– Ты лжец, Морган, – отозвалась она. – Ты меня не презираешь. Ты меня хочешь.
Под туго натянутой кожей на его скулах разлился румянец.
– Ты была для меня наваждением, похожим на болезнь, Брук. Когда я с тобой встретился, я был словно в лихорадке и не мог разглядеть, что ты за человек на самом деле. Но теперь я излечился от этого недуга.
– Правда? – пробормотала она. – Ты уверен?
Она подошла к нему настолько близко, что его тяжелое дыхание долетало до ее щек. Ей было ясно, насколько трудно Моргану сдерживать себя и не прикасаться к ней. Брук посмотрела на него из-под длинных ресниц, но когда их взгляды встретились, она на секунду забыла все свои намерения. Ее губы полуоткрылись в немом приглашении: она забыла, почему ей важно держать его на расстоянии. Она забыла, что страсть была обоюдоострым оружием, которое терзало ее не меньше, чем Моргана. Брук помнила только то, что она – женщина, которая когда-то любила этого мужчину всем своим существом.
– Морган… – глуховато проговорила она, робко прикасаясь пальцем к его губам.
Его стальное самообладание вдруг лопнуло. Он обхватил ее за талию и притянул к себе с таким пылом, что причинил ей боль. Его горячий жадный рот прижался к ее губам – и она ответила со страстью, которая не уступала его собственной, хотя она не сомневалась, что в его гневных поцелуях нет ни любви, ни сострадания. Ее губы открылись навстречу его языку, и она покачнулась, ослабев от томного влечения. Жар и страстность его поцелуев заставляли Брук забыть обо всем. Боль от того, что он слишком сильно прижал ее к себе, стала формой наслаждения.
Когда одна его рука скользнула под ее свитер и длинные пальцы сомкнулись вокруг налившейся страстью груди, она вдруг вспомнила, – наверное, чересчур поздно, – что если сейчас уступит страсти, то снова позволит Моргану рвать ей душу, тогда как он просто удовлетворит физическое желание. Она отвернулась от его очередного поцелуя и оттолкнула руку, прикасавшуюся к ее груди.
– Прекрати, Морган, – с трудом выговорила она. – Сейчас же прекрати!
– Разве тебе не этого хотелось? – спросил он. Голос его звучал мрачно и сурово. – Мне показалось, ты меня умоляешь с тобой переспать, чтобы чем-то заполнить скучный день. Извини, если я неправильно истолковал подаваемые тобой сигналы.
– Я хочу получить развод, – сказала Брук, отстраняясь от него и стараясь не обращать внимания на его жестокие слова. Она попыталась справиться со своим участившимся дыханием. – Я совершила ошибку, согласившись сюда приехать. Завтра же я уеду. Только сначала встречусь с адвокатами относительно завещания твоего брата и одновременно попрошу их подготовить соглашение о разводе, которое ты подпишешь. Я сознаю, что должна разрешить Энди регулярно видеться с его дедом, и согласна оговорить это в соглашении, если ты предпочтешь, чтобы это было оформлено юридически правильно.
Морган холодно посмотрел на нее.
– Я буду судиться с тобой относительно того, с кем останется Энди.
– Что?! – Брук не верила своим ушам.
– Ты меня слышала. Если ты начнешь оформлять развод, я потребую, чтобы Энди, как мой сын, остался со мной.
– Но ты же не считаешь его своим сыном! Ты никогда не признавал этого! Как ты можешь требовать, чтобы его оставили с тобой?
– Кроме тебя, никто понятия не имеет, что я отказывался от Энди. Что касается суда и моей семьи, то я впервые узнал о существовании мальчика два дня тому назад. Как, по-твоему, к этому отнесется судья?
– Ты этого не сделаешь! Ты не сможешь отнять у меня Энди. Тебе это не нужно.
– Смогу и сделаю. По-моему, адвокат сможет прекрасно сыграть на том, что ты почти два года прятала от меня моего сына. Я бы сказал, что у меня будут все шансы получить опеку.
– Твоего сына?! Ты угрожаешь мне, что признаешь Энди как своего сына?! – на Брук опять накатил приступ истерики: она все смеялась и смеялась и смогла остановиться, только прикусив губу до крови. Ощутив во рту соленый вкус крови, она едва выдавила из себя недоуменный вопрос: – Зачем?
Морган отвернулся, пожав плечами.
– Мой отец стар, болен и погружен в горе. Я считаю, что он имеет право провести последние годы со своим единственным внуком…
Брук прервала его:
– Я спрашиваю не об этом. Почему ты так поступаешь со мной? С нами обоими?.. Ты прекрасно знаешь, что я не начну развода, если будет риск, что я потеряю Энди. Разве ты не хочешь стать свободным?
– Свободным… Да, это, конечно, прекрасная мысль. – Голос и лицо Моргана не выражали совершенно никаких чувств, находясь в полном противоречии со смыслом его слов. – Если ты не хочешь потерять Энди, то советую тебе привыкать к мысли о долгом пребывании в Кент-Хаузе.
– Мне невыносимо жить в одном доме с тобой! Невыносимо, слышишь!
– Вспомни, милая моя Брук: во время нашей недолгой супружеской жизни ты больше всего жаловалась на то, что меня никогда не бывает дома. Ты говорила, что я слишком много времени провожу на работе, занимаясь делом, которое не заслуживает времени и внимания. Компьютеры, как ты мне говорила, разрушают человеческую душу. Ничто не изменилось, Брук. Я по-прежнему работаю по двенадцать часов в сутки шесть дней в неделю. А теперь, лишившись помощи брата, провожу на работе почти все время. Даже я готов признать, что в последнее время работаю чересчур много. Так что не тревожься, милая. Ты меня почти не увидишь, хоть и будешь жить в Кент-Хаузе.
Брук плохо поняла его объяснение.
– Ты наконец уйдешь из моей комнаты? – только и смогла спросить она. – Мне надо отдохнуть.
Он секунду смотрел в ее бледное лицо, а потом резко повернулся и ушел, не сказав больше ни слова. Брук подождала, пока за ним захлопнется дверь, а потом скинула туфли и упала на постель, погрузившись в туман усталости и тревоги. Возможность потерять Энди страшила ее. Жизнь без сына теряла смысл. Но Морган не мог всерьез произносить все эти угрозы! В какое положение она попала? Отправила бы она цветы, если бы могла предвидеть такие последствия своего поступка?
Брук не нашла ответов на эти вопросы и беспокойно заметалась по непривычно мягкой постели. Ее губы еще горели от поцелуев Моргана. Она приложила пальцы к губам и задрожала от воспоминаний. Брук все еще ощущала на теле прикосновения его сильных рук, которые так хорошо знали все ее чувствительные места. Незабытая острая страсть заставила ее содрогнуться.
Брук попыталась прогнать неуместные воспоминания и перекатилась на живот, зарывшись лицом в легкие подушки. Но сон никак не шел, не в силах справиться с беспокойными мыслями. Наконец она сдалась и позволила истинным чувствам появиться на Божий свет из самых отдаленных уголков ее сознания. Истина заключалась в том, что в те безрадостные часы, пока она считала, что Морган погиб, Брук не считая нужным больше лгать и изворачиваться, призналась самой себе, что по-прежнему его любит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45