Дай мне срок, прошу тебя. Я еще слишком слаб, а он — слишком подозрителен. Вытянувшись на кровати, я мысленно проглядывал свою жизнь с Матильдой. Ласкал ее. Трепетал от любви и печали. Нет, так жить дальше невозможно. Если такое существование продлится, я рехнусь. Возможно, этого Гараван и добивался. Я поднялся в семь, чтобы явиться к столу в наилучшей форме. Умытый, причесанный, приодетый, я еще не утратил респектабельного вида. Он не сможет тешиться зрелищем моего поражения.
Дверь в столовую-музей заперта — я повернул ручку, но она не поддалась. Гараван объяснил, что запирает комнату из-за Флорана. Черт подери! Он тоже принимает меры предосторожности. Он оказался на кухне, где присматривал за жарким, которое томилось с овощами на краешке плиты. Старый Флоран заканчивал сервировку стола.
— О-о! — воскликнул Гараван. — Вы переоделись к ужину! Хороший признак! Дайте мне десять минут. Готовить жаркое на электрической плите — сущая профанация. Оно тушится либо слишком быстро, либо слишком медленно. Я не люблю современные плиты. Зато печки на дровах!… С ними ничто не сравнится… Извините. Одна нога здесь, другая — там.
Когда он спустился, на нем была уже не рабочая одежда, а костюм цвета пороха. Он дружески сжал мне плечо.
— Я подумал об одном англичанине, кажется, это у Сомерсета Моэма, — сказал он. — Помните, его герой к вечеру облачался в смокинг, чтобы обедать в своей палатке. Здесь не палатка, а гостиная, но ситуация схожая. На войне как на войне.
Пока мы сидели за столом, Гараван казался веселым, рассказывал остроумные анекдоты, вспоминал свои путешествия. Ничего удивительного, если Матильда подпала под его обаяние. Я поймал себя на том, что смеюсь над некоторыми его каламбурами. Время от времени я говорил себе: «И как он это может?.. Ведь он страдает не меньше моего». Но в нем, как и в Матильде, таилась жизненная сила, которая брала верх надо всем прочим. Он рассказал про те два года, которые провел в Оксфорде.
— Моя мать отличалась большим снобизмом. Она буквально выдрессировала меня. Бедная дорогая матушка хотела протолкнуть меня в политику. Я счастливо избежал этой участи… Возьмите сыру, Серж. Вы ни к чему не притрагиваетесь.
Рядом с ним я чувствовал себя ребенком. Он подавлял меня своим богатством, воспитанием, положением, спокойной смелостью. Есть мне не хотелось, но я взял кусочек сыру только из желания сделать ему приятное. Подобные мелочи выводили меня из себя. После обеда он увлек меня к бассейну выкурить сигару. Трава после дождя благоухала.
— Днем мне доставили еще одну объемистую пачку писем. Как было бы любезно с вашей стороны просмотреть их завтра, пока я закончу с коллекцией. А после этого мы смогли бы вплотную заняться работой. Вы немножко думали о нашем фильме?.. Молодая женщина — какой вы себе ее представляете?.. В социальном плане?.. Их отношения мне чем-то напоминают отношения принца и пастушки… Это нужно продумать. Ведь если она не восхищается мужем, то не сможет его выносить, когда он заболеет, потеряет силу… Как правило, жалость убивает страсть. Положив руки на бедра и опустив голову, Гараван задумался.
— Нужно показать страсть, способную на все, — продолжил он, — на самоотречение… Подумайте над этим хорошенько!
И добавил почти шепотом: — Страсть верности… хуже ее не бывает! Игра в недомолвки возобновилась? Нет. Гараван протянул мне руку.
— Спокойной ночи, Серж… Забудьте все это, если сумеете. Постарайтесь выспаться. Я тоже попытаюсь уснуть.
Мы расстались, и я поднялся к себе в спальню, где, куда ни глянь, меня ждала Матильда. Я снял со стен все ее фото и сложил в свой чемодан. Спать! Гараван прекрасно знал, что это исключено — и для него, и для меня. Я долго мерил шагами комнату, докуривая пачку сигарет. А он… ходил ли он тоже по комнате? Наконец я улегся в постель. И с именем Матильды на устах я провалился в сон.
Я открыл глаза почти в девять утра. И первой мыслью было: «Что скажет Гараван?» У меня уже появились лакейские манеры и заботы. Да плевать мне на то, что скажет Гараван! И все же… И все же я спешил закончить туалет, стараясь наверстать упущенное время. Внизу работа кипела. Я слышал стук молотка. Значит, обещанный рабочий уже принялся за дело. Это наверняка он — молоток постукивал быстро и четко, выдавая профессионала. Я спустился на кухню и, проходя мимо столовой, увидел спину рабочего, который устанавливал стойку для ружей. Несколько штук уже стояло в пазах. Я залпом выпил две чашки кофе. Неожиданно прозвучавший голос Гаравана заставил меня вздрогнуть.
