-- Неужели я во всем свете единственный, у кого язык есть? -- спросил Рикардо свои ладони. -- И глаза? Или, мо-жет быть, этот город -- сплошные кулисы и декорации? Неужели, кроме меня, не найдется никого, кто бы вмешался'
Толпа не отставала от них, по пути она выросла, и теперь собралось изрядно народу, а со всех сторон, привлеченные могучим голосом Рикардо, подходили еще люди. Он топал ногами. Он потрясал в воздухе кулаками. Он плевался. Фотографы и модели боязливо наблюдали за ним.
-- Так вам нужен живописный тип для фона? -- рявкнул он, обращаясь к фотографам. -- Я сам стану здесь. Как мне становиться? У стены? Шляпа так, ноги так, мои сандалии -- я их сам пошил -- освещены солнцем так? Эта дыра на рубашке -- сделать ее побольше?.. Вот так? Готово. Доста-точно пота у меня на лице? Волосы не коротки, добрый господин?
-- Пожалуйста, стойте себе на здоровье, -- сказал фото-граф.
-- Я не буду смотреть в объектив, -- заверил его Ри-кардо.
Фотограф улыбнулся и прицелился камерой.
-- Чуть влево, крошка. Модель шагнула влево.
-- Теперь поверни правую ногу. Отлично. Очень хо-рошо. Так держать!
Модель замерла, приподняв подбородок. Брюки Рикардо съехали вниз.
-- Господи! -- воскликнул фотограф.
Девушки прыснули. Толпа покатилась со смеху, люди подталкивали друг друга. Рикардо невозмутимо подтянул брюки и прислонился к стене.
-- Ну как, живописно получилось? -- спросил он.
-- Господи! -- повторил фотограф.
-- Пошли на набережную, -- предложил его товарищ.
-- Пожалуй, я пойду с вами. -- Рикардо улыбнулся.
-- Силы небесные, что нам делать с этим идиотом? -- прошептал фотограф.
-- Дай ему денег.
-- Уже пробовал!
-- Мало предложил.
-- Вот что, сбегай за полицейским. Мне это надоело.
Второй фотограф убежал. Остальные, нервно куря, смот-рели на Рикардо. Подошла собачонка, подняла ногу, и на стене появилось мокрое пятно.
-- Посмотрите! -- крикнул Рикардо. -- Какое произведе-ние искусства! Какой узор! Живее фотографируйте, пока не высохло!
Фотограф отвернулся и стал смотреть на море.
В переулке показался его товарищ. Он бежал, за ним не спеша шествовал полицейский. Пришлось второму фото-графу обернуться и поторапливать его. Полицейский издали жестом дал ему понять, что день еще не кончился, они успеют своевременно прибыть на место происшествия.
Наконец он занял позицию за спиной у фотографов.
-- Ну, что вас тут беспокоит?
-- Вот этот человек. Нам нужно, чтобы он ушел.
-- Этот человек? Который прислонился к стене? -- спро-сил сержант.
-- Нет-нет, дело не в том, что он прислонился... А, черт! -- не выдержал фотограф. -- Сейчас вы сами поймете. Ну-ка, крошка, займи свое место.
Девушка встала в позу, Рикардо тоже; на его губах играла небрежная улыбка.
-- Так держать!
Девушка замерла.
Брюки Рикардо скользнули вниз.
Камера щелкнула.
-- Ага, -- сказал полицейский.
-- Вот, доказательство у меня здесь, в камере, если вам понадобится! -воскликнул фотограф.
-- Ага, -- сказал полицейский, не сходя с места, и потер рукой подбородок. -- Так.
Он рассматривал место действия, словно сам был фото-графом-любителем. Поглядел на модель, чье беломрамор-ное лицо вспыхнуло нервным румянцем, на булыжники, стену, Рикардо. Рикардо, стоя под голубым небом, осве-щенный ярким солнцем, величественно попыхивал сигаре-той, и брюки его занимали далеко не обычное положение.
-- Ну, сержант? -- выжидательно произнес фотограф.
