– В любом случае я бы не хотела, чтобы кто-нибудь из них стал ее мужем, – сказала, как отрезала, Амелия. – Тебе надо было их видеть, Меррипен. Никчемная стая самодовольных павлинов.
– Думаю, лучше называть их сборищем павлинов, – поправила ее Поппи, – а не стаей.
– Назови их лучше клубком жаб, – сказала Беатрикс.
– Колонией пингвинов, – вставила свое слово Амелия.
– Стаей бабуинов, – со смехом сказала Поппи.
Кев улыбнулся, но весело ему не было. Поппи всегда мечтала о сезоне в столице, и мечта ее обернулась сокрушительным разочарованием.
– Тебя приглашали куда положено? – спросил он. – На танцы, на ужины?
– На балы и в салоны, – поправила его Поппи. – Да, благодаря покровительству лорда Уэстклиффа и лорда Винсента приглашения мы получали. Но тот факт, что тебя впустили, еще не означает, что тебя там ждут и хотят видеть, Меррипен. Иногда приглашение лишь наделяет тебя привилегией подпирать стенку, когда остальные танцуют.
Кев, нахмурившись, посмотрел на Амелию и Рохана.
– И что вы собираетесь с этим делать?
– Мы собираемся подвести черту под сезоном Поппи, – сказала Амелия, – и сообщить всем, что мы, подумав, решили, что она все же слишком молода для сезона.
– Никто этому не поверит, – сказала Беатрикс. – В конце концов Поппи уже почти девятнадцать.
– Ни к чему делать из меня престарелую матрону, покрытую бородавками, – раздраженно сказала Поппи.
– А тем временем, – терпеливо продолжала Амелия, – мы найдём гувернантку, которая научит Поппи и Беатрикс светским манерам.
– Только не первую попавшуюся, – ворчливо заметила Беатрикс.
Позже Амелия отвела Кева в сторону. Она сунула руку в карман платья и достала оттуда маленький белый, сложенный вчетверо листок. Протянув ему листок, она заглянула Кеву в глаза и сказала:
– Уин присылала и другие письма семье, и, разумеется, тебе стоит их прочесть. Но это письмо адресовано лично тебе.
Не в силах произнести ни слова, Кев сжал руками вощеный листок, скрепленный печатью.
Он направился в свой номер, который по его настоянию ему сняли отдельно от семьи. Усевшись за маленький столик, он осторожно сломал печать.
То был знакомый почерк Уин – мелкий и аккуратный.
Дорогой Кев!
Надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии, полным сил и энергии. Если честно, не могу представить тебя иным. Каждое утро я просыпаюсь в месте, которое, кажется, принадлежит совсем другому миру, и каждый раз удивляюсь тому, что нахожусь так далеко от моей семьи. И от тебя.
Путешествие морем через канал было утомительным. Еще более утомительным оказалось путешествие по суше до клиники. Как тебе известно, путешественница из меня никакая, но Лео благополучно доставил меня до клиники. Сейчас он живет неподалеку от пансиона, в маленьком замке, превращенном хозяевами в гостиницу. Каждый день он приходит меня навестить…
Далее в своем письме Уин описывала клинику, обстановка в которой, судя по ее словам, была суровой и спартанской. Там находились пациенты, страдающие от многих болезней, но больше всего с болезнями легких и органов дыхания.
Вместо того чтобы пичкать их лекарствами и держать взаперти, как предписывало большинство докторов, доктор Харроу для каждого пациента разработал систему упражнений, приучил принимать холодные ванны, пить соки и есть простую и довольно скудную пищу. Заставляя пациентов делать гимнастику, доктор Харроу шел вразрез с официальной медициной, но, по его убеждениям, все живое должно двигаться. Так распорядилась природа.
Каждое утро начиналось с прогулки. Гуляли пациенты и в ясную погоду, и в дождь, после чего следовал час занятий гимнастикой, во время которой они лазали по стремянке или упражнялись с гантелями. До сих пор Уин с трудом могла выполнить хотя бы один заход не задыхаясь, но она уже начала замечать некоторые улучшения. Всех в клинике обязали проверять дыхание на новом приборе, называемом спирометром, который замерял объем воздуха, вдыхаемого в легкие и выдыхаемого из них.
Она еще что-то писала о клинике и пациентах, но эту часть Кев лишь бегло просмотрел. И тогда он добрался до последних абзацев.
С тех пор как я переболела тогда скарлатиной, у меня мало на что хватало сил, разве что на любовь. Но я любила и до сих пор люблю полной мерой. Мне жаль, что я шокировала тебя в то утро, когда уезжала, но я не жалею о том, что сделала и что сказала, не жалею о том, что выразила свои чувства.
Я буду добиваться тебя и сделаю все, чтобы научиться жить полной жизнью. Я мечтаю о том, чтобы и ты, и жизнь однажды повернулись ко мне лицом и позволили вас поймать. Эта мечта заставляет меня жить. Я так много хочу тебе сказать, но я еще не свободна.
Надеюсь, что однажды буду здорова настолько, что смогу шокировать тебя вновь, однако с более приятными результатами.
Я прикладываю к этому письму сто поцелуев. Ты должен тщательно их пересчитать и не упустить ни одного.
Твоя Уинифред
Кев дважды перечитал письмо, затем смял и бросил его в камин.
Он смотрел, как бумага горит и тлеет, превращаясь в пепел, пока не исчезло в огне все написанное Уин, до последнего слова.
Глава 6
Лондон, 1851 год
Весна
Наконец Уин вернулась домой.
Шхуна из Кале прибыла в порт. Трюм полнился предметами роскоши, мешками с письмами и посылками, которые Королевской почте предстояло доставить адресатам. Корабль был средних размеров, с семью просторными каютами для пассажиров, обшитыми деревянными панелями, выкрашенными глянцевой флорентийской белой краской.
Уин, стоя на палубе, наблюдала за тем, как матросы пришвартовывают судно. Лишь после этого пассажирам будет разрешено сойти на берег.
Когда-то от охватившего ее возбуждения она едва могла бы дышать, но Уин возвращалась в Лондон сильно изменившейся.
Она гадала, как семья отреагирует на произошедшие с ней перемены. И конечно же, они все тоже стали другими. Амелия и Кэм вот уже два года как женаты, а Поппи и Беатрикс уже вышли в свет.
А Меррипен… Но Уин боялась даже думать о нем. Мысли о нем были слишком волнующими, чтобы позволять себе думать о нем.
Она смотрела по сторонам, на лес из корабельных мачт, на огромную территорию порта с причалами и дамбами, на склады, в которых хранились табак, шерсть, вино и другие товары. Повсюду было движение: матросы, пассажиры, поставщики провианта, грузчики, тележки, скот. Воздух сгустился от всевозможных запахов: запах коз и лошадей, ароматы пряностей, соленый запах моря, запах дегтя, смолы, древесной трухи. И надо всей этой какофонией запахов – едкий дым из печных труб, белесый угольный пар. Чем ближе к ночи, тем плотнее обволакивал город дым и пар.
Уин не терпелось поскорее оказаться в Гемпшире, где весенние лужайки расцвечены белыми головками маргариток, где даже живые изгороди усыпаны цветами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82