А ещё пионерские были кукольные театры, пионерские студии, школы молодого журналиста, а духовые оркестры, балетные кружки и, наконец, школа молодого шахматиста! Конечно, штаны, рубашки и ботинки у всех пионеров были почти одинаковые, ну по крайней мере, в негустом ассортименте, который могла представить промышленность, но мир интересов сверкал многоцветием. Жизнь даже у огальцов из подвалов, у трудных подростков, была ярка и полна интересов. Только переходи из кружка в кружок, строй, выдумывай, пробуй.
Из всего написанного читатель имеет полное право сделать вывод, что дальше начнется некоторая сцена, похожая на ту, которая описана в "Двенадцати стульях", классическом советском романе Ильфа и Петрова. Но предварительно, конечно, необходимо вообразить себе маленького мальчика в его путешествиях из кружка в кружок по дому пионеров, вдруг почему-то задержавшегося в шахматном кружке. Это, казалось бы, совсем не для него был кружок. Да и какая могла возникнуть дружба у мальчика с цыпками на руках с другими интеллигентными мальчиками в очках, которых в кружки приводили бабушки и мамы, потому что хотели отгородить чистеньких и умненьких мальчиков от влияния улицы. Это потом Толик стал таксистом, а умные мальчики переводчиками, владельцами нефтяных компаний и банкирами. Первоначально – "звезда" шахматного кружка Толик должен был стать знаменитым шахматистом. Талантливый человек – во всём талантлив. Толик должен был в дальнейшем, когда перешёл в другой кружок, еще стать знаменитым авиаконструктором. По крайней мере, именно так утверждали руководители кружков. Какие во дворце пионеров были турниры и сеансы одновременной игры, когда приезжали самые великие шахматисты! Но Толик стал, как уже было сказано, таксистом.
Теперь это всё всплыло. Какие-то шахматные этюды, пионерские турниры и даже сеанс одновременной игры, который давал в доме пионеров талантливый и знаменитый шахматист, уехавший в старости на покой в Израиль. Кажется, тогда уже знаменитый шахматист не сыграл весь турнир под сплошные нули. Находились отчаянные огольцы из подвалов, которые в поединке разделывали гостя "под грецкий орех". Так-то. Вот всё это Толя и вспомнил.
Но, как всегда бывает, мысли идут параллельно. Одновременно вспомнился ему еще один эпизод, который произошел на маленькой темной улочке, почти рядом с "Подмосковные вечера". Не настолько в тот вечер Толик был опьянен страстным желанием побаловаться с неведомой иноплеменницей, чтобы пройти мимо острого света электрической лампы, вынесенной на улицу под жаркое небо, и шахматной партии, которая протекала тут же у порога какой-то лавки, где торговали чаем "каркаде" в разных мешках и разных сортов, приправами и непонятно еще чем. На Востоке ведь неважно – что продавать, значение имеет, что ты торгуешь. Торговля как образ жизни.
Здесь в шахматы играл старик, хозяин лавки. Он был одет в просторную челобею и какой-то тюрбан. Во время игры потягивал из плоской пиалы чай, стоящий тут же на столике. Чай подавал мальчик лет тринадцати, кареглазый, с нежным здоровым румянцем, упорно просвечивающим сквозь смуглую кожу. Мальчик подносил чай, старик, не вставая, то ли вытирал руку о его волосы, то ли гладил их, и мальчик опять уходил в сторонку, к новенькому мопеду, который он старательно вытирал тряпочкой. Словно ласкал новорожденного жеребенка. Некоторые болельщики-шахматисты с любопытством смотрели на мальчика. Вид у старика был лукавый и самодовольный. Битва среди мешков с чаем и пряностями. С ним сражался другой мусульманин, лет сорока, одетый уже современно – в джинсы и рубашку с воротником-стойкой. Но тут же расположились и зрители, человек пять-шесть.
