Тысячи фунтов – а это все, что у него осталось, – ему должно хватить на билет, чтобы добраться до Миры.
Бэнг поспешно положил конверт с адресом Миры в карман.
На кухне Джованни как ни в чем не бывало стряпал обед.
– Вы надолго? – спросил он, увидев Бэнга с чемоданчиком в руках.
– Навсегда, – вдруг зарыдал мистер Бэнг и бросился повару на шею. – Прощайте, Джованни... Вы были правы... Я разорен. Простите. Мне нечем заплатить вам вашу последнюю зарплату.
Джованни ласково погладил мистера Бэнга по плеши.
– Не беспокойтесь... Мне заплатят в Ватикане...
– Вы серьезно? – ахнул Бэнг. – Вы все-таки шпион?
– Конечно, сэр... Я работаю на разведку Ватикана, Мэг – на британскую разведку, Сэндра – на ЦРУ, Локхарт – на Мосад...
– Он не выглядит как еврей!
– У него мама еврейка...
– Ну а рабочие?..
– Они работали на российскую внешнюю разведку.
– Вы все сказали, Джованни?
– Да...
– И вы хотите, чтобы я в это поверил?
– Нет...
– Как вы можете придуриваться в такой момент?
– Возьмите меня с собой. Вы ведь, если я правильно понимаю, в Россию? Я открою там уютный итальянский ресторанчик...
– Вы правда этого хотите, Джованни?
– Все чего я хочу, это чтобы вы не уезжали голодным. У меня прекрасный грибной суп. Откушайте в последний раз, окажите честь.
Джованни усадил мистера Бэнга за кухонный стол.
– Не расстраивайтесь, Николас, вы ведь едете к ней...
– Как мне не расстраиваться? Мой дом был полон шпионами...
– Да, и не только дом...
– А что еще?
– Конюшня... Ваш арабский скакун – агент саудовской разведки.
– Я никогда ему не доверял, – сквозь слезы рассмеялся мистер Бэнг, давясь вкусным горячим супом.
– Вы взяли с собой теплые носки, сэр? В России климат холодный...
– Ты моя мама, Джованни... Ты мне больше, чем мама...
?
«Я знал, что рано или поздно сойду с ума... Вот и свершилось. Я не страдаю безумием. Я наслаждаюсь каждым его мгновением...» – перебирал гитарные струны вибрирующих мыслей Николай, пока самолет уносил его прочь от Британских остров, некогда столь вожделенных, а теперь тающих в сизой купели озябшей памяти.
Самолет британских авиалиний уверенно взял курс на Москву. Там Николай пересел на самолет Трансаэро, летящий в Екатеринбург.
Село Тюбук пряталось за небольшим сосновым бором в аккурат между Челябинском и Екатеринбургом. Николай долго трясся в автобусе, а в районе сто седьмого километра водитель неожиданно остановился и заявил: «Кому в Тюбук – на выход».
Час пути на своих двоих – и вот он, Тюбук, полный тайн и загадок. Здесь живет его альфа и омега, начало и конец...
Погода была ясной, и раскинувшееся перед ним село не выглядело мрачным и коварным, каким он воображал его в британской дали.
Наконец заветная дверь. Звонок не работал. Николай лихорадочно постучал.
– Кто там? – ответил знакомый, родной до самых затаенных ноток, звонкий голос.
– Мира, это я!
Так прибой волнительного вдохновения набрасывается на заждавшийся берег. Они вместе. Слов нет. Только междометия и поцелуи. Их объятья напоминают смерч, пронесшийся над этими местами в июле 1971 года, когда треть села осталась без крыш... Все вращается в гудящем перемежении рук и спин. Такое несказанное явление. Наконец к ним возвращается сознание.
– Стыдно признаться самой себе, как я тебя ждала, мучительно, безнадежно... Звала...
– Мира – я нищий, – смеется Николай. – Если ты меня прогонишь, я буду жить под твоим забором.
– Эх, Бангушин, Бангушин... Твоя фамилия происходит от легендарной булгаковской Банги... Ты такой же верный и терпеливый... Ты вернулся...
– Я вернулся навсегда.
– Ты правда теперь – нищий?
– Нет, я богаче всех богачей... У меня есть ты... Мира, как притягательна твоя беззащитность. Прости меня за мою идиотскую жизнь, за двадцать лет разлук и разочарований...
– Как тебя угораздило разориться?
– Возжелал стать царицею морскою...
– Тонкое желание. Ты же не любишь воду!
– В том-то и дело... Не по Сеньке акваланг...
– На что же ты спустил свой капитал? На любовниц?
– Нет... Я запустил спутник... Только наши с тобой соотечественники закинули его в три раза выше, чем надо!
– Так ведь чем выше, тем лучше...
– Конечно! Особенно если это освободило меня от тяжести и мрака власти... И подарило тебя!
– Я чувствую движение твоей души в каждом твоем прикосновении, трепетную дрожь твоего тела, и твой страх быть непонятым и не принятым.
– Мирочка, я больше ничего не желаю... Только говори мне эти слова часто-часто, и я буду понят... И может быть, прощен.
