Он не возражал, и я собрал сумку.
У меня оставалась единственная незначительная проблема. Я не позаботился о том, чтобы сообщить шерифу, чем я занимаюсь, главным образом потому, что он наверняка усмотрит в моих действиях какую-нибудь логику и потребует, чтобы я ему все объяснил, а сделать это будет довольно затруднительно. Поэтому оставшуюся часть пути я сосредоточенно разрабатывал логичное обоснование для своих намерений. Минут через тридцать я наконец бросил заниматься самоистязанием и сосредоточился на дороге. К черту, подумал я, как-нибудь выкручусь; обычно у меня это получалось.
В первый раз увидев дом при дневном освещении, я понял, что имел в виду Лейверс, говоря об особенностях архитектуры Баронской Контрабанды. Я вел машину по разбитой колее вдоль ворот и зачарованно рассматривал диковинное сооружение. По мере того как я приближался к дому, он пленял меня все больше и больше.
Как снаружи, так и изнутри он казался воплощением вульгарной фантазии, абсолютным триумфом дурного вкуса, беспорядочно выстроенным уродством; он не поддавался описанию. Назови его как угодно и, по крайней мере частично, окажешься прав. Это был монумент богатству без стиля, реликвия ушедшей эры, которая, к счастью, никогда не вернется.
Я оставил машину за воротами и бросил сумку на крыльцо. Как и прошлой ночью, входная дверь была широко открыта, и я спросил себя: а закрывается ли она вообще когда-либо? Очутившись в просторном коридоре, я шел на цыпочках, нервно оглядываясь по сторонам, готовый выронить сумку и как сумасшедший броситься наутек, заслышав из джунглей первый могучий призыв к любовным играм. Я осторожно просунул голову между кисточек шуршащей занавески и заглянул в гостиную – как раз в тот момент, когда что-то красное стремительно мелькнуло и скрылось за кушеткой; послышался крик страха и мучительной боли. Я храбро шагнул в гостиную, на ходу вынимая из кобуры револьвер. Решив воспользоваться выверенной тактикой, я описал широкий полукруг и подошел к кушетке, где, надо полагать, засел убийца и поджидает меня с пулей не правильной формы.
Приблизившись наконец на такое расстояние, откуда я мог беспрепятственно наблюдать, что происходит за кушеткой, я с облегчением перевел дух. Никакого убийцы, вообще ничего, только большой красный пляжный мяч – подобные можно увидеть на Малибу. Я с отвращением сунул револьвер обратно в кобуру и повернулся было лицом к зашторенной двери, когда мяч заговорил совершенно человеческим голосом.
– Помогите, – жалостно хныкал он. – Я застряла.
"Что за чертовщина? – подумал я. – Если у меня нервное перенапряжение, то теперь оно как раз проявляется, а может, я нахожусь уже на грани срыва?" Как бы там ни было, я не видел причины, почему бы мне не подойти ближе и не выяснить: неужели ко всему прочему здесь завелся еще и говорящий мяч?
Внимательно присмотревшись, я заметил, однако, что у мяча имелось поразительное сходство с попкой Седеет Кэмпбелл; меня смущал, пожалуй, лишь тот неоспоримый факт, что ни одно человеческое тело не способно выдержать подобного издевательства над собой. Я подошел еще ближе и остановился в шести, а может, меньше дюймах от нее и должен был признать, что ближайший ко мне сектор мяча был точной копией маленьких, но очаровательно округлых ягодиц Селест. Я нежно похлопал рукой по мячу, а он как-то спазматически дернулся, от чего подкатился ко мне еще ближе.
С грустью отметил я про себя, что здесь что-то не так и мой нервный срыв вот-вот выплеснется наружу с полной силой. Можно ли представить, чтобы женский рот и пара перепуганных глаз находились всего в нескольких дюймах от крестца? Было страшно даже подумать о подобном. Пока глаза продолжали злобно пялиться на меня, рот широко раскрылся.
– Перестаньте забавляться с моей задницей, – зашипел убийственной ядовитости голос. – Разве вы не видите, что я застряла?
– Вижу, слышу, но не собираюсь верить, – решительно ответил я. – Вы – всего лишь плод моего воображения. И вот что я вам скажу: я не помешанный.
– Бросьте валять дурака! – Голос чуть не задохнулся от еле сдерживаемого гнева. – Я делала новое упражнение на спинке кушетки и потеряла равновесие – поэтому, ради Христа, распутайте меня. Я чувствую, что мои кости начинают гнуться и уже на пределе.
– Конечно, Селест, о чем речь, – радостно согласился я. – С чего мне начать?
– Черт, пустите в ход свое воображение, – разгневанно выкрикнула она. – Начинайте с чего хотите.
– О'кей, тогда поехали, – сказал я и приступил к работе.
