Пока, в данной ситуации, экспресс-машина не сломается. Она таки не успевает наполнять стаканчики плюется, икает и захлебывается. В конце концов (в отличие от природных ресурсов) от машины отгоняют и пространство, куда надо ставить стаканчик, заклеивают крест-накрест. Но все-таки туда можно просунуть стакан, тем более что он пластиковый, деформировав. Что и делает один из "журналистов" (бриджи, кепи, твидовый пиджак) - обратно, уже наполненный, его пытаются вытащить "социал-демократ" (бородка разделена надвое) и "швейцарский полицейский".
Часам к двум меня, менингитную и в берете тоже вызывают на съемочную площадку. Все массы собраны в большом зале. Зал - шахматная доска где-то в середине игры. Кто-то парочками, кто-то один, кто-то в вечном движении ходит конем. Меня ставят к даме в мехах с польским лицом. Ее бабушка действительно полька. Свежевыбритый мужчина - он, видимо, был с усами в 9 утра - извиняется за то, что он всего лишь француз. Так как действие происходит в Лиге Наций, то и набирали на массовки иностранные меньшинства. Учитывая все же, что это Лига, население района Барбез Рошешуар (Золотая Капля) осталось опять без работы.
Группа японцев во фраках и цилиндрах. На них подозрительно поглядывают ответственные за массы - будто боясь, что те достанут сейчас микроэлектронные приборчики, которых в 36-37-м годах не могло существовать. Японцы не достают приборов, но с удовольствием исполняют крайне правых представителей империи, отнявших Маньчжурию. Аравийцы, чьи верблюды, видимо, предполагаются за кадром, похлопывают тучные бедра плеточками. Американцы очень выделяются и очень похожи на себя - все они наглые журналисты. "Болгарские делегаты" возглавляются большой теткой, одетой Сашей в сиреневую юбку из Витебска. Юбка принадлежала Сашиной большой тетке. Небольшие французские девушки, в том числе и менингитная, изображают секретарш. Им выданы кругленькие очки всезнаек, блокноты и ручки. На переднем плане масс - жена ирландского посла. Настоящего. За ней уже приезжал шофер, думая, что она закончила свой каприз-работу. Шоферу предложили тоже сниматься, он отказался, и по тому, как он поспешно убежал в кафе, можно предположить, что он пошел звонить в ИРА, республиканскую армию.
Все мы изображаем участников конгресса. "Тишина! Начинайте движение!" раздается первая команда в рупор, и мы начинаем слегка подергиваться. "Мотор!" - камера бесшумно движется за моей спиной, и мне не отдавили пятки только потому, что свежевы-бритый француз изображает влюбленного участника конгресса, то есть прижимает меня к себе. Главный персонаж проходит через весь зал, сквозь нас, устремив взгляд в далекое детство. Моя группа появляется в кадре сразу за ним. Возглавляемая мной, что-то якобы ищущей в сумочке. "Силя-анс!!!"* Я сразу перестаю искать и замолкаю. Как, впрочем, и все. До этого истошного вопля мы все что-то говорим, дабы создать видимость естественного поведения такого большого количества людей. "Вернитесь на исходное место!" Все возвращаются. Кого-то переставляют, кого-то вообще удаляют в самый конец зала, так что видно будет только перо шляпки. "Тишина!.. начинайте движение!" Мы опять подергиваемся, переминаемся с ноги на ногу, переговариваемся. "Мотор!" Главный персонаж идет глядя в детство... "Силя-анс!!!" Я вздрагиваю, как и женщина с польской бабушкой. "Вернитесь на исходное место!"
Гримеры и парикмахеры бездельничают. Только жене ирландского посла подкрашивают губы. Режиссер лавирует меж нами. "Начинайте движение!.. Мотор!.. Силя-анс!!!" Наконец нам объясняют, что второй раз "Молчать!" относится не к нам, а является текстом одного из актеров. Массы постепенно заканчивают возмущаться тем, что им не объяснили это раньше, и болтают уже без умолку и после первого "Силянс!"
Во время пауз массы курят, отходят от партнеров к тем, с кем болтали за завтраком, ведут себя расслабленно. Вот когда нас надо снимать! Впрочем, некоторые слишком естественны - сидят на полу, потому что туфли не всегда подходят по размеру, даже если подходят к костюму. У кого-то пропало 150 франков. Пострадавший ищет их в карманах жилета, пиджака, брюк, в карманах брюк соседа - он примерял его костюм. Больше пострадавшего суетится маленький уродливый "швейцар". Он известный статист. Снялся в нескольких десятках фильмов. Мне подсказывают: "Его всегда приглашают на съемки фильмов по романам Гюго - он изображает обитателей двора Чудес. В фильмы о концлагерях. Об Америке - он в них затюканная "шестерка" или доносчик".