– Родной мой, я никогда на тебя не сердилась... Всю жизнь я тянулась к тебе каждой клеточкой, молекулой, атомом и еще тысячами нераскрытых учеными микроскопических каракатиц...
Николай крепче обнял Миру и зашептал ей в ответ:
– И нет больше ни тебя ни меня – мы одно существо, единое целое, в нас гармония прошлого, настоящего и будущего, мы сама бесконечность, мы альфа и омега нашего с тобой мира. Я люблю тебя, я так люблю тебя, что не найду слов...
– И не нужно никаких слов... Да, я так хотела снова обрести тебя, что боялась признаться в этом даже самой себе...
Мира обвила руки вокруг шеи Николая.
– Но что же ты будешь делать без своих миллионов, замков, слуг? Без своих книг, ученых споров, смелых проектов завоевания мира? Ведь я тебе очень скоро наскучу...
– Нет-нет, это не так, – Николай в ужасе посмотрел Мире в глаза, но они смотрели ласково, и он успокоился.
– Я просто буду рядом с тобой, буду слушать твой голос, рассказывать тебе сказки, писать тебе стихи, петь песни, наконец...
– Николушка... А ведь я никогда не слышала, как ты поешь...
– А у меня нет голоса... Но для тебя я буду петь все равно. Я выучусь играть на гитаре...
– Ну спой мне что-нибудь... А то опять убежишь доставать свой спутник, и я так никогда и не услышу, как ты поешь!
– Достать его будет труднее, чем запустить новый... Но я с этим завязал...
– Спой...
– Ну, смотри, только не прогони меня, как орущую кошку...
Что было, то забудется едва ли,
Сорокалетье взяв за середину,
Мы постоим на этом перевале
И молча двинем в новую долину.
Николай пел хрипловатым, тихим голосом. У Миры по щеке потекла слезинка...
– Это Визбор? Спой еще!
Ты проживаешь сумрачно во мне...
Как тайное предчувствие бессмертья,
Хоть годы нам отпущены по смете, –
Огонь звезды горит в любом огне.
– Ты знаешь, Николушка, ты совсем не изменился. Все такой же восторженный мальчишка...
– А ты все та же милая девчонка...
– Давай пить чай! У меня есть сушки и ванильные сухарики!
Наутро он подал ей тетрадный листочек. Она прочла:
Как мне необходима отстраненность!
Остроконечность линий берегов
И ощущенье близости богов,
Перетекающее в дождевую сонность.
Как мне необходимо просто жить
В неспешных колыханьях тихой мысли
О глубине молочно-бледной выси,
О светлых днях покоя и любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Бэнг поспешно положил конверт с адресом Миры в карман.
На кухне Джованни как ни в чем не бывало стряпал обед.
– Вы надолго? – спросил он, увидев Бэнга с чемоданчиком в руках.
– Навсегда, – вдруг зарыдал мистер Бэнг и бросился повару на шею. – Прощайте, Джованни... Вы были правы... Я разорен. Простите. Мне нечем заплатить вам вашу последнюю зарплату.
Джованни ласково погладил мистера Бэнга по плеши.
– Не беспокойтесь... Мне заплатят в Ватикане...
– Вы серьезно? – ахнул Бэнг. – Вы все-таки шпион?
– Конечно, сэр... Я работаю на разведку Ватикана, Мэг – на британскую разведку, Сэндра – на ЦРУ, Локхарт – на Мосад...
– Он не выглядит как еврей!
– У него мама еврейка...
– Ну а рабочие?..
– Они работали на российскую внешнюю разведку.
– Вы все сказали, Джованни?
– Да...
– И вы хотите, чтобы я в это поверил?
– Нет...
– Как вы можете придуриваться в такой момент?
– Возьмите меня с собой. Вы ведь, если я правильно понимаю, в Россию? Я открою там уютный итальянский ресторанчик...
– Вы правда этого хотите, Джованни?
– Все чего я хочу, это чтобы вы не уезжали голодным. У меня прекрасный грибной суп. Откушайте в последний раз, окажите честь.
Джованни усадил мистера Бэнга за кухонный стол.
– Не расстраивайтесь, Николас, вы ведь едете к ней...
– Как мне не расстраиваться? Мой дом был полон шпионами...
– Да, и не только дом...
– А что еще?
– Конюшня... Ваш арабский скакун – агент саудовской разведки.
– Я никогда ему не доверял, – сквозь слезы рассмеялся мистер Бэнг, давясь вкусным горячим супом.
– Вы взяли с собой теплые носки, сэр? В России климат холодный...
– Ты моя мама, Джованни... Ты мне больше, чем мама...
?
«Я знал, что рано или поздно сойду с ума... Вот и свершилось. Я не страдаю безумием. Я наслаждаюсь каждым его мгновением...» – перебирал гитарные струны вибрирующих мыслей Николай, пока самолет уносил его прочь от Британских остров, некогда столь вожделенных, а теперь тающих в сизой купели озябшей памяти.
Самолет британских авиалиний уверенно взял курс на Москву. Там Николай пересел на самолет Трансаэро, летящий в Екатеринбург.