– Ой-ой-ой! – воскликнула она. – Не отсюда, вы, извращенец! Это место я не имела в виду.
– Фу, – досадовал я. – Извините. Я примусь сызнова.
Со второй попытки мне удалось ухватиться за предплечье и сделать решительный рывок. Все это занятие напоминало запутанную головоломку, где одно крошечное звено цепи становилось ключом к решению. Я резко дернул. Селест завопила, а потом вдруг распуталась и обрела нормальную форму.
– Ну и как? – спросил я, по-детски радуясь своему успеху.
Она медленно села, потирая себя руками, будто проявляла нежную заботу ко всем согнувшимся косточкам, постепенно распрямилась и вдруг пристально посмотрела на меня.
– Почему вы не могли извлечь меня сразу?.. – обиженно спросила она. – Когда вы положили туда руку – это было нечестно.
– Ладно, если такова ваша благодарность за то" что я спас вам жизнь. – Я встал с уязвленным выражением на лице и гордо направился к двери.
– Эй!
– Что? – гаркнул я, даже не потрудившись обернуться.
– Как вас зовут?
– Эл.
– О'кей, Эл, – воркотнула она, в ее голосе чувствовалось потепление. – Можете звать меня Селест. Не вижу никаких причин для возражений – теперь у меня практически не осталось от вас секретов.
– Эй! – Я оторопело замолчал, пронзенный очевидным пониманием того, что она сказала. Потом развернулся и галопом помчался к ней.
– Уберите это выражение из своих глаз, – дразнила она. – Мне известно, о чем вы думаете, и предупреждаю: можете сразу забыть. В настоящий момент у меня хватает проблем с бедными ноющими косточками.
– Может, мне удастся отыскать линимент, – осторожно предложил я, – и тогда я вас хорошенько разотру.
– Нет, не пойдет, – отпарировала она. – Пожалуйста, просто оставьте меня на время в покое. Вы будете в курсе, как у меня обстоят дела со здоровьем… Я начну выпускать бюллетени.
– Ну что ж, – неохотно согласился я. – Только на время бросьте заниматься своими упражнениями, договорились?
– Не беспокойтесь. – Она осторожно массировала свои бедра. – Теперь я в любое время могу стать танцовщицей.
Я пробрался через занавеску в коридор как раз в тот момент, когда в дом вошел Поп Ливви.
– Привет, лейтенант. – Его поблекшие глаза тепло улыбались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
У меня оставалась единственная незначительная проблема. Я не позаботился о том, чтобы сообщить шерифу, чем я занимаюсь, главным образом потому, что он наверняка усмотрит в моих действиях какую-нибудь логику и потребует, чтобы я ему все объяснил, а сделать это будет довольно затруднительно. Поэтому оставшуюся часть пути я сосредоточенно разрабатывал логичное обоснование для своих намерений. Минут через тридцать я наконец бросил заниматься самоистязанием и сосредоточился на дороге. К черту, подумал я, как-нибудь выкручусь; обычно у меня это получалось.
В первый раз увидев дом при дневном освещении, я понял, что имел в виду Лейверс, говоря об особенностях архитектуры Баронской Контрабанды. Я вел машину по разбитой колее вдоль ворот и зачарованно рассматривал диковинное сооружение. По мере того как я приближался к дому, он пленял меня все больше и больше.
Как снаружи, так и изнутри он казался воплощением вульгарной фантазии, абсолютным триумфом дурного вкуса, беспорядочно выстроенным уродством; он не поддавался описанию. Назови его как угодно и, по крайней мере частично, окажешься прав. Это был монумент богатству без стиля, реликвия ушедшей эры, которая, к счастью, никогда не вернется.
Я оставил машину за воротами и бросил сумку на крыльцо. Как и прошлой ночью, входная дверь была широко открыта, и я спросил себя: а закрывается ли она вообще когда-либо? Очутившись в просторном коридоре, я шел на цыпочках, нервно оглядываясь по сторонам, готовый выронить сумку и как сумасшедший броситься наутек, заслышав из джунглей первый могучий призыв к любовным играм. Я осторожно просунул голову между кисточек шуршащей занавески и заглянул в гостиную – как раз в тот момент, когда что-то красное стремительно мелькнуло и скрылось за кушеткой; послышался крик страха и мучительной боли. Я храбро шагнул в гостиную, на ходу вынимая из кобуры револьвер. Решив воспользоваться выверенной тактикой, я описал широкий полукруг и подошел к кушетке, где, надо полагать, засел убийца и поджидает меня с пулей не правильной формы.
Приблизившись наконец на такое расстояние, откуда я мог беспрепятственно наблюдать, что происходит за кушеткой, я с облегчением перевел дух. Никакого убийцы, вообще ничего, только большой красный пляжный мяч – подобные можно увидеть на Малибу. Я с отвращением сунул револьвер обратно в кобуру и повернулся было лицом к зашторенной двери, когда мяч заговорил совершенно человеческим голосом.
