против их близости.
– Мне следовало бы сказать «нет», – прошептала она, гладя его сильную спину и упиваясь теплом его гладкой кожи.
– Тебе следует сказать «да», – возразил ее супруг. Он стянул с нее сорочку и накрыл их обоих простыней.
– О, Гэмел, – прошептала Шайн, когда он прижался к ней всем телом. – О, Гэмел, – повторила она, запустив пальцы в его густые волосы, и приникла к его губам в жадном поцелуе.
Охваченная жгучей страстью, она старалась коснуться его везде – руками, губами, языком. Она так тесно прижималась к нему, что Гэмел издал протестующий звук. Было ясно, что он разделяет ее страсть, и это сознание воспламенило Шайн. Она боролась с ним, пытаясь перехватить инициативу в любовном танце, и радовалась, когда он побеждал в этом безмолвном поединке. Даже когда они слились в единое целое, эта борьба продолжалась, и они перекатывались на постели, поочередно оказываясь сверху. Кульминация наступила так быстро и так яростно, что они оба вскрикнули, содрогаясь от силы высвобождения.
Но когда Гэмел обмяк в ее объятиях, Шайн снова захлестнули грустные мысли. Его горячее дыхание обдавало ее шею, сердце учащенно билось, вторя ударам ее сердца. Их тела были сплетены, однако ее первая ясная мысль была о том, что они совершили серьезную ошибку.
Ничего не изменилось. Она все еще дочь Арабел Броуди. И по-прежнему должна оставаться одна. Это свидание не более чем короткая передышка в ее одиночестве. Ей следовало бороться с искушением, а теперь ее воспоминания станут еще более болезненными.
Гэмел встрепенулся в ее руках, и Шайн напряглась, страшась момента, когда ей придется взглянуть в его глаза и сказать, что это не должно повториться.
С сожалением, от которого щемило сердце, Гэмел разомкнул объятия и приподнялся на локтях. Шайн попыталась выскользнуть из-под него, но он удержал ее на месте нежно, но крепко. Когда она наконец взглянула на него, он пришел в замешательство. В ее глазах светилась смесь печали, сожаления и настороженности, но не было ужаса, ненависти и укора – ни одной эмоции из тех, что заставили его бежать из Дорчебейна после смерти Арабел Броуди. Впервые за два месяца он ощутил проблеск надежды.
– Ты простила меня за то, что я пролил кровь твоей матери?
Шайн нахмурилась, недоумевая, как ему пришла в голову такая нелепая мысль.
– Мне не за что тебя прощать. Мы все знали, что все должно было кончиться ее смертью.
– Да, но она погибла от моей руки. Это мой кинжал пронзил ее сердце. – Он привстал на коленях, оседлав ее.
– Лучше так, чем если бы ее кинжал вонзился в мое сердце, что она пыталась сделать. Ты спас мне жизнь.
Гэмел скатился с нее и сел на постели, запустив пятерню в свои и без того взъерошенные волосы.
– Ничего не понимаю.
– Я тоже. – Шайн села и подоткнула под себя простыню, гадая, куда он дел ее одежду. – С чего ты взял, что должен просить у меня прощения за то, в чем совершенно не виноват? Ты поступил так, как должен был поступить. Мне не в чем винить тебя.
– Вот как? Я видел ужас в твоих глазах.
– И ты решил, что это из-за тебя? Из-за того, что ты сделал? – спросила она с удивлением, которое только возросло, когда Гэмел кивнул. – Гэмел, я провела несколько часов, пытаясь выжить, выслушивая ужасные слова и наблюдая чудовищные деяния. На моих братьях не было живого места от синяков и ссадин. Моя мать выплеснула на меня всю свою злобу и ненависть, а затем попыталась убить. Естественно, что я пребывала в ужасе.
Гэмелу не хотелось верить, что он оставил Шайн из-за собственного заблуждения.
– Но ты плакала.
– Конечно, я плакала, – отозвалась она с нотками отчаяния в голосе, затем вздохнула. – Не потому, что горевала по Арабел. Она никогда не была мне матерью. Наверное, я плакала от горечи, что ее отношение ко мне уже никогда не изменится. Она умерла со словами ненависти на устах, так что это теперь навечно. Женские слезы могут быть очищением, Гэмел. В течение двух дней, пока Арабел держала у себя близнецов, я не находила себе места от страха и тревоги. – Она пожала плечами. – И когда все кончилось, расплакалась. Но это никак не связано с тем фактом, что твой кинжал поразил Арабел. Клянусь. Ты сделал единственно возможное в тех обстоятельствах. А теперь мне нужно одеться и заставить этого мошенника, Фартинга, выпустить меня отсюда. – Она издала удивленный возглас, когда Гэмел внезапно навалился на нее, прижав к постели. – Гэмел, мне нужно вернуться в Дорчебейн.
– Мне показалось, что ты забыла попросить меня составить тебе компанию.
Шайн с некоторой досадой осознала, что, хотя она поступила великодушно, освободив его от чувства вины, это был не самый мудрый поступок. Теперь ей придется объяснить ему, почему они должны расстаться.
– Нет. Я не попросила тебя и не попрошу.
Это был удар в самое сердце, но Гэмелу удалось совладать со своими эмоциями. Хотя слова Шайн прозвучали жестоко, в ее глазах не было ничего, кроме сожаления и печали. Да и не может женщина так самозабвенно заниматься любовью с мужчиной, если она не желает его.
– Почему? Если ты не винишь меня в смерти Арабел, почему мы не можем быть вместе?
– Ты обещал, что я смогу расторгнуть наш брак, когда мои проблемы разрешатся.
– Но я никогда не обещал, что не поинтересуюсь причиной. Ты лежишь, обнаженная, раскрасневшаяся от ласк, и рассуждаешь о расторжении нашего брака. Я хочу знать причину.
– И ты не отпустишь меня, пока я не скажу, в чем дело?
– Сдается мне, что нас обоих не выпустят отсюда, пока мы не расставим все точки над i.
Шайн тихо выругалась, затем покорно вздохнула. Гэмел прав. Он вправе знать, почему она отталкивает его. Он рисковал жизнью, чтобы помочь ей справиться с врагами. Он был ее другом, защитником и любовником. Оставалось только надеяться, что он не станет мучить ее долгими спорами и смирится с судьбой.
– Я дочь Арабел Броуди – ее плоть и кровь.
– Ну и что? – Он слегка отстранился от нее и нахмурился. – Эта женщина мертва. Она больше не причинит нам вреда.
– Ты уверен? В моих жилах течет ее кровь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что яблоко падает недалеко от яблони.
– И что это должно означать?
– Я дочь Арабел. Проклятие, я ее живая копия.
– Я уже говорил тебе, что это не важно.
Шайн сделала несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77