В. В. Вересаев в «Записках врача» приводит страшные статистические данные: от заразных болезней умирало около шестидесяти процентов земских врачей; в 1892 году половина всех умерших земских врачей погибла от сыпного тифа.
Чехов не только рисковал собственной жизнью, но и сокращал ее, потому что нес эту неимоверную нагрузку тяжело больной человек, которому самому требовались покой и лечение.
Верил он в медицину твердо и крепко…
Чехов любил свою медицину, дорожил и гордился званием врача. По свидетельству многих его современников, он близко к сердцу принимал сомнения в его врачебных достоинствах:
«…Когда-нибудь убедятся, что я, ей-богу, хороший медик», – заметил он в беседе с братом одного из основателей Московского Художественного театра, писателем Василием Ивановичем Немировичем-Данченко. И это при той исключительной скромности, которая отличала Чехова!
«Ты думаешь, я плохой доктор? – спрашивает он у В. А. Гиляровского и в свойственной ему манере заканчивает иронически: – Полицейская Москва меня признает за доктора, а не за писателя, значит, я доктор. Во „Всей Москве“ (справочном издании того времени. – Б. Ш.) напечатано: „Чехов Антон Павлович. Малая Дмитровка. Дом Пешкова. Практикующий врач“. Так и написано: не писатель, а врач…»
В другой раз, обиженный отказом писательницы Л. А. Авиловой выполнить какую-то его просьбу, он пригрозил полушутливо, полусердито: «Даже если заболеете, не приеду… Я хороший врач, но я потребовал бы очень дорого. Вам не по средствам…».
Вызванное резким ухудшением здоровья в 1897 г. прекращение регулярной медицинской практики было для него, как он признавался, крупным лишением.
Однако и после этого он не переставал чувствовать себя врачом, щедро раздавая своим друзьям и знакомым медицинские советы.
«…Зачем Вы все болеете? Отчего не полечитесь серьезно? – спрашивает он актрису Веру Федоровну Комиссаржевскую. – Ведь болезни, особенно женские, портят настроение, портят жизнь, мешают работать. Я ведь доктор, я знаю, что это за штуки…»
Нередко даже серьезные медицинские советы он смягчает своим добрым, грустноватым юмором.
«Если Вы серьезно больны, то должны серьезно и лечиться. Бросили ли Вы курить? Вам нельзя ни курить, ни пить, – отвечает он Лике Мизиновой. – Ни табаку, ни вина, ни даже квасу – ни-ни! Остерегаться холодного и сырого воздуха: всегда держать грудь в тепле, хотя бы в кофте толщиною с одеяло. Есть возможно больше; самое лучшее – побольше сливок. Утром, в обед, в вечерний чай и в ужин – сливки и сливки. Пить не залпом, а глоточками – это и здорово, и грациозно. Жареное мясо предпочитать вареному, сухой хлеб мягкому. Овсянка, манная каша и кисели – все это хорошо. Перед едой принимать какую-нибудь горечь: гофманский эликсир… или хинную тинктуру по 15 капель. Если желудок хорош и если купаться нельзя, то принимайте для укрепления своих дамских нервов бромистый калий и мышьяк. Кровать поставьте посреди комнаты. Во время прогулок возвышенные места предпочитайте низменным. Поменьше разговаривайте и, когда беседуете с бабушкой или Левитаном, не кричите. В письмах добрых знакомых не называйте идиотами…»
По многу месяцев лечась в Ялте от туберкулеза, он подсказывает своим петербургским и московским коллегам, плохо знающим крымские условия, когда туда следует направлять туберкулезных больных.
В декабре 1898 г. во многих городах России отмечалось столетие Военно-медицинской академии. В эти дни в Ялту пришло письмо, свидетельствующее о необычайной популярности имени Чехова среди врачей: «Многоуважаемый Антон Павлович! Врачи города Севастополя – морские, военные и гражданские, желая достойным образом отпраздновать столетний юбилей Военно-медицинской академии, постановили 18 декабря устроить юржественное заседание и литературно-музыкальный вечер в пользу приюта имени С. П. Боткина и обращаемся к Вам как к бывшему питомцу академии с просьбой принять личное участие в торжественном заседании, товарищеском завтраке и в литературно-музыкальном вечере.
Ваше присутствие, товарищ, в качестве гостя среди нас будет для нас в высочайшей степени отрадно и радостно, а Ваше участие в литературном вечере, бесспорно, обеспечит успех доброго дела.