Нас опять переставляют. От меховой дамы меня переводят к вегетарианцу. Режиссер просит нас быть естественными. Никто не знает, как надо себя вести в Лиге Наций в 37-м году. Вспомнив, что Саша говорил о "литовской послихе", я стараюсь припомнить историю. Это еще до того, как Европа бросила СССР и Сталину пришлось подписать с Гитлером Пакт. Литва еще не советская. Но Клайпеда скоро будет принадлежать Третьему рейху. С вегетарианцем мы изображаем прогерманских литовцев.
- Вы завтра снимаетесь? - спрашивает он меня, элегантно держа под руку.
Я не знала, что можно и завтра.
- Надо навязывать себя. Я завтра буду. Вот только бородку побрею.
Бородка у него серж-гинзбургская - трехдневное небритье. Я говорю, что, к сожалению, не могу отрастить к завтра бородку.
- Ну так вам другую шляпку дадут! - не моргнув говорит он.
Работать статистом - значит, быть пионером, то есть всегда готовым. Вот мы стоим у служебного входа на улице, и мы готовы. Мы - это я, вегетарианец, Саша и русская девушка Кира. Саша хорошо относится к соотечественникам: "Я единственный, кто дает работу своим... Мы должны создать свою мафию. Русскую. Как все..." Сделать это тут же нам не удается. Наш тесный кружок разбегается сверху кто-то бросает банку кока-колы, и она приземляется прямо в центре зародыша нашей русской мафии. О, видимо, нас приняли за членов "Памяти"! Хотя людям со скейтами вряд ли известен этот даже глагол - "помнить", - не то что организация. Помнить все-таки - думать. Люди с досками на колесиках, роллер-скейтеры, которыми кишит уже Трокадеро, заняты как раз обратным отбиванием мозгов. На мою память сразу приходит Хармс с идеей о яме негашеной извести. Поделиться ею с членами "разбитой" русской мафии мне не удается массы зовут. Массы идут на зов, то есть к автобусам.
Музей Токио в трех минутах ходьбы. Но нас группами отвозят туда на гигантских автокарах. Вот на что тратятся миллионы бюджета! Аренда автобусов, стоянки, шоферы. Их завтраки!.. Режиссер, встречающий нас, отбирает только женщин и кричит, чтобы все мы убрали с глаз долой сумки. После исчезновения 150 франков все прижимают имущество к груди и похожи на беженцев. Русская девушка Кира произносит слово "сумка" во множественном числе, массово мысля, и получается:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Часам к двум меня, менингитную и в берете тоже вызывают на съемочную площадку. Все массы собраны в большом зале. Зал - шахматная доска где-то в середине игры. Кто-то парочками, кто-то один, кто-то в вечном движении ходит конем. Меня ставят к даме в мехах с польским лицом. Ее бабушка действительно полька. Свежевыбритый мужчина - он, видимо, был с усами в 9 утра - извиняется за то, что он всего лишь француз. Так как действие происходит в Лиге Наций, то и набирали на массовки иностранные меньшинства. Учитывая все же, что это Лига, население района Барбез Рошешуар (Золотая Капля) осталось опять без работы.
Группа японцев во фраках и цилиндрах. На них подозрительно поглядывают ответственные за массы - будто боясь, что те достанут сейчас микроэлектронные приборчики, которых в 36-37-м годах не могло существовать. Японцы не достают приборов, но с удовольствием исполняют крайне правых представителей империи, отнявших Маньчжурию. Аравийцы, чьи верблюды, видимо, предполагаются за кадром, похлопывают тучные бедра плеточками. Американцы очень выделяются и очень похожи на себя - все они наглые журналисты. "Болгарские делегаты" возглавляются большой теткой, одетой Сашей в сиреневую юбку из Витебска. Юбка принадлежала Сашиной большой тетке. Небольшие французские девушки, в том числе и менингитная, изображают секретарш. Им выданы кругленькие очки всезнаек, блокноты и ручки. На переднем плане масс - жена ирландского посла. Настоящего. За ней уже приезжал шофер, думая, что она закончила свой каприз-работу. Шоферу предложили тоже сниматься, он отказался, и по тому, как он поспешно убежал в кафе, можно предположить, что он пошел звонить в ИРА, республиканскую армию.
