И вдруг тревожно в мире!
Где-то далеко послышались звуки проходящей военной музыки.
И вот они уже идут! Идут! Их тысячи, потом миллионы! Их головы запаяны в стальные шлемы. Они идут! Потом они бегут! Потом они бросаются с воем грудью на колючую проволоку! Почему они кинулись? Потому что где-то оскорбили божественный доллар! Но вот в мире тихо, и всюду, во всех городах, ликующе кричат трубы! Он отомщен! Они кричат в честь доллара!
(Утихает.)
Музыка удаляется.
Итак, господин Голубков, я думаю, что вы и сами перестанете настаивать на том, чтобы я вручил неизвестному молодому человеку целую тысячу долларов?
Голубков. Да, я не буду настаивать. Но я хотел бы сказать вам на прощанье, господин Корзухин, что вы самый бездушный, самый страшный человек, которого я когда-либо видел. И вы получите возмездие, оно придет! Иначе быть не может! Прощайте. (Хочет уйти.)
Звонок. Антуан входит.
Антуан. Женераль Чарнота.
Корзухин. Гм… Русский день. Ну, проси, проси.
Антуан уходит. Входит Чарнота. Он в черкеске, но без серебряного пояса и без кинжала и в кальсонах лимонного цвета. Выражение лица показывает, что Чарноте терять нечего. Развязен.
Чарнота. Здорово, Парамоша!
Корзухин. Мы с вами разве встречались?
Чарнота. Ну, вот вопрос! Да ты что, Парамон, грезишь? А Севастополь?
Корзухин. Ах да, да… Очень приятно. Простите, а мы с вами пили брудершафт?
Чарнота. Черт его знает, не припомню… Да раз встречались, так уж, наверно, пили.
Корзухин. Прости, пожалуйста… Вы, кажется, в кальсонах?
Чарнота. А почему это тебя удивляет? Я ведь не женщина, коей этот вид одежды не присвоен.
Корзухин. Вы… Ты, генерал, так и по Парижу шли, по улицам?
Чарнота. Нет, по улице шел в штанах, а в передней у тебя снял. Что за дурацкий вопрос!
Корзухин. Пардон! Пардон!
Чарнота (тихо Голубкову). Дал?
Голубков. Нет. Я ухожу. Пойдем отсюда.
Чарнота. Куда же это мы теперь пойдем? (Корзухину.) Что с тобой, Парамон? Твои соотечественники, которые за тебя же боролись с большевиками, перед тобою, а ты отказываешь им в пустяковой сумме. Да ты понимаешь, что в Константинополе Серафима голодает?
Голубков. Попрошу тебя замолчать. Словом, идем, Григорий!
Чарнота. Ну, знаешь, Парамон, грешный я человек, нарочно бы к большевикам записался, только чтоб тебя расстрелять. Расстрелял бы и мгновенно выписался бы обратно. Постой, зачем это карты у тебя? Ты играешь?
Корзухин. Не вижу ничего удивительного в этом. Играю, и очень люблю.
Чарнота. Ты играешь! В какую же игру ты играешь?
Корзухин. Представь, в девятку, и очень люблю.
Чарнота. Так сыграем со мной.
Корзухин. Я с удовольствием бы, но, видите ли, я люблю играть только на наличные.
Голубков. Ты перестанешь унижаться, Григорий, или нет? Пойдем!
Чарнота. Никакого унижения нет в этом. (Шепотом.) Тебе что сказано? В крайнем случае? Крайнее этого случая не будет. Давай хлудовский медальон!
Голубков. На, пожалуйста, мне все равно теперь. И я ухожу.
Чарнота. Нет, уж мы выйдем вместе. Я тебя с такой физиономией не отпущу. Ты еще в Сену нырнешь. (Протягивает медальон Корзухину.) Сколько?
Корзухин. Гм… приличная вещь… Ну что же, десять долларов.
Чарнота. Однако, Парамон! Эта вещь стоит гораздо больше, но ты, по-видимому, в этом не разбираешься. Ну что же, пошло! (Вручает медальон Корзухину, тот дает ему десять долларов. Садится к карточному столу, откатывает рукава черкески, взламывает колоду.) Как раба твоего зовут?
Корзухин. Гм… Антуан.