— С добрым утром, Серж. Спали хорошо? Держу пари, вас разбудил шум. Простите великодушно. Он долго мыл руки над раковиной, как хирург перед операцией.
— Эту оружейную смазку никак не отмоешь. Вы сами увидите… в целом получилось неплохо. По крайней мере, на мой взгляд. А это самое важное. Он вытер руки с такой же маниакальной тщательностью.
— Идемте… Выскажите свое мнение. Когда мы вошли в комнату, столяр обернулся.
— Для этой витрины, господин Гараван… — начал было он, но осекся на полуслове. А я… я стоял, содрогаясь от страха. Это был мэр Отроша. Я узнал его с первого взгляда, тогда как он еще колебался, несомненно из-за моего шрама, но я чувствовал, что он напрягает память, и чуть ли не ждал, когда же он вспомнит. Его рот невольно перекосился от напряжения. Еще секунда — и память сработает.
— Мой секретарь… Серж Миркин. Мсье Брудье, мой краснодеревщик, а в свободное от работы время — мэр Отроша. Гараван говорил шутливо, словно желая оттенить усиливающееся напряжение.
— О-о! Извините, — пробормотал Брудье. Он провел рукой по вельветовым брюкам и протянул мне два пальца.
— Я… забавная штука. У меня такое впечатление, что мы уже встречались. Возможно, вы живете в наших краях?
— Нет, — как отрезал Гараван, — господин Миркин живет в Париже.
— И вы никогда не приезжали сюда на уик-энд?
— Никогда, — сказал Гараван. Он отвечал за меня.
— Забавная штука, — повторил Брудье, которого не убедили слова Гаравана.
— Можно взглянуть на вашу работу? — спросил Гараван с ноткой досады в голосе.
— Погодите-ка, — произнес Брудье… теперь понимаю… Вы похожи на… разумеется, это совпадение…
— На кого? — спросил Гараван.
— Нет… просто… у меня мелькнула мысль… Я наверняка ошибаюсь.
— Наверняка, — подтвердил Гараван. — Господин Миркин приехал в Ла-Рош-Гюйон в первый раз.
Брудье тут нечего было возразить. Он машинально протер глаза и пожал плечами.
— Нынешние молодые люди так похожи друг на друга, — сказал мэр. — Но, понимаете ли, встретив вас на улице… я бы поклялся…
— Итак, эти витрины?.. — прервал его Гараван.
Повернувшись ко мне спиной, Брудье показал на стены. Они заспорили, и я сделал глубокий вдох, как ныряльщик, который едва не задохнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Дверь в столовую-музей заперта — я повернул ручку, но она не поддалась. Гараван объяснил, что запирает комнату из-за Флорана. Черт подери! Он тоже принимает меры предосторожности. Он оказался на кухне, где присматривал за жарким, которое томилось с овощами на краешке плиты. Старый Флоран заканчивал сервировку стола.
— О-о! — воскликнул Гараван. — Вы переоделись к ужину! Хороший признак! Дайте мне десять минут. Готовить жаркое на электрической плите — сущая профанация. Оно тушится либо слишком быстро, либо слишком медленно. Я не люблю современные плиты. Зато печки на дровах!… С ними ничто не сравнится… Извините. Одна нога здесь, другая — там.
Когда он спустился, на нем была уже не рабочая одежда, а костюм цвета пороха. Он дружески сжал мне плечо.
— Я подумал об одном англичанине, кажется, это у Сомерсета Моэма, — сказал он. — Помните, его герой к вечеру облачался в смокинг, чтобы обедать в своей палатке. Здесь не палатка, а гостиная, но ситуация схожая. На войне как на войне.
Пока мы сидели за столом, Гараван казался веселым, рассказывал остроумные анекдоты, вспоминал свои путешествия. Ничего удивительного, если Матильда подпала под его обаяние. Я поймал себя на том, что смеюсь над некоторыми его каламбурами. Время от времени я говорил себе: «И как он это может?.. Ведь он страдает не меньше моего». Но в нем, как и в Матильде, таилась жизненная сила, которая брала верх надо всем прочим. Он рассказал про те два года, которые провел в Оксфорде.
— Моя мать отличалась большим снобизмом. Она буквально выдрессировала меня. Бедная дорогая матушка хотела протолкнуть меня в политику. Я счастливо избежал этой участи… Возьмите сыру, Серж. Вы ни к чему не притрагиваетесь.
Рядом с ним я чувствовал себя ребенком. Он подавлял меня своим богатством, воспитанием, положением, спокойной смелостью. Есть мне не хотелось, но я взял кусочек сыру только из желания сделать ему приятное. Подобные мелочи выводили меня из себя. После обеда он увлек меня к бассейну выкурить сигару. Трава после дождя благоухала.
