— Отнюдь. Конечно, если мы будем сидеть сложа руки, Иза решит, что наши страхи были преувеличенными.
— И отшатнется от меня, — заключает он.
— Ты дашь мне закончить?.. Нужно, чтобы она испытывала по отношению к тебе нечто вроде признательности, понимаешь?
А пока что она разрывается между своими угрызениями совести и любовью, в которой не признается. Я-то ее знаю. Она уже разволновалась, когда подумала, что тебе угрожает опасность.
Оценила твою преданность. Потянулась к тебе. Но пока она чувствует только пробуждение любви. Чтобы любовь расцвела, тебе действительно должна угрожать опасность. Если она по-настоящему испугается за тебя, — твоя победа.
Он слушает меня с таким вниманием и добродушием, что мне стыдно. Будто я собираюсь убить безумное, страшное, непредсказуемое, но в то же время преданное животное.
— Что вы предлагаете? — спрашивает он. — Чтобы я подстроил нечто вроде покушения на самого себя?
— Вот именно. Сработало.
— Я не очень понимаю, — продолжает он. — Что за покушение? Кто будет на меня покушаться?
— Не спеши. Начнем с того, согласен ли ты со мной? Я ведь не собираюсь подталкивать тебя. Ты сам решаешь.
— Я люблю Изу, — говорит он.
Дурак. Это он меня толкает. Я умолкаю, чтобы не спеша раскурить трубку. Преимущество трубки в том, что она то и дело гаснет, и если вы умеете раскуривать ее не спеша, можно дать себе время все обдумать, разобраться, принять наилучшее решение.
— Оставим Изу, — предлагаю я. — Как думаешь, ты можешь поработать в кабинете дяди?
— Почему бы нет?
— Будет ли выглядеть естественным, что ты притащишь с собой досье, какие-нибудь незаконченные дела?
— Я ни перед кем не обязан отчитываться. А потому…
— Но все вокруг должно быть в ажуре. У тебя есть секретарша?
— Конечно.
— Ты ей сможешь сказать, например: «Оставьте эти бумаги, я посмотрю их дома»? Что-нибудь в таком духе?
— Разумеется. А что вы задумали?
— Подожди. Скажи, есть ли в заводском управлении секретные материалы?.. Например, какие-нибудь досье с грифом «Совершенно секретно»? Он смотрит на меня, как собака, завороженная мячом, который ей вот-вот бросят.
— «Строго секретно» — такого, может, и нет. Но есть текущая корреспонденция с голландской группой, которую мы уже давно интересуем.
— О, прекрасно! Ты принесешь сюда корреспонденцию. Он, того гляди, подпрыгнет от возбуждения.
— Говорите яснее.
— Иди в гардероб. На самой верхней полке найдешь синий чемоданчик. Он повинуется. Стоит мне напустить туману, как он уже в моих руках.
— Нашел?
— Да.
— Давай сюда… Или, пожалуй, положи-ка его на стол и сам открой.
— Зачем?
— Давай, открывай. Найдешь предмет, завернутый в слегка засаленную замшу. Довольно тяжелый. Догадываешься? Он суетится и внезапно замирает.
— Можешь взять его в руки. Он не кусается.
Он неловко берет мой револьвер довоенного образца, рассматривает его с завистью и изумлением. Я продолжаю:
— 38. S.W. Специальный. Пять выстрелов. Целиком из стали. Вес: пятьсот тридцать восемь граммов. Не заряжен, но, поверь, когда он выстрелит, будет не до шуток. Он осторожно заворачивает оружие.
— Вот из этой штуки я и буду в тебя стрелять. Не бойся! Я притворюсь. Слушай меня внимательно. Сейчас — главное. Детали обсудим потом. Скажем, в один прекрасный день, около десяти вечера, ты будешь работать в кабинете. И вдруг услышишь шум за балконной дверью. Каким-то предметом начнут взламывать ставень. Ты не вооружен. Бежать? Об этом не может быть и речи. Ты не трус. Ты бросаешься к телефону, вызываешь Дре: конечно, он дома. Тем временем воры фомкой открывают замок. Ты зовешь комиссара на помощь. Некто из-за балконной двери замечает это, теряет хладнокровие, всаживает две-три пули, не задев тебя, и спешит скрыться.
— Неплохо, — восхищенно замечает Шамбон.
— Затем на всех парах примчится Дре. Ты покажешь им взломанный ставень, и Дре обнаружит пару пуль в панели. На этот раз сомневаться не приходится. Дело Фромана вспыхнет с новой силой. Общественное мнение сразу же на вашей стороне. Будь уверен, бедный мой Марсель, отбою не будет от людей, прессы, телевидения…
— Выпутаюсь, — утверждает он решительно.
— А Иза!… Ей нравятся мужественные мужчины… Она жила среди них. Человек, встречающий опасность лицом к лицу, вызывающий полицию с риском для жизни… словом, это человек ее породы. Главное, — и ты уж не забудь сказать, — ты зовешь на помощь не ради себя, а ради матери, ради Изы, ради меня.
— Потрясающе, — шепчет он. — Потрясающе… А вы?
— Я… со мной нет проблем. Мне вполне хватит времени, чтобы успеть добраться до своей комнаты. Придется меня будить, чтобы сообщить о случившемся.
— Да, да, — соглашается он. — Дайте мне немного подумать. А револьвер?
— Он снова будет в чемоданчике, а чемоданчик — на полке.
— А почему воры убегут, не взяв ничего?
— Да потому, что они увидят, как ты звонишь, и поймут, что ты зовешь на помощь. В конце концов выводы — дело полиции.
— Согласен. Пожалуй. Но не кажется ли вам, что будет более естественно, если они смоются, не стреляя.
— Разумеется. Вот это-то и будет непонятно Дре. Это остервенение… Подумай-ка… Таким образом возникнет связь между самоубийством Фромана и попыткой покушения. Знаешь, о чем он подумает? Что речь идет о промышленном шпионаже. Ты, конечно, помалкивай. А в присутствии Изы не отрицай… Поверь мне… Не нужно много времени, чтобы ты стал для нее большим человеком… Есть возражения?
— Что я скажу комиссару?.. Ведь надо выглядеть насмерть испуганным.
— Верно… Ну, может, не насмерть, — но весьма взволнованным. Это нетрудно. Вспомни, как ты облапошил типа из Братской помощи. Ты прекрасно умеешь ломать комедию, когда захочешь. И потом, не забывай, что я выстрелю, пока ты будешь звонить. Дре услышит выстрелы, и этого будет достаточно, чтобы убедить его.
— Короче говоря, все произойдет, как с моим дядей.
— Ну да, почти.
От смертельной тревоги его прошибает пот. Он вытирает лоб и глаза платочком из верхнего кармана, представляет сцену, слышит выстрелы. В то же время чувствует, что, быть может, не посмеет больше… То, что он сделал уже один раз, не осмелится сделать во второй. Прикидывает, осторожничает.
— Это уж слишком, вы не находите? — говорит он наконец.
— Промышленный шпионаж в производстве цемента… Если бы мы еще работали в электронике. Широким жестом я отметаю возражение.
— Неважно. Пусть Дре думает что угодно. Он собственными ушами услышит выстрелы, это первое. Убедится, что ставень был взломан, это второе. И третье: вытащит две пули из стены позади письменного стола. Вывод: при покушении ты чудом уцелел. А теперь что тебе не нравится?
— Ничего… Ничего…
— Страх перед скандалом, признайся.
— Мать — такое хрупкое существо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35