Это был слуга, пришедший объявить мне, что метр Меньян к моим услугам и ожидает меня в большом зале внизу.
Метр Меньян! Что же я ему скажу?.. Заканчивая свой туалет, я перебирал приемлемые объяснения, которые избавили бы меня от возвращения в замок и скрыли бы мою душевную рану. Однако ни одно из них не было убедительным, а истина представала в таком маловероятном виде, что я тотчас же предстал бы в глазах нотариуса сумасшедшим, если бы отважился сообщить ему о виденном. — И совершенно понапрасну я бы утверждал, будто бы видел ЭТО, что уверен в том, что видел ЭТО, — мне бы смогли возразить очень просто: мол, плохо вы видели.
А если бы я, с другой стороны, признался, что побывал в парке и даже в самом замке, то, зная мою враждебную настроенность по отношению к барону, меня тотчас же обвинили бы в причастности к смерти барона и его близких. Итак, я вынужден был молчать. Но тогда метр Меньян повезет меня туда… И я буду вынужден в третий раз увидеть… О Боже! Я почувствовал, — что бледнею при одном воспоминаний об ожидающей нас сцене. Время текло, а я так и не смог придумать ничего, что могло бы спасти меня. Я чувствовал крайнюю усталость, и мне казалось, что мои волосы побелели за время той отвратительной ночи.
Едва хватило сил стоять, словно я был старцем, разрушенным тяжестью годов и несчастий. Спускаясь по лестнице, я по-прежнему мысленно продумывал множество противоречивых вариантов беседы, но был не в состоянии выбрать хоть один из них, который бы помог мне. Нотариус встретил меня с той же предупредительностью, что и накануне. Он держал на своих коленях большой портфель, закрытый на замок.
— Здесь у меня, — сказал он мне, похлопав по коже рукой, — собрано то, благодаря чему мы сможем держать их в своих руках. Однако пусть Господь простит меня, не заболели ли вы, господин граф?
— Пустяки, — ответил я. — Это просто волнение…
— Да, действительно, — признал этот добрый малый, — мы приближаемся к торжественной минуте. Даже я сам… И лихо опрокинув стопку водки, он добавил:
— Я был бы тоже не прочь сказать этому барону Эрбо пару крепких словечек. Мой экипаж стоит на площади и через четверть часа…
— Я вот думаю… — начал было я. Но он улыбнулся с хитрым видом.
— Пусть господин граф полностью положится на меня. И мы проведем сделку без всяких трудностей.
— Тем не менее…
— Ни слова больше! Я хорошо знаком с делами подобного рода, пойдемте!
И, взяв под руку одновременно приветливым и почтительным образом, он повел меня к двери.
— Но нас ведь никто не торопит, — попробовал я было возразить.
— Нужно ковать железо, пока оно горячо. А не то барон может передумать.
В данный момент он все еще находится под впечатлением от вашего прибытия и готов пройти под Кавдинским ярмом [].
Я забылся, приободренный увлеченностью и доброжелательностью своего спутника. Впрочем, моя слишком явная нерешительность могла показаться ему подозрительной. Кроме того, из-за какого-то помутнения рассудка я начал находить ситуацию, в которой я беспомощно барахтался, небезынтересной. Из всех неудачников я, несомненно, был самым печальным и самым жалким. И все же мне было любопытно присутствовать в качестве высокомерного зрителя при крушении своих же собственных чаянии, и я сел в кабриолет рядом с нотариусом мысленно читая сонеты Шекспира. Кто сможет разгадать тайну человеческого сердца, которое в тот самый момент, когда оно угаснет под пронизывающими ударами способно найти отчаянное удовольствие в самой суровости боли?
Погрузившись в подобные мысли и пребывая в оцепенении, которое хотел бы продлить вечно, я слушал бойкую болтовню нотариуса. Он уже видел себя хозяином положения, он покупал право ренты, он договаривался о выгодной арендной плате и клялся восстановить менее чем за пять лет мое потрепанное состояние. Я бы поступил очень жестоко выведя его из этого заблуждения сообщением о желании отказаться от борьбы.
Вскоре кабриолет уже ехал вдоль лесопосадки замка и нахлынувшие воспоминания ввергли меня в состояние крайнего уныния (что не прошло мимо внимания метра Меньяна).
— Мы, вероятно, могли бы отсрочить наш визит господин граф, поскольку я вижу, вы сильно возбуждены.
— Это всего лишь усталость, — пробормотал я, — …путешествие. Впрочем, свежий воздух идет мне на пользу.
— Прошу прощения, что я был настойчивым — продолжил он.