– Помогите, – жалостно хныкал он. – Я застряла.
"Что за чертовщина? – подумал я. – Если у меня нервное перенапряжение, то теперь оно как раз проявляется, а может, я нахожусь уже на грани срыва?" Как бы там ни было, я не видел причины, почему бы мне не подойти ближе и не выяснить: неужели ко всему прочему здесь завелся еще и говорящий мяч?
Внимательно присмотревшись, я заметил, однако, что у мяча имелось поразительное сходство с попкой Седеет Кэмпбелл; меня смущал, пожалуй, лишь тот неоспоримый факт, что ни одно человеческое тело не способно выдержать подобного издевательства над собой. Я подошел еще ближе и остановился в шести, а может, меньше дюймах от нее и должен был признать, что ближайший ко мне сектор мяча был точной копией маленьких, но очаровательно округлых ягодиц Селест. Я нежно похлопал рукой по мячу, а он как-то спазматически дернулся, от чего подкатился ко мне еще ближе.
С грустью отметил я про себя, что здесь что-то не так и мой нервный срыв вот-вот выплеснется наружу с полной силой. Можно ли представить, чтобы женский рот и пара перепуганных глаз находились всего в нескольких дюймах от крестца? Было страшно даже подумать о подобном. Пока глаза продолжали злобно пялиться на меня, рот широко раскрылся.
– Перестаньте забавляться с моей задницей, – зашипел убийственной ядовитости голос. – Разве вы не видите, что я застряла?
– Вижу, слышу, но не собираюсь верить, – решительно ответил я. – Вы – всего лишь плод моего воображения. И вот что я вам скажу: я не помешанный.
– Бросьте валять дурака! – Голос чуть не задохнулся от еле сдерживаемого гнева. – Я делала новое упражнение на спинке кушетки и потеряла равновесие – поэтому, ради Христа, распутайте меня. Я чувствую, что мои кости начинают гнуться и уже на пределе.
– Конечно, Селест, о чем речь, – радостно согласился я. – С чего мне начать?
– Черт, пустите в ход свое воображение, – разгневанно выкрикнула она. – Начинайте с чего хотите.
– О'кей, тогда поехали, – сказал я и приступил к работе.
– Ой-ой-ой! – воскликнула она. – Не отсюда, вы, извращенец! Это место я не имела в виду.
– Фу, – досадовал я. – Извините. Я примусь сызнова.
Со второй попытки мне удалось ухватиться за предплечье и сделать решительный рывок. Все это занятие напоминало запутанную головоломку, где одно крошечное звено цепи становилось ключом к решению. Я резко дернул. Селест завопила, а потом вдруг распуталась и обрела нормальную форму.
– Ну и как? – спросил я, по-детски радуясь своему успеху.
Она медленно села, потирая себя руками, будто проявляла нежную заботу ко всем согнувшимся косточкам, постепенно распрямилась и вдруг пристально посмотрела на меня.
– Почему вы не могли извлечь меня сразу?.. – обиженно спросила она. – Когда вы положили туда руку – это было нечестно.
– Ладно, если такова ваша благодарность за то" что я спас вам жизнь. – Я встал с уязвленным выражением на лице и гордо направился к двери.
– Эй!
– Что? – гаркнул я, даже не потрудившись обернуться.
– Как вас зовут?
– Эл.
– О'кей, Эл, – воркотнула она, в ее голосе чувствовалось потепление. – Можете звать меня Селест. Не вижу никаких причин для возражений – теперь у меня практически не осталось от вас секретов.
– Эй! – Я оторопело замолчал, пронзенный очевидным пониманием того, что она сказала. Потом развернулся и галопом помчался к ней.
– Уберите это выражение из своих глаз, – дразнила она. – Мне известно, о чем вы думаете, и предупреждаю: можете сразу забыть. В настоящий момент у меня хватает проблем с бедными ноющими косточками.
– Может, мне удастся отыскать линимент, – осторожно предложил я, – и тогда я вас хорошенько разотру.
– Нет, не пойдет, – отпарировала она. – Пожалуйста, просто оставьте меня на время в покое. Вы будете в курсе, как у меня обстоят дела со здоровьем… Я начну выпускать бюллетени.
– Ну что ж, – неохотно согласился я. – Только на время бросьте заниматься своими упражнениями, договорились?
– Не беспокойтесь. – Она осторожно массировала свои бедра. – Теперь я в любое время могу стать танцовщицей.
Я пробрался через занавеску в коридор как раз в тот момент, когда в дом вошел Поп Ливви.
– Привет, лейтенант. – Его поблекшие глаза тепло улыбались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28