Все мы изображаем участников конгресса. "Тишина! Начинайте движение!" раздается первая команда в рупор, и мы начинаем слегка подергиваться. "Мотор!" - камера бесшумно движется за моей спиной, и мне не отдавили пятки только потому, что свежевы-бритый француз изображает влюбленного участника конгресса, то есть прижимает меня к себе. Главный персонаж проходит через весь зал, сквозь нас, устремив взгляд в далекое детство. Моя группа появляется в кадре сразу за ним. Возглавляемая мной, что-то якобы ищущей в сумочке. "Силя-анс!!!"* Я сразу перестаю искать и замолкаю. Как, впрочем, и все. До этого истошного вопля мы все что-то говорим, дабы создать видимость естественного поведения такого большого количества людей. "Вернитесь на исходное место!" Все возвращаются. Кого-то переставляют, кого-то вообще удаляют в самый конец зала, так что видно будет только перо шляпки. "Тишина!.. начинайте движение!" Мы опять подергиваемся, переминаемся с ноги на ногу, переговариваемся. "Мотор!" Главный персонаж идет глядя в детство... "Силя-анс!!!" Я вздрагиваю, как и женщина с польской бабушкой. "Вернитесь на исходное место!"
Гримеры и парикмахеры бездельничают. Только жене ирландского посла подкрашивают губы. Режиссер лавирует меж нами. "Начинайте движение!.. Мотор!.. Силя-анс!!!" Наконец нам объясняют, что второй раз "Молчать!" относится не к нам, а является текстом одного из актеров. Массы постепенно заканчивают возмущаться тем, что им не объяснили это раньше, и болтают уже без умолку и после первого "Силянс!"
Во время пауз массы курят, отходят от партнеров к тем, с кем болтали за завтраком, ведут себя расслабленно. Вот когда нас надо снимать! Впрочем, некоторые слишком естественны - сидят на полу, потому что туфли не всегда подходят по размеру, даже если подходят к костюму. У кого-то пропало 150 франков. Пострадавший ищет их в карманах жилета, пиджака, брюк, в карманах брюк соседа - он примерял его костюм. Больше пострадавшего суетится маленький уродливый "швейцар". Он известный статист. Снялся в нескольких десятках фильмов. Мне подсказывают: "Его всегда приглашают на съемки фильмов по романам Гюго - он изображает обитателей двора Чудес. В фильмы о концлагерях. Об Америке - он в них затюканная "шестерка" или доносчик".
Нас опять переставляют. От меховой дамы меня переводят к вегетарианцу. Режиссер просит нас быть естественными. Никто не знает, как надо себя вести в Лиге Наций в 37-м году. Вспомнив, что Саша говорил о "литовской послихе", я стараюсь припомнить историю. Это еще до того, как Европа бросила СССР и Сталину пришлось подписать с Гитлером Пакт. Литва еще не советская. Но Клайпеда скоро будет принадлежать Третьему рейху. С вегетарианцем мы изображаем прогерманских литовцев.
- Вы завтра снимаетесь? - спрашивает он меня, элегантно держа под руку.
Я не знала, что можно и завтра.
- Надо навязывать себя. Я завтра буду. Вот только бородку побрею.
Бородка у него серж-гинзбургская - трехдневное небритье. Я говорю, что, к сожалению, не могу отрастить к завтра бородку.
- Ну так вам другую шляпку дадут! - не моргнув говорит он.
Работать статистом - значит, быть пионером, то есть всегда готовым. Вот мы стоим у служебного входа на улице, и мы готовы. Мы - это я, вегетарианец, Саша и русская девушка Кира. Саша хорошо относится к соотечественникам: "Я единственный, кто дает работу своим... Мы должны создать свою мафию. Русскую. Как все..." Сделать это тут же нам не удается. Наш тесный кружок разбегается сверху кто-то бросает банку кока-колы, и она приземляется прямо в центре зародыша нашей русской мафии. О, видимо, нас приняли за членов "Памяти"! Хотя людям со скейтами вряд ли известен этот даже глагол - "помнить", - не то что организация. Помнить все-таки - думать. Люди с досками на колесиках, роллер-скейтеры, которыми кишит уже Трокадеро, заняты как раз обратным отбиванием мозгов. На мою память сразу приходит Хармс с идеей о яме негашеной извести. Поделиться ею с членами "разбитой" русской мафии мне не удается массы зовут. Массы идут на зов, то есть к автобусам.
Музей Токио в трех минутах ходьбы. Но нас группами отвозят туда на гигантских автокарах. Вот на что тратятся миллионы бюджета! Аренда автобусов, стоянки, шоферы. Их завтраки!.. Режиссер, встречающий нас, отбирает только женщин и кричит, чтобы все мы убрали с глаз долой сумки. После исчезновения 150 франков все прижимают имущество к груди и похожи на беженцев. Русская девушка Кира произносит слово "сумка" во множественном числе, массово мысля, и получается:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73