-- А чего вы, собственно, от меня хотите? -- спросил полицейский, снимая фуражку и вытирая свой смуглый лоб.
-- Арестуйте этого человека! За непристойное поведение!
-- Ага, -- произнес полицейский.
-- Ну? -- сказал фотограф.
Публика что-то бормотала. Юные красотки смотрели вдаль на чаек и океан.
-- Я его знаю, -- заговорил сержант, -- этого человека возле стены. Его зовут Рикардо Рейес.
-- Привет, Эстеван!
-- Привет, Рикардо, -- откликнулся сержант. Они помахали друг другу.
-- Я не вижу, чтобы он делал что-нибудь, -- сказал сер-жант.
-- То есть как это? -- вскричал фотограф. -- Он же го-лый, в чем мать родила. Это безнравственно!
-- Этот человек ничего безнравственного не делает. Стоит, и все, -возразил полицейский. -- Если бы он делал что-нибудь, на что глядеть невыносимо, я бы тотчас вмешался. Но ведь он всего-навсего стоит у стены, совершенно непо-движно, в этом ничего противозаконного нет.
-- Он же голый, голый! -- кричал фотограф.
-- Не понимаю. -- Полицейский удивленно моргал.
-- Голым ходить не принято -- только и всего!
-- Голый голому рознь, -- сказал сержант. -- Есть люди хорошие и дурные. Трезвые и под мухой. Насколько я вижу, этот человек не пьян. Он пользуется славой доброго семья-нина. Пусть он голый, но ведь он не делает со своей наготой ничего такого, что бы можно было назвать преступлением против общества.
-- Да кто вы такой -- уж не брат ли ему? -- спросил фотограф. -- Или сообщник? -- Казалось, он вот-вот со-рвется с места и забегает под жгучим солнцем, кусая, лая, хрипя. -- Где справедливость? Что здесь, собственно, про-исходит? Пойдемте, девочки, найдем другое место!
-- Франция, -- сказал Рикардо.
-- Что? -- фотограф круто обернулся.
-- Я говорю, Франция или Испания, -- объяснил Ри-кардо. -- Или Швеция. Я видел фотографии из Швеции -- красивые стены. Вот только трещин маловато... Извините, что вмешиваюсь в ваши дела.
-- Ничего, будут у нас снимки вам назло! -- Фотограф тряхнул камерой, сжал руку в кулак.
-- Я от вас не отстану, -- сказал Рикардо. -- Завтра, после-завтра, на бое быков, на базаре, всюду и везде, куда бы вы ни пошли, я тоже пойду, охотно, без скандала. Пойду с достоинством, чтобы выполнить свой прямой долг.
Они посмотрели на него и поняли, что так и будет.
-- Кто вы такой, что вы о себе воображаете? -- закричал фотограф.
-- Я ждал этого вопроса, -- сказал Рикардо. -- Всмот-ритесь в меня. Отправляйтесь домой и поразмышляйте обо мне. Покуда есть такие, как я, хоть один на десять тысяч, мир может спать спокойно. Без меня был бы сплошной хаос.
-- Спокойной ночи, няня, -- процедил фотограф, и вся свора девиц, шляпных коробок, камер и сумок потянулась в сторону набережной. -- Сейчас перекусим, крошки. После что-нибудь придумаем.
Рикардо спокойно проводил их взглядом. Он стоял все на том же месте. Толпа улыбаясь смотрела на него.
"Теперь, -- подумал Рикардо, -- пойду к своему дому, на двери которого стерлась краска там, где я тысячу раз заде-вал ее, входя и выходя, пойду по камням, которые я стер ногами за сорок шесть лет хождения, проведу рукой по трещине на стене моего дома -- трещине, которая появи-лась во время землетрясения тысяча девятьсот тридцатого года. Как сейчас помню ту ночь, мы были в постели, Томас еще не родился, Мария и я сгорали от любви, и нам каза-лось, что наша любовь, такая сильная и жаркая, колышет весь дом, а это земля колыхалась, и утром в стене оказалась трещина.
1 2 3