Общество выражает надежду видеть Вас у себя и покорнейше просит не отказать…»
Причисление А. П. Чехова к числу выпускников Военно-медицинской академии было ошибочным. Но ошибка эта вряд ли обидела Антона Павловича, потому что академия в ту пору считалась лучшим учебным заведением России.
Отозвался ли писатель на приглашение – неизвестно (помешать поездке могла болезнь, которая все больше ограничивала свободу передвижения).
Юбилей вылился в праздник передовой медицинской науки. На имя начальника академии известного патофизиолога профессора В. В. Пашутина было прислано более 500 поздравительных адресов, писем, телеграмм. Пришло поздравление и из Ялты: «В день столетия академии, в этот праздник истинной науки, истинной любви, самоотверженного служения русскому народу, приветствую от всей души уважаемых профессоров, товарищей врачей и студентов. Шлю лучшие пожелания. Антон Чехов».
80 лет назад телеграмма Чехова была опубликована в Юбилейном сборнике академии и с тех пор «затерялась» среди огромной массы поздравительных документов. Совсем недавно ее разыскал любитель и знаток творчества Чехова врач О. Н. Домбровский. Телеграмма эта является еще одним подтверждением того, что тяжело больной писатель не терял интереса к развитию медицинской мысли и остро чувствовал свою принадлежность к большой армии передовых русских врачей.
Однажды, когда М. Горький предложил Антону Павловичу поехать с ним в Китай корреспондентом освещать ход боксерского восстания, Чехов ответил, что, если война затянется, он поедет, но только не в качестве журналиста и писателя, а врачом, военным врачом.
В его переписке несколько раз встречается упоминание о возможной войне, и каждый раз Чехов заявляет, что если она состоится, то поедет не сражаться, а лечить.
Когда Петербургская академия наук избрала его почетным членом, он написал жене Ольге Леонардовне Книппер, актрисе МХТ: «…Хотел я сначала сделать тебя женою почетного академика, но потом решил, что быть женою лекаря куда приятнее…»
Даже за четыре месяца до смерти прикованный к постели писатель не перестает напоминать, что он был и остается врачом.
«…Как я тебе уже говорил, я врач, я друг Женских медицинских курсов. Когда был объявлен „Вишневый сад“, то курсистки обратились ко мне с просьбой как к врачу – устроить для их вспомогательного общества один спектакль: бедность у них страшная, масса уволенных за невзнос платы и проч. и проч.», – пишет он О.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Чехов не только рисковал собственной жизнью, но и сокращал ее, потому что нес эту неимоверную нагрузку тяжело больной человек, которому самому требовались покой и лечение.
Верил он в медицину твердо и крепко…
Чехов любил свою медицину, дорожил и гордился званием врача. По свидетельству многих его современников, он близко к сердцу принимал сомнения в его врачебных достоинствах:
«…Когда-нибудь убедятся, что я, ей-богу, хороший медик», – заметил он в беседе с братом одного из основателей Московского Художественного театра, писателем Василием Ивановичем Немировичем-Данченко. И это при той исключительной скромности, которая отличала Чехова!
«Ты думаешь, я плохой доктор? – спрашивает он у В. А. Гиляровского и в свойственной ему манере заканчивает иронически: – Полицейская Москва меня признает за доктора, а не за писателя, значит, я доктор. Во „Всей Москве“ (справочном издании того времени. – Б. Ш.) напечатано: „Чехов Антон Павлович. Малая Дмитровка. Дом Пешкова. Практикующий врач“. Так и написано: не писатель, а врач…»
В другой раз, обиженный отказом писательницы Л. А. Авиловой выполнить какую-то его просьбу, он пригрозил полушутливо, полусердито: «Даже если заболеете, не приеду… Я хороший врач, но я потребовал бы очень дорого. Вам не по средствам…».
Вызванное резким ухудшением здоровья в 1897 г. прекращение регулярной медицинской практики было для него, как он признавался, крупным лишением.
Однако и после этого он не переставал чувствовать себя врачом, щедро раздавая своим друзьям и знакомым медицинские советы.
«…Зачем Вы все болеете? Отчего не полечитесь серьезно? – спрашивает он актрису Веру Федоровну Комиссаржевскую. – Ведь болезни, особенно женские, портят настроение, портят жизнь, мешают работать. Я ведь доктор, я знаю, что это за штуки…»
Нередко даже серьезные медицинские советы он смягчает своим добрым, грустноватым юмором.