Чарнота (зычно). Антуан!
Антуан появляется.
Принеси мне, голубчик, закусить.
Антуан (удивленно, но почтительно улыбнувшись). Слушаю-с… А лэнстан! (Исчезает.)
Чарнота. На сколько?
Корзухин. Ну, на эти самые десять долларов. Попрошу карту.
Чарнота. Девять.
Корзухин (платит). Попрошу на квит.
Чарнота (мечет). Девять.
Корзухин. Еще раз квит.
Чарнота. Карту желаете?
Корзухин. Да. Семь.
Чарнота. А у меня восемь.
Корзухин (улыбнувшись). Ну, так и быть, на квит.
Голубков (внезапно). Чарнота! Что ты делаешь? Ведь он удваивает и, конечно, сейчас возьмет у тебя все обратно!
Чарнота. Если ты лучше меня понимаешь игру, так ты садись за меня.
Голубков. Я не умею.
Чарнота. Так не засти мне свет! Карту?
Корзухин. Да, пожалуйста. Ах, черт, жир!
Чарнота. У меня три очка.
Корзухин. Вы не прикупаете к тройке?
Чарнота. Иногда, как когда…
Антуан вносит закуску.
(Выпив.) Голубков, рюмку?
Голубков. Я не желаю.
Чарнота. А ты, Парамон, что же?
Корзухин. Мерси, я уже завтракал.
Чарнота. Ага… Угодно карточку?
Корзухин. Да. Сто шестьдесят долларов.
Чарнота. Идет. Графиня, ценой одного рандеву… Девять.
Корзухин. Неслыханная вещь! Триста двадцать идет!
Чарнота. Попрошу прислать наличные.
Голубков. Брось, Чарнота, умоляю тебя! Теперь брось!
Чарнота. Будь добр, займись ты каким-нибудь делом. Ну, альбом, что ли, посмотри. (Корзухину.) Наличные, пожалуйста!
Корзухин. Сейчас. (Открывает кассу, в ней тотчас грянули колокола, всюду послышались звонки.)
Свет гаснет и тотчас возвращается. Из передней появляется Антуан с револьвером в руке.
Голубков. Что это такое?
Корзухин. Это сигнализация от воров. Антуан, вы свободны, это я открывал.
Антуан выходит.
Чарнота. Очень хорошая вещь. Пошло! Восемь!
Корзухин. Идет шестьсот сорок долларов?
Чарнота. Не пойдет. Этой ставки не принимает банк.
Корзухин. Вы хорошо играете. Сколько примете?
Чарнота. Пятьдесят.
Корзухин. Пошло! Девять!
Чарнота. У меня жир.
Корзухин. Пришлите.
Чарнота. Пожалуйста.
Корзухин. Пятьсот девяносто!
Чарнота. Э, Парамоша, ты азартный! Вот где твоя слабая струна!
Голубков. Чарнота, умоляю, уйдем!
Корзухин. Карту! У меня семь!
Чарнота. Семь с половиной! Шучу, восемь.
Голубков со стоном вдруг закрывает уши и ложится на диван. Корзухин открывает ключом кассу. Опять звон, тьма, опять свет.
И уже ночь на сцене. На карточном столе горят свечи в розовых колпачках. Корзухин уже без пиджака, волосы его всклокочены. В окнах огни Парижа, где-то слышна музыка. Перед Корзухиным и перед Чарнотой - груды валюты. Голубков лежит на диване и спит.
Чарнота (напевает). Получишь смертельный удар ты… три карты, три карты, три карты… Жир.
Корзухин. Пришлите четыреста! Пошли три тысячи!
Чарнота. Есть. Наличные!
Корзухин бросается к кассе. Опять тьма со звоном и музыкой.
Потом свет. В Париже - синий рассвет. Тихо.
Никакой музыки не слышно. Корзухин, Чарнота и Голубков похожи на тени. На полу валяются бутылки от шампанского. Голубков, комкая, прячет деньги в карманы.
Чарнота (Корзухииу). Нет ли у тебя газеты завернуть?
Корзухин. Нету. Знаете что, сдайте мне наличные, я вам выдам чек!
Чарнота. Что ты, Парамон? Неужели в каком-нибудь банке выдадут двадцать тысяч долларов человеку, который явился в подштанниках?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Где-то далеко послышались звуки проходящей военной музыки.
