ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Если так будет продолжаться, лучше с этим покончить. А не то — суд присяжных.
Суббота. Она придумала другой вариант. Является: «Быстрей, быстрей, меня ждет папа». Она сильнее распаляется, когда я беру ее силой. Потом она задерживается со мной, и я умираю от беспокойства: «Давай беги!» Но ей уже больше не хочется спешить. «Ну и пусть, — говорит она, — ведь мы все равно поженимся». Она произнесла эту чушь, как начитавшаяся романов кретинка. Но она уверена в себе. «Берегись, как бы ты не попалась». — «И вы тоже берегитесь. А разве вам бы не хотелось, чтобы?..» — «Ты еще слишком маленькая!» Она фыркает, потом трясет головой с серьезным видом женщины, которая долго взвешивала все «за» и «против».
«Разве это жизнь? — говорит она. — Целый день продавать булочки. Попробуйте-ка сами и увидите!» Она осматривается своими глазами вне возраста. «Мне здесь будет хорошо». И добавляет: «Я умею готовить, стирать, убираться».
Отвратительно. Я выставляю ее за дверь, но на пороге она успевает чмокнуть меня по-супружески в щеку. Потаскуха. Ей меня не заполучить…»
На этом рукопись обрывается. Я ее аккуратно складываю. Мое досье распухает все больше и больше, и я начинаю думать, что оно станет огромным, если другие, в свою очередь, заразятся этой странной болезнью. Потому что в случае с Жюможем было что-то, не поддающееся логическому объяснению. Я еще могу понять, что произошло с ним. Тут все более или менее ясно. Но вот какова во всем этом доля Миртиля? А ведь она неоспорима. Однако ее не удается рассмотреть изолированно. Она была в основе его поведения, воздействовала как фермент. А завтра Нерис и Гобри — они тоже станут жертвой очередного наваждения… Я проглотил снотворное, но уснул с трудом.
На следующий день я спозаранку позвонил в клинику. Марек сообщил мне, что Жюмож умер, не дожив до полуночи. Он, не откладывая, уже провел анатомическое вскрытие. Трансплантация тут ни при чем. Она проведена безупречно. Значит, причины самоубийства надо искать в прошлом Жюможа. Марек пришел к заключению, что отбор пострадавших при аварии был сделан слишком поспешно. В другой раз придется действовать более осмотрительно и выбирать кандидатов на пересадку тщательнее.
— Я прочел записки, которые оставил Жюмож, — сообщил я.
— Ну и что! Записки не имеют отношения к науке, — ответил Марек. — Я не могу долго держать труп в клинике. Нужно похоронить его завтра.
— Мне кажется, это слишком короткий срок. Существуют формальности…
— Вечные формальности, — проворчал Марек. — Здесь только о них и слышишь… Ну, тогда послезавтра?
— Постараюсь.
Профессору легко было говорить! Я провел день в хлопотах, в визитах. Начал с того, что позвонил матери Жюможа. Мне ответили, что она уже несколько недель болеет и не сможет приехать. Надо ли добавлять, что у меня словно камень с души свалился! Затем надо было договориться с похоронным бюро, спорить, бегать туда-сюда. К счастью, священник оказал мне серьезную помощь. Он был противником гражданских похорон.
— Вы согласны с тем, что бедняга Жюмож не был в нормальном состоянии?.. Где его похоронят?
— На кладбище в Пантене.
— Хорошо. Я отслужу заупокойную мессу в клинике и прочитаю молитвы на его могиле. Все это не по правилам. Если мои духовные пастыри узнают правду… а они обязательно узнают… Я не смогу молчать вечно!
— Послушайте, кюре. Не начинайте… Честное слово, вы тоже зациклились на своем.
Не скоро забуду я эти похороны. Мы поехали в клинику. Гроб выставили под черной драпировкой в том же зале, где собиралось содружество. Горели свечи. Все выглядели подавленно. Один Нерис не явился «на поверку». Смерть Жюможа была для него ударом, и он отдыхал, напичкав себя успокоительными таблетками. Говорили тихо. Гобри напился. Он произносил какие-то слова, качая при этом головой. Мусрон всячески проявлял неудовольствие.
— Лично я этого типа не знал! — заявил он во всеуслышание. — И не могу разбазаривать драгоценное время. У меня репетиция. Как по-вашему, долго еще это продлится?
Эрамбль вел себя пристойнее, но казался не менее раздосадованным. Он держался рядом с Симоной Галлар и повторял: «Момент выбран неудачно… неудачно». Я спросил его, почему он так считает. Он объяснил мне со смущенным видом, что они с Симоной со вчерашнего дня помолвлены, и этот траур совсем не ко времени. У меня не хватило сил его поздравить. Тут явилась Режина, и воцарилась тишина. Я прямо не знал, с чего начать. Священник хмурил брови, и я пожалел, что не известил его накануне. Но он забросал бы меня возражениями, а мне уже поднадоели его вечные нападки.
— Так вот… — сказал я. — У Рене Миртиля была подруга, которой он очень дорожил. Позвольте вам представить мадемуазель Режину Мансель.
Все это звучало ужасно фальшиво.
— Она случайно узнала часть правды, и мне пришлось раскрыть ей все, предварительно заручившись обещанием хранить наш секрет.
— Секрет полишинеля, — пробормотал Мусрон.
— Естественно, она имеет право присутствовать на похоронах нашего друга Жюможа, поскольку… Разумеется, Жюмож был совершенно незнакомым ей человеком, но, коль скоро мы хороним Жюможа, она… — это уже другое чувство, но не менее законное, — она хоронит… частицу Миртиля…
Мусрон усмехнулся. Священник строго глянул на него. Я поспешил продолжить:
— Это не его вина и не наша, если обстоятельства столь необычны. Из всех нас, признайтесь, именно ее… это событие коснулось самым непосредственным образом.
Я почувствовал, что запутался в собственной аргументации, и перешел к представлению… Мадам Галлар, мсье Эрамбль, мсье Мусрон.
— Сердце и легкие, — уточнил Мусрон.
— Да помолчите же! — шепнул ему я.
— Черт! Надо же ей знать.
— Она знает.
Мусрон зарделся; у меня было впечатление, что он задохнется от непреодолимого безумного смеха, и я поспешил от него отойти.
— Оливье Гобри… Ах! Извините, это правда — с ним вы уже знакомы.
— Немножко, — сказал он охрипшим голосом.
— И наконец, кюре Левире… Простите, господин кюре… У меня не было времени предупредить вас заранее.
— Полноте, — грустно сказал он. — Какие уж тут церемонии!
— А другой?.. — спросила Режина. — Тот, у кого… голова?
— Он болен.
— Смогу ли я его увидеть?
— Позднее. Обещаю вам.
Они инстинктивно сгрудились вместе, поодаль, образуя враждебную группу, а я остался один с Режиной, чувствуя, что исчерпал все доводы. Священник спас положение, начав отпевание. За моей спиной слышался шепот, но это наверняка были не молитвы. Я слышал, что они садились, вставали. Груз возможного скандала давил мне на плечи. Но мог ли я поступить иначе? Впрочем, Режина вела себя исключительно достойно и была очень сосредоточенна. Она молила Бога за Миртиля, тогда как священник — за упокой души Жюможа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45