Село Тюбук пряталось за небольшим сосновым бором в аккурат между Челябинском и Екатеринбургом. Николай долго трясся в автобусе, а в районе сто седьмого километра водитель неожиданно остановился и заявил: «Кому в Тюбук – на выход».
Час пути на своих двоих – и вот он, Тюбук, полный тайн и загадок. Здесь живет его альфа и омега, начало и конец...
Погода была ясной, и раскинувшееся перед ним село не выглядело мрачным и коварным, каким он воображал его в британской дали.
Наконец заветная дверь. Звонок не работал. Николай лихорадочно постучал.
– Кто там? – ответил знакомый, родной до самых затаенных ноток, звонкий голос.
– Мира, это я!
Так прибой волнительного вдохновения набрасывается на заждавшийся берег. Они вместе. Слов нет. Только междометия и поцелуи. Их объятья напоминают смерч, пронесшийся над этими местами в июле 1971 года, когда треть села осталась без крыш... Все вращается в гудящем перемежении рук и спин. Такое несказанное явление. Наконец к ним возвращается сознание.
– Стыдно признаться самой себе, как я тебя ждала, мучительно, безнадежно... Звала...
– Мира – я нищий, – смеется Николай. – Если ты меня прогонишь, я буду жить под твоим забором.
– Эх, Бангушин, Бангушин... Твоя фамилия происходит от легендарной булгаковской Банги... Ты такой же верный и терпеливый... Ты вернулся...
– Я вернулся навсегда.
– Ты правда теперь – нищий?
– Нет, я богаче всех богачей... У меня есть ты... Мира, как притягательна твоя беззащитность. Прости меня за мою идиотскую жизнь, за двадцать лет разлук и разочарований...
– Как тебя угораздило разориться?
– Возжелал стать царицею морскою...
– Тонкое желание. Ты же не любишь воду!
– В том-то и дело... Не по Сеньке акваланг...
– На что же ты спустил свой капитал? На любовниц?
– Нет... Я запустил спутник... Только наши с тобой соотечественники закинули его в три раза выше, чем надо!
– Так ведь чем выше, тем лучше...
– Конечно! Особенно если это освободило меня от тяжести и мрака власти... И подарило тебя!
– Я чувствую движение твоей души в каждом твоем прикосновении, трепетную дрожь твоего тела, и твой страх быть непонятым и не принятым.
– Мирочка, я больше ничего не желаю... Только говори мне эти слова часто-часто, и я буду понят... И может быть, прощен.
– Родной мой, я никогда на тебя не сердилась... Всю жизнь я тянулась к тебе каждой клеточкой, молекулой, атомом и еще тысячами нераскрытых учеными микроскопических каракатиц...
Николай крепче обнял Миру и зашептал ей в ответ:
– И нет больше ни тебя ни меня – мы одно существо, единое целое, в нас гармония прошлого, настоящего и будущего, мы сама бесконечность, мы альфа и омега нашего с тобой мира. Я люблю тебя, я так люблю тебя, что не найду слов...
– И не нужно никаких слов... Да, я так хотела снова обрести тебя, что боялась признаться в этом даже самой себе...
Мира обвила руки вокруг шеи Николая.
– Но что же ты будешь делать без своих миллионов, замков, слуг? Без своих книг, ученых споров, смелых проектов завоевания мира? Ведь я тебе очень скоро наскучу...
– Нет-нет, это не так, – Николай в ужасе посмотрел Мире в глаза, но они смотрели ласково, и он успокоился.
– Я просто буду рядом с тобой, буду слушать твой голос, рассказывать тебе сказки, писать тебе стихи, петь песни, наконец...
– Николушка... А ведь я никогда не слышала, как ты поешь...
– А у меня нет голоса... Но для тебя я буду петь все равно. Я выучусь играть на гитаре...
– Ну спой мне что-нибудь... А то опять убежишь доставать свой спутник, и я так никогда и не услышу, как ты поешь!
– Достать его будет труднее, чем запустить новый... Но я с этим завязал...
– Спой...
– Ну, смотри, только не прогони меня, как орущую кошку...
Что было, то забудется едва ли,
Сорокалетье взяв за середину,
Мы постоим на этом перевале
И молча двинем в новую долину.
Николай пел хрипловатым, тихим голосом. У Миры по щеке потекла слезинка...
– Это Визбор? Спой еще!
Ты проживаешь сумрачно во мне...
Как тайное предчувствие бессмертья,
Хоть годы нам отпущены по смете, –
Огонь звезды горит в любом огне.
– Ты знаешь, Николушка, ты совсем не изменился. Все такой же восторженный мальчишка...
– А ты все та же милая девчонка...
– Давай пить чай! У меня есть сушки и ванильные сухарики!
Наутро он подал ей тетрадный листочек. Она прочла:
Как мне необходима отстраненность!
Остроконечность линий берегов
И ощущенье близости богов,
Перетекающее в дождевую сонность.
Как мне необходимо просто жить
В неспешных колыханьях тихой мысли
О глубине молочно-бледной выси,
О светлых днях покоя и любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51