И вот они уже идут! Идут! Их тысячи, потом миллионы! Их головы запаяны в стальные шлемы. Они идут! Потом они бегут! Потом они бросаются с воем грудью на колючую проволоку! Почему они кинулись? Потому что где-то оскорбили божественный доллар! Но вот в мире тихо, и всюду, во всех городах, ликующе кричат трубы! Он отомщен! Они кричат в честь доллара!
(Утихает.)
Музыка удаляется.
Итак, господин Голубков, я думаю, что вы и сами перестанете настаивать на том, чтобы я вручил неизвестному молодому человеку целую тысячу долларов?
Голубков. Да, я не буду настаивать. Но я хотел бы сказать вам на прощанье, господин Корзухин, что вы самый бездушный, самый страшный человек, которого я когда-либо видел. И вы получите возмездие, оно придет! Иначе быть не может! Прощайте. (Хочет уйти.)
Звонок. Антуан входит.
Антуан. Женераль Чарнота.
Корзухин. Гм… Русский день. Ну, проси, проси.
Антуан уходит. Входит Чарнота. Он в черкеске, но без серебряного пояса и без кинжала и в кальсонах лимонного цвета. Выражение лица показывает, что Чарноте терять нечего. Развязен.
Чарнота. Здорово, Парамоша!
Корзухин. Мы с вами разве встречались?
Чарнота. Ну, вот вопрос! Да ты что, Парамон, грезишь? А Севастополь?
Корзухин. Ах да, да… Очень приятно. Простите, а мы с вами пили брудершафт?
Чарнота. Черт его знает, не припомню… Да раз встречались, так уж, наверно, пили.
Корзухин. Прости, пожалуйста… Вы, кажется, в кальсонах?
Чарнота. А почему это тебя удивляет? Я ведь не женщина, коей этот вид одежды не присвоен.
Корзухин. Вы… Ты, генерал, так и по Парижу шли, по улицам?
Чарнота. Нет, по улице шел в штанах, а в передней у тебя снял. Что за дурацкий вопрос!
Корзухин. Пардон! Пардон!
Чарнота (тихо Голубкову). Дал?
Голубков. Нет. Я ухожу. Пойдем отсюда.
Чарнота. Куда же это мы теперь пойдем? (Корзухину.) Что с тобой, Парамон? Твои соотечественники, которые за тебя же боролись с большевиками, перед тобою, а ты отказываешь им в пустяковой сумме. Да ты понимаешь, что в Константинополе Серафима голодает?
Голубков. Попрошу тебя замолчать. Словом, идем, Григорий!
Чарнота. Ну, знаешь, Парамон, грешный я человек, нарочно бы к большевикам записался, только чтоб тебя расстрелять. Расстрелял бы и мгновенно выписался бы обратно. Постой, зачем это карты у тебя? Ты играешь?
Корзухин. Не вижу ничего удивительного в этом. Играю, и очень люблю.
Чарнота. Ты играешь! В какую же игру ты играешь?
Корзухин. Представь, в девятку, и очень люблю.
Чарнота. Так сыграем со мной.
Корзухин. Я с удовольствием бы, но, видите ли, я люблю играть только на наличные.
Голубков. Ты перестанешь унижаться, Григорий, или нет? Пойдем!
Чарнота. Никакого унижения нет в этом. (Шепотом.) Тебе что сказано? В крайнем случае? Крайнее этого случая не будет. Давай хлудовский медальон!
Голубков. На, пожалуйста, мне все равно теперь. И я ухожу.
Чарнота. Нет, уж мы выйдем вместе. Я тебя с такой физиономией не отпущу. Ты еще в Сену нырнешь. (Протягивает медальон Корзухину.) Сколько?
Корзухин. Гм… приличная вещь… Ну что же, десять долларов.
Чарнота. Однако, Парамон! Эта вещь стоит гораздо больше, но ты, по-видимому, в этом не разбираешься. Ну что же, пошло! (Вручает медальон Корзухину, тот дает ему десять долларов. Садится к карточному столу, откатывает рукава черкески, взламывает колоду.) Как раба твоего зовут?
Корзухин. Гм… Антуан.
Чарнота (зычно). Антуан!