— Днем мне доставили еще одну объемистую пачку писем. Как было бы любезно с вашей стороны просмотреть их завтра, пока я закончу с коллекцией. А после этого мы смогли бы вплотную заняться работой. Вы немножко думали о нашем фильме?.. Молодая женщина — какой вы себе ее представляете?.. В социальном плане?.. Их отношения мне чем-то напоминают отношения принца и пастушки… Это нужно продумать. Ведь если она не восхищается мужем, то не сможет его выносить, когда он заболеет, потеряет силу… Как правило, жалость убивает страсть. Положив руки на бедра и опустив голову, Гараван задумался.
— Нужно показать страсть, способную на все, — продолжил он, — на самоотречение… Подумайте над этим хорошенько!
И добавил почти шепотом: — Страсть верности… хуже ее не бывает! Игра в недомолвки возобновилась? Нет. Гараван протянул мне руку.
— Спокойной ночи, Серж… Забудьте все это, если сумеете. Постарайтесь выспаться. Я тоже попытаюсь уснуть.
Мы расстались, и я поднялся к себе в спальню, где, куда ни глянь, меня ждала Матильда. Я снял со стен все ее фото и сложил в свой чемодан. Спать! Гараван прекрасно знал, что это исключено — и для него, и для меня. Я долго мерил шагами комнату, докуривая пачку сигарет. А он… ходил ли он тоже по комнате? Наконец я улегся в постель. И с именем Матильды на устах я провалился в сон.
Я открыл глаза почти в девять утра. И первой мыслью было: «Что скажет Гараван?» У меня уже появились лакейские манеры и заботы. Да плевать мне на то, что скажет Гараван! И все же… И все же я спешил закончить туалет, стараясь наверстать упущенное время. Внизу работа кипела. Я слышал стук молотка. Значит, обещанный рабочий уже принялся за дело. Это наверняка он — молоток постукивал быстро и четко, выдавая профессионала. Я спустился на кухню и, проходя мимо столовой, увидел спину рабочего, который устанавливал стойку для ружей. Несколько штук уже стояло в пазах. Я залпом выпил две чашки кофе. Неожиданно прозвучавший голос Гаравана заставил меня вздрогнуть.
— С добрым утром, Серж. Спали хорошо? Держу пари, вас разбудил шум. Простите великодушно. Он долго мыл руки над раковиной, как хирург перед операцией.
— Эту оружейную смазку никак не отмоешь. Вы сами увидите… в целом получилось неплохо. По крайней мере, на мой взгляд. А это самое важное. Он вытер руки с такой же маниакальной тщательностью.
— Идемте… Выскажите свое мнение. Когда мы вошли в комнату, столяр обернулся.
— Для этой витрины, господин Гараван… — начал было он, но осекся на полуслове. А я… я стоял, содрогаясь от страха. Это был мэр Отроша. Я узнал его с первого взгляда, тогда как он еще колебался, несомненно из-за моего шрама, но я чувствовал, что он напрягает память, и чуть ли не ждал, когда же он вспомнит. Его рот невольно перекосился от напряжения. Еще секунда — и память сработает.
— Мой секретарь… Серж Миркин. Мсье Брудье, мой краснодеревщик, а в свободное от работы время — мэр Отроша. Гараван говорил шутливо, словно желая оттенить усиливающееся напряжение.
— О-о! Извините, — пробормотал Брудье. Он провел рукой по вельветовым брюкам и протянул мне два пальца.
— Я… забавная штука. У меня такое впечатление, что мы уже встречались. Возможно, вы живете в наших краях?
— Нет, — как отрезал Гараван, — господин Миркин живет в Париже.
— И вы никогда не приезжали сюда на уик-энд?
— Никогда, — сказал Гараван. Он отвечал за меня.
— Забавная штука, — повторил Брудье, которого не убедили слова Гаравана.
— Можно взглянуть на вашу работу? — спросил Гараван с ноткой досады в голосе.
— Погодите-ка, — произнес Брудье… теперь понимаю… Вы похожи на… разумеется, это совпадение…
— На кого? — спросил Гараван.
— Нет… просто… у меня мелькнула мысль… Я наверняка ошибаюсь.
— Наверняка, — подтвердил Гараван. — Господин Миркин приехал в Ла-Рош-Гюйон в первый раз.
Брудье тут нечего было возразить. Он машинально протер глаза и пожал плечами.
— Нынешние молодые люди так похожи друг на друга, — сказал мэр. — Но, понимаете ли, встретив вас на улице… я бы поклялся…
— Итак, эти витрины?.. — прервал его Гараван.
Повернувшись ко мне спиной, Брудье показал на стены. Они заспорили, и я сделал глубокий вдох, как ныряльщик, который едва не задохнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41