Так он и расскажет. Конечно. Это один большой недостаток — ладно, самый большой из множества — плана Молли. Молли-то он рассказал бы. Молли могла потягаться с Брэнди Хаит. Блин, кузина могла потягаться с кем угодно.
Но она Джейн, а не Молли, сколько бы ни пыталась убедить себя, что новая одежда, косметика и сногсшибательная прическа превратят ее в Мату Хари.
Однако остается Джон. Джон-профессор и его косая идея о политическом разоблачении сенатора Харрисона. То, что узнает Джон, узнает и она.
Джейн зажмурилась и потерла лоб. Об этом думать не хотелось. Потому что, если Джон действительно узнает о скандальном прошлом сенатора и скажет Джейн, а она побежит к Молли, а Молли побежит спасать свою работу в газете…
Как в той игре с детьми, о последствиях. «Если я толкну мою сестренку и она заплачет, в комнату прибежит мама и спросит, почему она плачет, тогда я…»
Что ответил Билли Хаскинс в последний раз? А, да. «Тогда я буду по уши в какашках. Правильно, мисс Джейн?»
Последствия. Цепочка от действия до реакции.
Значит, если у сенатора Харрисона есть секрет, а Белка-Супершпион по имени Джон узнает о нем и расскажет Джейн, а Джейн расскажет Молли, а газета Молли раструбит об этой истории и отберет у Джона возможность опубликовать книгу («поучительный» любовный роман не в счет), потом Джон узнает, что Джейн рассказала Молли, отыщет Джейн и… Мамочки, не хочется об этом думать, но точно получится целая куча какашек.
Она полезла в сумку за телефоном, чтобы позвонить Молли и сказать ей: «Извини, но сделка расторгается, я верну все до цента за одежду, прическу и шмотки, но останусь здесь на неделю, потому что хочу приключения (вот так вот!)». Тут открылась дверь ванной, и в комнату вошел Джон.
— Извини, — произнес он, а у нее отпала челюсть.
Где одежда? Все, что у него было, — маленькое белое полотенце и улыбка. Даже не смущенная улыбка.
Джейн снова зажмурилась.
— Оденься, — глухо приказала она.
— Прости, я разделся, а потом вспомнил, что забыл одежду.
Она слышала, как он роется в чемодане, чтобы найти длинные шорты, или шорты покороче, или… Да какая разница, пусть хоть что-нибудь наденет!
С закрытыми глазами у Джейн никак не получалось отогнать образ голого Джона. Так бывает, когда ты смотришь на черно-белый кафель на полу в родительской ванной, потом закрываешь глаза и все еще видишь плиточный узор.
Она все еще видела тело Джона за закрытыми веками.
Она думала, что мужчины бывают такими только в рекламе тренажеров: «Твое тело тоже может быть таким, если ты выложишь три тысячи долларов и восемьдесят часов упражнений в неделю десять лет подряд».
Что ж, пока висит картинка, можно составить опись.
Не Арнольд Шварценеггер, но намного мускулистее, скажем, чем Том Круз.
Волосатее обоих.
Великолепный сплошной загар, за исключением намека на более светлую кожу прямо над полотенцем, которое чертовски низко висит на бедрах.
Стройные волосатые ноги. Сплошные мускулы, загар и темные волосы, которые совсем не похожи на ковровую щетину или медвежью шкуру — так что пришлось отказаться от Человека-Орангутанга и заменить его… чем? Настоящим мужчиной?
Качок.
«Хортон слышит Качка»?
Ладно, оставим тело. Переходим к лицу.
Глаза… Она никогда не забудет этих глаз. Но еще и волосы, когда-то разделенные на пробор и прилизанные, а сейчас — густая, слегка растрепанная копна черного как смоль великолепия, из-за чего он выглядел чуть ли не мальчишкой, если большие и страшные качки могут выглядеть мальчишками.
Но главное, он казался всепоглощающим. Да, именно — всепоглощающим. Он наполнял комнату. Вытеснял из нее весь воздух.
Некоторые называют это «присутствием».
Джейн называла это «ходить гоголем почти в чем мать родила и плевать на весь мир».
Как бы Молли назвала его? Гадкий мальчишка?
Возможно.
— Можно открывать глаза, — прервал ее мысли Джон, а она как раз хотела изучить свою реакцию, выяснить, почему до сих пор примерно сидит, обе ступни на полу, руки аккуратно сложены на коленях, и не бежит к выходу.
— Ты пристойно выглядишь? — спросила она все еще с закрытыми глазами.
Он рассмеялся.
— Боже, надеюсь, нет.
Гадкий мальчишка. Определенно, гадкий. Джейн открыла один глаз и посмотрела на него. Он надел брюки, вот и все.
— Из заднего кармана у тебя свисает этикетка. — Она уже доставала сумочку и маленький швейный набор со складными ножницами, который одна из мам подарила ей на прошлое Рождество и который она никогда больше не сможет взять в самолет — хотя никогда не летала в самолете.
— Ты хорошо подготовилась, — Джон подошел ней и повернулся спиной так, что его зад оказался на одном уровне с ее глазами.
М-да.
Джейн быстро заговорила, чтобы скрыть смущение. Хоть бы он не заметил, как трясутся ее руки — еле открыла ножницы.
— Я получаю рождественские подарки от детей. У меня штук пять таких же наборов. Три дюжины шарфов, духов больше, чем человек сможет использовать за две жизни, тьма-тьмущая вышитых носовых платков… Еще сучковатая сосновая табличка для стола, на которой выжжено мое имя. Папа Скотти Клейна любит столярничать, понимаешь. Наверное, потому, что предпочитает сидеть в своей мастерской, а не с миссис Клейн, которая настоящая… Все. Этикетка снята.
Она удержалась, чтобы не шлепнуть его, как, отсылая, шлепнула бы одного из своих маленьких подопечных.
Джон изогнулся — чтобы посмотреть на свой зад, наверное, — и улыбнулся ей.
— Здорово. Не убирай их, ладно? У меня навалом этикеток, которые надо срезать.
— Вот тебе ножницы, срезай. Я не буду делать это за тебя. — Джейн сдерживалась, чтобы не махать на себя руками, потому что вдруг стало очень жарко. — Я спущусь в сувенирный магазин, посмотрю открытки. Надо уже отправить, а то буду дома раньше их.
— Хорошо. Никуда не забредай.
Это остановило ее, и она повернулась, как раз когда он начал отрывать этикетку от манжеты темно-синей спортивной куртки.
— Стой! Дай сюда, — Джейн отняла у него куртку. — Нужно отрезать эти штуки, а не отрывать их.
— Да, мэм, спасибо, мэм, и можно я скажу, мэм, вы выглядите очень славно.
Она подняла глаза и пристально посмотрела на него.
— Ручаюсь, ты был учительским любимчиком. Ручаюсь, ты никогда не делал домашнее задание. Ручаюсь, что… на, держи.
Джейн бросила в него курткой и с ножницами в руке подошла к чемоданам.
— Какую рубашку наденешь? Эту белую?
— Если пожелаете, мэм, — сказал он, стоя у нее за спиной.
— Срезай, — приказала она, хлопнув его по руке. — Не смешно.
— А мне смешно, училка! Ты мне нравишься в качестве соседки по комнате. — Джон забрал у нее рубашку. Она все еще пыталась убрать кусочек картона, заправленный под воротник. — Здорово суетишься.
— Я не суечусь. Я невозмутимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68