Толик недолго простоял, оценивая шансы каждого из игроков. Силы были неравные. Молодой поднялся, под довольный гогот окружающих вынул из нагрудного кармана рубашки цветную, как крыло бабочки, купюру египетских фунтов и протянул старику. Старик почти не глядя, продолжая прихлебывать чай, другой рукой взял купюру и привычно положил ее под поднос с чайником. За столик напротив старика сел другой игрок…
Продолжение этой сцены для Толика последовало лишь после его посещения заведения "Подмосковные вечера", где всё, что произошло, уже известно читателю. Неизвестным только осталась героиня фронта любви, которую Толик назвал в соответствии с именем одной из красавиц в фильме В. Мотыля. На самом деле, в натуре, её звали Светочка Липатова. Она была из Москвы, закончила институт Мориса Тореза, а здесь зарабатывала на двухкомнатную квартиру. Ее жених изучает английскую филологию и пишет диссертацию о монокультурализме. Теперь ведь в России свобода, можно даже Кремль купить, были бы деньги. Она совершенно на жизнь не жаловалась. Никаких страхов и утеснений с ней не происходило. Паспорт у нее никто не отнимал, Джафар, которого она тоже знает еще по Москве, с того времени, когда только готовилась поступать в вуз, просит ее работать только с эксклюзивными клиентами, не обременяет, а днем у нее даже есть приработок – в одном отеле она ведет для обслуживающего персонала курс русского языка, а в семье одного из хургадинских предпринимателей, владельца компании по уборке в городе мусора, она преподает предпринимательской дочери-подростку английский язык.
Во время этого драматического рассказа – наша Зулейка-Липатова приводила себя в порядок, а таксист Толя вдевал штаны и зашнуровывал ботинки – молодые люди нашли дополнительные точки соприкосновения (с обоими судьба обращается сурово), они обменялись информацией и хургадинскими адресами. Толя даже обещал отвезти и доставить в Москву письма и небольшую посылочку для жениха, объясняющего в своих филологических работах монокультурологические процессы в современном мире.
Когда счастливый, интеллектуально и физиологически хорошо и культурно обслуженный в "Подмосковных вечерах" таксист Толя вышел из этого хургадинского минивертепа, очередной шахматист заканчивал свою партию со стариком. Всё произошло, как и с предыдущим партнером: старик отхлебнул чаю, левой рукой взял купюру и, как и предыдущую, – под поднос с чайником и чашками. Кто следующий?
Сколько, интересно, лет Толик не играл в шахматы? Но ведь мастерство не пропьешь, если оно есть, оно не уходит. Кто-то, небось, думает, что здесь надо всё знать о теории, решить и помнить про себя все задачки. Решать-то, конечно, надо, но для того и решаем, чтобы внутри себя, как бы на уровне инстинкта, появились навыки, автоматизм шахматного думания и поступков. Толик сел на освободившееся место играть в шахматы со стариком и вдруг понял, что ничего не пропито, может быть ончего-нибудь позабыл, но голова его ничего не забыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Из всего написанного читатель имеет полное право сделать вывод, что дальше начнется некоторая сцена, похожая на ту, которая описана в "Двенадцати стульях", классическом советском романе Ильфа и Петрова. Но предварительно, конечно, необходимо вообразить себе маленького мальчика в его путешествиях из кружка в кружок по дому пионеров, вдруг почему-то задержавшегося в шахматном кружке. Это, казалось бы, совсем не для него был кружок. Да и какая могла возникнуть дружба у мальчика с цыпками на руках с другими интеллигентными мальчиками в очках, которых в кружки приводили бабушки и мамы, потому что хотели отгородить чистеньких и умненьких мальчиков от влияния улицы. Это потом Толик стал таксистом, а умные мальчики переводчиками, владельцами нефтяных компаний и банкирами. Первоначально – "звезда" шахматного кружка Толик должен был стать знаменитым шахматистом. Талантливый человек – во всём талантлив. Толик должен был в дальнейшем, когда перешёл в другой кружок, еще стать знаменитым авиаконструктором. По крайней мере, именно так утверждали руководители кружков. Какие во дворце пионеров были турниры и сеансы одновременной игры, когда приезжали самые великие шахматисты! Но Толик стал, как уже было сказано, таксистом.
Теперь это всё всплыло. Какие-то шахматные этюды, пионерские турниры и даже сеанс одновременной игры, который давал в доме пионеров талантливый и знаменитый шахматист, уехавший в старости на покой в Израиль. Кажется, тогда уже знаменитый шахматист не сыграл весь турнир под сплошные нули. Находились отчаянные огольцы из подвалов, которые в поединке разделывали гостя "под грецкий орех". Так-то. Вот всё это Толя и вспомнил.