Антуан появляется.
Принеси мне, голубчик, закусить.
Антуан (удивленно, но почтительно улыбнувшись). Слушаю-с… А лэнстан! (Исчезает.)
Чарнота. На сколько?
Корзухин. Ну, на эти самые десять долларов. Попрошу карту.
Чарнота. Девять.
Корзухин (платит). Попрошу на квит.
Чарнота (мечет). Девять.
Корзухин. Еще раз квит.
Чарнота. Карту желаете?
Корзухин. Да. Семь.
Чарнота. А у меня восемь.
Корзухин (улыбнувшись). Ну, так и быть, на квит.
Голубков (внезапно). Чарнота! Что ты делаешь? Ведь он удваивает и, конечно, сейчас возьмет у тебя все обратно!
Чарнота. Если ты лучше меня понимаешь игру, так ты садись за меня.
Голубков. Я не умею.
Чарнота. Так не засти мне свет! Карту?
Корзухин. Да, пожалуйста. Ах, черт, жир!
Чарнота. У меня три очка.
Корзухин. Вы не прикупаете к тройке?
Чарнота. Иногда, как когда…
Антуан вносит закуску.
(Выпив.) Голубков, рюмку?
Голубков. Я не желаю.
Чарнота. А ты, Парамон, что же?
Корзухин. Мерси, я уже завтракал.
Чарнота. Ага… Угодно карточку?
Корзухин. Да. Сто шестьдесят долларов.
Чарнота. Идет. Графиня, ценой одного рандеву… Девять.
Корзухин. Неслыханная вещь! Триста двадцать идет!
Чарнота. Попрошу прислать наличные.
Голубков. Брось, Чарнота, умоляю тебя! Теперь брось!
Чарнота. Будь добр, займись ты каким-нибудь делом. Ну, альбом, что ли, посмотри. (Корзухину.) Наличные, пожалуйста!
Корзухин. Сейчас. (Открывает кассу, в ней тотчас грянули колокола, всюду послышались звонки.)
Свет гаснет и тотчас возвращается. Из передней появляется Антуан с револьвером в руке.
Голубков. Что это такое?
Корзухин. Это сигнализация от воров. Антуан, вы свободны, это я открывал.
Антуан выходит.
Чарнота. Очень хорошая вещь. Пошло! Восемь!
Корзухин. Идет шестьсот сорок долларов?
Чарнота. Не пойдет. Этой ставки не принимает банк.
Корзухин. Вы хорошо играете. Сколько примете?
Чарнота. Пятьдесят.
Корзухин. Пошло! Девять!
Чарнота. У меня жир.
Корзухин. Пришлите.
Чарнота. Пожалуйста.
Корзухин. Пятьсот девяносто!
Чарнота. Э, Парамоша, ты азартный! Вот где твоя слабая струна!
Голубков. Чарнота, умоляю, уйдем!
Корзухин. Карту! У меня семь!
Чарнота. Семь с половиной! Шучу, восемь.
Голубков со стоном вдруг закрывает уши и ложится на диван. Корзухин открывает ключом кассу. Опять звон, тьма, опять свет.
И уже ночь на сцене. На карточном столе горят свечи в розовых колпачках. Корзухин уже без пиджака, волосы его всклокочены. В окнах огни Парижа, где-то слышна музыка. Перед Корзухиным и перед Чарнотой - груды валюты. Голубков лежит на диване и спит.
Чарнота (напевает). Получишь смертельный удар ты… три карты, три карты, три карты… Жир.
Корзухин. Пришлите четыреста! Пошли три тысячи!
Чарнота. Есть. Наличные!
Корзухин бросается к кассе. Опять тьма со звоном и музыкой.
Потом свет. В Париже - синий рассвет. Тихо.
Никакой музыки не слышно. Корзухин, Чарнота и Голубков похожи на тени. На полу валяются бутылки от шампанского. Голубков, комкая, прячет деньги в карманы.
Чарнота (Корзухииу). Нет ли у тебя газеты завернуть?
Корзухин. Нету. Знаете что, сдайте мне наличные, я вам выдам чек!
Чарнота. Что ты, Парамон? Неужели в каком-нибудь банке выдадут двадцать тысяч долларов человеку, который явился в подштанниках?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17