Между нами воцарилось молчание, в то время как кабриолет приближался к воротам замка. Я узнал место, на котором в первый и последний раз беседовал с Клер. Это было вчера, и это было так давно. Вчера она, должно быть, была жива, но сейчас. Затем мои мысли потекли в иное русло, я почему-то подумал, что три человека не умирают разом от болезни и не решают вместе — что было бы чудовищно! — покончить со своим существованием. Следовательно, какой-то таинственный преступник. Но я тут же оставил эти сумасбродные предположения.
Разве я не был уверен в том, что видел их всех троих, двигающихся в ландо?
Разве я не вдыхал запах от сигары барона? Правда мгновение спустя, в салоне… Я не смог удержать свой стон, и нотариус сочувственно склонился ко мне.
— Вы побледнели, господин граф. Скажите только слово, и мы вернемся.
Однако я был решительно настроен испить до дна этот роковой кубок: раз уж отодвинуть его от моих губ было невозможно. Не паду ли я завтра духом еще больше и соответственно не предстану ли я перед еще большими опасностями? Я знаком показал, что отказываюсь от этого предложения, и мы въехали на большой двор. Здесь ничто не изменилось с предыдущего дня. Слева виднелась по-прежнему приоткрытая дверь небольшого салона. Перелетая с башни на башню, каркали вороны, а весеннее солнце, освещая старые стены праздничным светом, делало их еще более серыми и как мне показалось более враждебными. Во дворе не было ни души.
— Это настоящий замок спящей красавицы, — пробурчал метр Меньян, который без сомнения надеялся на то, что нас встретят. Он остановил кабриолет перед подъездом и мы вышли.
— Эй! Кто-нибудь! — позвал он.
Я чуть было не сказал ему, что он понапрасну теряет время и что владельцы замка не в состоянии нас услышать, но все свои усилия я тратил на то чтобы стоять прямо и побороть слабость, которая исподтишка подтачивала мои последние силы. Мой спутник ухватил цепь колокола, и я услышал леденящие кровь удары.
Колокол заунывно звонил, а мне казалось, что я все еще слышу похоронный звон стоя в глубине леса. Я дернул метра Меньяна за рукав.
— Клянусь Богом, я не знаю почему эти люди, пригласившие нас позволяют, заставлять вас ждать господин граф.
Он в бешенстве и с еще большим усердием стал дергать веревку без умолку трезвоня. Наконец дверь раскрылась. На пороге появился Антуан и низко поклонился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Метр Меньян! Что же я ему скажу?.. Заканчивая свой туалет, я перебирал приемлемые объяснения, которые избавили бы меня от возвращения в замок и скрыли бы мою душевную рану. Однако ни одно из них не было убедительным, а истина представала в таком маловероятном виде, что я тотчас же предстал бы в глазах нотариуса сумасшедшим, если бы отважился сообщить ему о виденном. — И совершенно понапрасну я бы утверждал, будто бы видел ЭТО, что уверен в том, что видел ЭТО, — мне бы смогли возразить очень просто: мол, плохо вы видели.
А если бы я, с другой стороны, признался, что побывал в парке и даже в самом замке, то, зная мою враждебную настроенность по отношению к барону, меня тотчас же обвинили бы в причастности к смерти барона и его близких. Итак, я вынужден был молчать. Но тогда метр Меньян повезет меня туда… И я буду вынужден в третий раз увидеть… О Боже! Я почувствовал, — что бледнею при одном воспоминаний об ожидающей нас сцене. Время текло, а я так и не смог придумать ничего, что могло бы спасти меня. Я чувствовал крайнюю усталость, и мне казалось, что мои волосы побелели за время той отвратительной ночи.
Едва хватило сил стоять, словно я был старцем, разрушенным тяжестью годов и несчастий. Спускаясь по лестнице, я по-прежнему мысленно продумывал множество противоречивых вариантов беседы, но был не в состоянии выбрать хоть один из них, который бы помог мне. Нотариус встретил меня с той же предупредительностью, что и накануне. Он держал на своих коленях большой портфель, закрытый на замок.
— Здесь у меня, — сказал он мне, похлопав по коже рукой, — собрано то, благодаря чему мы сможем держать их в своих руках. Однако пусть Господь простит меня, не заболели ли вы, господин граф?
— Пустяки, — ответил я. — Это просто волнение…
— Да, действительно, — признал этот добрый малый, — мы приближаемся к торжественной минуте. Даже я сам… И лихо опрокинув стопку водки, он добавил:
— Я был бы тоже не прочь сказать этому барону Эрбо пару крепких словечек. Мой экипаж стоит на площади и через четверть часа…
— Я вот думаю… — начал было я. Но он улыбнулся с хитрым видом.
