— И что ты узнал? — спросила она.
— Ничего достоверного, — ответил он. — Расскажу, когда вернусь. Приеду часов в одиннадцать вечера.
— Я буду ждать у тебя дома.
— Это ты хорошо придумала.
— Конечно. Так что расскажешь обо всем, пока будешь охлаждаться под душем.
— Тогда не в одиннадцать, а в десять.
Ромстед зашел в контору мотеля, заплатил за междугородный разговор и попросил разбудить его в пять.
Еще не было десяти вечера, когда он вышел из лифта многоэтажного жилого дома на холме с видом на Эмбаркадеро и залив и направился по коридору, устланному ковром, заглушавшим звук шагов, к своей квартире.
В гостиной царил полумрак. Майо Фоли, облаченная в домашний халат, под которым, очевидно, ничего не было, слушала Равеля, водрузив свои длинные босые ноги на кофейный столик рядом с бутылкой шампанского в ведерке. Она улыбнулась, и в ее темно-синих, подернувшихся поволокой глазах появилось так хорошо ему знакомое выражение страсти.
— Ты как раз вовремя, Ромстед, — сказала она, — я уже собиралась начать без тебя.
Глава 5
Майо — на самом деле ее звали Мартой — была тридцатитрехлетней брюнеткой с белоснежной кожей и синими, почти цвета фиалки глазами. Она была разведена и, имея диплом медицинской сестры, мечтала стать врачом, но четыре года подряд проваливалась на экзаменах на медицинском факультете университета в Беркли. Несмотря на дух независимости, царивший в медицинских школах, Майо не слишком увлекалась идеей эмансипации, однако она принадлежала к числу страстных защитников гражданских прав и окружающей среды. Кроме того, она была чертовски сексуальна и порой пускала в ход такие крепкие выражения, которые могли вогнать в краску даже портового грузчика, в чем Ромстед убедился в самом начале их знакомства, когда неосторожно пошутил, сказав, что она, подобно либералам, на все реагирует одинаково. Он по меньшей мере раза три просил Майо выйти за него замуж, однако она каждый раз мягко, но решительно ему отказывала. Ее первый брак был неудачным, и теперь она сомневалась, что Ромстед окажется подходящим кандидатом в мужья, и не торопилась предпринимать вторую попытку.
Он повернулся и посмотрел на Майо. Она лежала на спине в расслабленной позе, и линии ее обнаженного тела были мягкими и гибкими, а само оно в полумраке спальни казалось причудливой композицией из света и тени: тускло белевшие бедра, как лоскут черного бархата — треугольник внизу живота, темные соски на обмякших распластанных грудях, лицо точно бледное пятно, черные волосы и густые тени на месте глаз. Снова почувствовав возбуждение, Ромстед наклонился и нежно поцеловал Майо в шею. Было больше двух часов ночи, и они уже трижды занимались любовью — последний раз так долго, что она неоднократно испытала оргазм. Но можно еще раз повторить.
Майо оттолкнула его руку:
— И у тебя еще хватает совести называть своего отца кобелем!
— С тех пор, как я познакомился в тобой, я не спал с другими женщинами.
— Ладно, будем надеяться, что это так и есть. Не понимаю только, как это ты удержался?
— Просто я три недели торчал в море. И потом, я без ума от тебя.
Майо потянулась к ночному столику и, взяв сигарету, прикурила; ее кончик мерцал в темноте.
— Ну и что ты теперь намерен делать? — спросила она.
— Немного подождать и попытаться еще.
— О, это мне известно. Если бы я хоть сколько-нибудь в этом сомневалась, то давно сама бы тебя совратила. Бедненький, ты просто сама невинность, взращенная в военных училищах! — Майо затянулась сигаретой. — Я хотела узнать, что ты намерен предпринять по поводу твоего отца и тех денег, которые он тебе оставил?
— Три вещи, — ответил Ромстед. — Я думал об этом сегодня вечером, по дороге домой. Поскольку это касается и тебя, то я начну с третьей. Вместо того чтобы торговать лодками, я для разнообразия собираюсь сам приобрести одну из них. С деньгами проблем не будет. За недвижимость я получу около ста пятидесяти тысяч, примерно столько же у меня своих сбережений, да еще плюс то, что мне заплатили в Коста-Рике…
— Деньги от ЦРУ?
— Тебе еще не надоело? Я же говорил тебе, что работал на себя.
— Ладно-ладно. Ты всего лишь законопослушный бизнесмен. Давай дальше, про лодку.
— Скажем, тридцатипяти-, сорокафутовую двухмачтовую яхту, которой можно без особого напряжения управлять вдвоем. На ней будет все, что нужно: автоматический штурвал, радиотелефоны, эхолот, запасной дизель, баки для горючего на четыреста миль хода, генератор, холодильник. Все это хозяйство вполне можно разместить на небольшом судне, если рассчитывать его только для двоих; удовольствие обойдется тысяч в шестьдесят, а то и меньше. Отправимся в долгое плавание вдоль Западного побережья, до самой Панамы; потом — к Галапагосам, обратно к Гавайям, а оттуда назад, через Мариинские и Каролинское острова. Ну как?
— Мммм… пока не знаю. Я должна подумать.
— Чего тут думать?
— Давай сейчас не будем вдаваться в детали. А что ты думаешь предпринять во-первых и во-вторых?
— Для начала я разыщу того сукиного сына, который убил старика. А потом закурю одну из отцовских сигар и буду курить ее очень медленно, пока этот ублюдок не станет умолять меня вызвать полицию.
— И ты еще удивляешься, откуда у меня сомнения насчет брака с тобой?
— А в чем дело?
— А в том, что ты самонадеянный, самоуверенный и безжалостный тип, под стать своему старику. Собираешься учинить самосуд, и плевать тебе на законы.
— А ты слышала когда-нибудь о месте под названием Мурманск? — спросил Ромстед.
— Конечно. Это русский порт в Арктике. А что?
Ромстед усилием воли подавил в себе волну холодной ярости, которая давала о себе знать на обратном пути из Невады, и как можно спокойнее рассказал Майо о штормах со снегом и дождем, о кораблях, намертво вмерзших в лед, об атаках пикирующих бомбардировщиков, о вражеских подлодках и постоянном безжалостном холоде, способном за считанные минуты убить оказавшегося в воде человека. Конечно, сам он не испытал ничего подобного, — он тогда был еще мальчишкой, беззаботно взрослевшим в одном из привилегированных районов Гаваны. Но узнал об этом позднее, когда прочитал о морских конвоях Второй мировой, о том, что это такое — везти авиационный бензин и взрывчатку через самую макушку мира, когда немцы и безжалостное Баренцево море изо всех сил стараются стереть тебя в порошок. Его отец проделывал все это в течение многих месяцев до самого конца войны — вместе Со многими другими, кто мог бы без особых усилий подыскать себе более спокойные воды и держаться в стороне от войны.
— Тогда ему повезло, и он уцелел. Выбрался из настоящего ада, ушел от смертельных врагов, и после всего этого его вывозят на мусорную свалку — связанным, с повязкой на глазах, — и какая-то дерьмовая шпана убивает его выстрелом в затылок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48