«Если Вы серьезно больны, то должны серьезно и лечиться. Бросили ли Вы курить? Вам нельзя ни курить, ни пить, – отвечает он Лике Мизиновой. – Ни табаку, ни вина, ни даже квасу – ни-ни! Остерегаться холодного и сырого воздуха: всегда держать грудь в тепле, хотя бы в кофте толщиною с одеяло. Есть возможно больше; самое лучшее – побольше сливок. Утром, в обед, в вечерний чай и в ужин – сливки и сливки. Пить не залпом, а глоточками – это и здорово, и грациозно. Жареное мясо предпочитать вареному, сухой хлеб мягкому. Овсянка, манная каша и кисели – все это хорошо. Перед едой принимать какую-нибудь горечь: гофманский эликсир… или хинную тинктуру по 15 капель. Если желудок хорош и если купаться нельзя, то принимайте для укрепления своих дамских нервов бромистый калий и мышьяк. Кровать поставьте посреди комнаты. Во время прогулок возвышенные места предпочитайте низменным. Поменьше разговаривайте и, когда беседуете с бабушкой или Левитаном, не кричите. В письмах добрых знакомых не называйте идиотами…»
По многу месяцев лечась в Ялте от туберкулеза, он подсказывает своим петербургским и московским коллегам, плохо знающим крымские условия, когда туда следует направлять туберкулезных больных.
В декабре 1898 г. во многих городах России отмечалось столетие Военно-медицинской академии. В эти дни в Ялту пришло письмо, свидетельствующее о необычайной популярности имени Чехова среди врачей: «Многоуважаемый Антон Павлович! Врачи города Севастополя – морские, военные и гражданские, желая достойным образом отпраздновать столетний юбилей Военно-медицинской академии, постановили 18 декабря устроить юржественное заседание и литературно-музыкальный вечер в пользу приюта имени С. П. Боткина и обращаемся к Вам как к бывшему питомцу академии с просьбой принять личное участие в торжественном заседании, товарищеском завтраке и в литературно-музыкальном вечере.
Ваше присутствие, товарищ, в качестве гостя среди нас будет для нас в высочайшей степени отрадно и радостно, а Ваше участие в литературном вечере, бесспорно, обеспечит успех доброго дела.
Общество выражает надежду видеть Вас у себя и покорнейше просит не отказать…»
Причисление А. П. Чехова к числу выпускников Военно-медицинской академии было ошибочным. Но ошибка эта вряд ли обидела Антона Павловича, потому что академия в ту пору считалась лучшим учебным заведением России.
Отозвался ли писатель на приглашение – неизвестно (помешать поездке могла болезнь, которая все больше ограничивала свободу передвижения).
Юбилей вылился в праздник передовой медицинской науки. На имя начальника академии известного патофизиолога профессора В. В. Пашутина было прислано более 500 поздравительных адресов, писем, телеграмм. Пришло поздравление и из Ялты: «В день столетия академии, в этот праздник истинной науки, истинной любви, самоотверженного служения русскому народу, приветствую от всей души уважаемых профессоров, товарищей врачей и студентов. Шлю лучшие пожелания. Антон Чехов».
80 лет назад телеграмма Чехова была опубликована в Юбилейном сборнике академии и с тех пор «затерялась» среди огромной массы поздравительных документов. Совсем недавно ее разыскал любитель и знаток творчества Чехова врач О. Н. Домбровский. Телеграмма эта является еще одним подтверждением того, что тяжело больной писатель не терял интереса к развитию медицинской мысли и остро чувствовал свою принадлежность к большой армии передовых русских врачей.
Однажды, когда М. Горький предложил Антону Павловичу поехать с ним в Китай корреспондентом освещать ход боксерского восстания, Чехов ответил, что, если война затянется, он поедет, но только не в качестве журналиста и писателя, а врачом, военным врачом.
В его переписке несколько раз встречается упоминание о возможной войне, и каждый раз Чехов заявляет, что если она состоится, то поедет не сражаться, а лечить.
Когда Петербургская академия наук избрала его почетным членом, он написал жене Ольге Леонардовне Книппер, актрисе МХТ: «…Хотел я сначала сделать тебя женою почетного академика, но потом решил, что быть женою лекаря куда приятнее…»
Даже за четыре месяца до смерти прикованный к постели писатель не перестает напоминать, что он был и остается врачом.
«…Как я тебе уже говорил, я врач, я друг Женских медицинских курсов. Когда был объявлен „Вишневый сад“, то курсистки обратились ко мне с просьбой как к врачу – устроить для их вспомогательного общества один спектакль: бедность у них страшная, масса уволенных за невзнос платы и проч. и проч.», – пишет он О.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69