— Пусть господин граф полностью положится на меня. И мы проведем сделку без всяких трудностей.
— Тем не менее…
— Ни слова больше! Я хорошо знаком с делами подобного рода, пойдемте!
И, взяв под руку одновременно приветливым и почтительным образом, он повел меня к двери.
— Но нас ведь никто не торопит, — попробовал я было возразить.
— Нужно ковать железо, пока оно горячо. А не то барон может передумать.
В данный момент он все еще находится под впечатлением от вашего прибытия и готов пройти под Кавдинским ярмом [].
Я забылся, приободренный увлеченностью и доброжелательностью своего спутника. Впрочем, моя слишком явная нерешительность могла показаться ему подозрительной. Кроме того, из-за какого-то помутнения рассудка я начал находить ситуацию, в которой я беспомощно барахтался, небезынтересной. Из всех неудачников я, несомненно, был самым печальным и самым жалким. И все же мне было любопытно присутствовать в качестве высокомерного зрителя при крушении своих же собственных чаянии, и я сел в кабриолет рядом с нотариусом мысленно читая сонеты Шекспира. Кто сможет разгадать тайну человеческого сердца, которое в тот самый момент, когда оно угаснет под пронизывающими ударами способно найти отчаянное удовольствие в самой суровости боли?
Погрузившись в подобные мысли и пребывая в оцепенении, которое хотел бы продлить вечно, я слушал бойкую болтовню нотариуса. Он уже видел себя хозяином положения, он покупал право ренты, он договаривался о выгодной арендной плате и клялся восстановить менее чем за пять лет мое потрепанное состояние. Я бы поступил очень жестоко выведя его из этого заблуждения сообщением о желании отказаться от борьбы.
Вскоре кабриолет уже ехал вдоль лесопосадки замка и нахлынувшие воспоминания ввергли меня в состояние крайнего уныния (что не прошло мимо внимания метра Меньяна).
— Мы, вероятно, могли бы отсрочить наш визит господин граф, поскольку я вижу, вы сильно возбуждены.
— Это всего лишь усталость, — пробормотал я, — …путешествие. Впрочем, свежий воздух идет мне на пользу.
— Прошу прощения, что я был настойчивым — продолжил он.
Между нами воцарилось молчание, в то время как кабриолет приближался к воротам замка. Я узнал место, на котором в первый и последний раз беседовал с Клер. Это было вчера, и это было так давно. Вчера она, должно быть, была жива, но сейчас. Затем мои мысли потекли в иное русло, я почему-то подумал, что три человека не умирают разом от болезни и не решают вместе — что было бы чудовищно! — покончить со своим существованием. Следовательно, какой-то таинственный преступник. Но я тут же оставил эти сумасбродные предположения.
Разве я не был уверен в том, что видел их всех троих, двигающихся в ландо?
Разве я не вдыхал запах от сигары барона? Правда мгновение спустя, в салоне… Я не смог удержать свой стон, и нотариус сочувственно склонился ко мне.
— Вы побледнели, господин граф. Скажите только слово, и мы вернемся.
Однако я был решительно настроен испить до дна этот роковой кубок: раз уж отодвинуть его от моих губ было невозможно. Не паду ли я завтра духом еще больше и соответственно не предстану ли я перед еще большими опасностями? Я знаком показал, что отказываюсь от этого предложения, и мы въехали на большой двор. Здесь ничто не изменилось с предыдущего дня. Слева виднелась по-прежнему приоткрытая дверь небольшого салона. Перелетая с башни на башню, каркали вороны, а весеннее солнце, освещая старые стены праздничным светом, делало их еще более серыми и как мне показалось более враждебными. Во дворе не было ни души.
— Это настоящий замок спящей красавицы, — пробурчал метр Меньян, который без сомнения надеялся на то, что нас встретят. Он остановил кабриолет перед подъездом и мы вышли.
— Эй! Кто-нибудь! — позвал он.
Я чуть было не сказал ему, что он понапрасну теряет время и что владельцы замка не в состоянии нас услышать, но все свои усилия я тратил на то чтобы стоять прямо и побороть слабость, которая исподтишка подтачивала мои последние силы. Мой спутник ухватил цепь колокола, и я услышал леденящие кровь удары.
Колокол заунывно звонил, а мне казалось, что я все еще слышу похоронный звон стоя в глубине леса. Я дернул метра Меньяна за рукав.
— Клянусь Богом, я не знаю почему эти люди, пригласившие нас позволяют, заставлять вас ждать господин граф.
Он в бешенстве и с еще большим усердием стал дергать веревку без умолку трезвоня. Наконец дверь раскрылась. На пороге появился Антуан и низко поклонился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20