Но, как всегда бывает, мысли идут параллельно. Одновременно вспомнился ему еще один эпизод, который произошел на маленькой темной улочке, почти рядом с "Подмосковные вечера". Не настолько в тот вечер Толик был опьянен страстным желанием побаловаться с неведомой иноплеменницей, чтобы пройти мимо острого света электрической лампы, вынесенной на улицу под жаркое небо, и шахматной партии, которая протекала тут же у порога какой-то лавки, где торговали чаем "каркаде" в разных мешках и разных сортов, приправами и непонятно еще чем. На Востоке ведь неважно – что продавать, значение имеет, что ты торгуешь. Торговля как образ жизни.
Здесь в шахматы играл старик, хозяин лавки. Он был одет в просторную челобею и какой-то тюрбан. Во время игры потягивал из плоской пиалы чай, стоящий тут же на столике. Чай подавал мальчик лет тринадцати, кареглазый, с нежным здоровым румянцем, упорно просвечивающим сквозь смуглую кожу. Мальчик подносил чай, старик, не вставая, то ли вытирал руку о его волосы, то ли гладил их, и мальчик опять уходил в сторонку, к новенькому мопеду, который он старательно вытирал тряпочкой. Словно ласкал новорожденного жеребенка. Некоторые болельщики-шахматисты с любопытством смотрели на мальчика. Вид у старика был лукавый и самодовольный. Битва среди мешков с чаем и пряностями. С ним сражался другой мусульманин, лет сорока, одетый уже современно – в джинсы и рубашку с воротником-стойкой. Но тут же расположились и зрители, человек пять-шесть.
Толик недолго простоял, оценивая шансы каждого из игроков. Силы были неравные. Молодой поднялся, под довольный гогот окружающих вынул из нагрудного кармана рубашки цветную, как крыло бабочки, купюру египетских фунтов и протянул старику. Старик почти не глядя, продолжая прихлебывать чай, другой рукой взял купюру и привычно положил ее под поднос с чайником. За столик напротив старика сел другой игрок…
Продолжение этой сцены для Толика последовало лишь после его посещения заведения "Подмосковные вечера", где всё, что произошло, уже известно читателю. Неизвестным только осталась героиня фронта любви, которую Толик назвал в соответствии с именем одной из красавиц в фильме В. Мотыля. На самом деле, в натуре, её звали Светочка Липатова. Она была из Москвы, закончила институт Мориса Тореза, а здесь зарабатывала на двухкомнатную квартиру. Ее жених изучает английскую филологию и пишет диссертацию о монокультурализме. Теперь ведь в России свобода, можно даже Кремль купить, были бы деньги. Она совершенно на жизнь не жаловалась. Никаких страхов и утеснений с ней не происходило. Паспорт у нее никто не отнимал, Джафар, которого она тоже знает еще по Москве, с того времени, когда только готовилась поступать в вуз, просит ее работать только с эксклюзивными клиентами, не обременяет, а днем у нее даже есть приработок – в одном отеле она ведет для обслуживающего персонала курс русского языка, а в семье одного из хургадинских предпринимателей, владельца компании по уборке в городе мусора, она преподает предпринимательской дочери-подростку английский язык.
Во время этого драматического рассказа – наша Зулейка-Липатова приводила себя в порядок, а таксист Толя вдевал штаны и зашнуровывал ботинки – молодые люди нашли дополнительные точки соприкосновения (с обоими судьба обращается сурово), они обменялись информацией и хургадинскими адресами. Толя даже обещал отвезти и доставить в Москву письма и небольшую посылочку для жениха, объясняющего в своих филологических работах монокультурологические процессы в современном мире.
Когда счастливый, интеллектуально и физиологически хорошо и культурно обслуженный в "Подмосковных вечерах" таксист Толя вышел из этого хургадинского минивертепа, очередной шахматист заканчивал свою партию со стариком. Всё произошло, как и с предыдущим партнером: старик отхлебнул чаю, левой рукой взял купюру и, как и предыдущую, – под поднос с чайником и чашками. Кто следующий?
Сколько, интересно, лет Толик не играл в шахматы? Но ведь мастерство не пропьешь, если оно есть, оно не уходит. Кто-то, небось, думает, что здесь надо всё знать о теории, решить и помнить про себя все задачки. Решать-то, конечно, надо, но для того и решаем, чтобы внутри себя, как бы на уровне инстинкта, появились навыки, автоматизм шахматного думания и поступков. Толик сел на освободившееся место играть в шахматы со стариком и вдруг понял, что ничего не пропито, может быть ончего-нибудь позабыл, но голова его ничего не забыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37