А не далее как сегодня мне позвонили от имени спонсоров и просили подтвердить мое согласие. Поэтому ничего уже изменить нельзя, и помимо всего прочего передо мной открываются поистине замечательные возможности – в воскресенье на приеме будет несколько влиятельных кинодеятелей, входящих в состав жюри финального конкурса. И мое присутствие там, даже если будут приглашены все пятьдесят претенденток, окажется весьма кстати.
Аралия возбужденно ходила по комнате, обхватив плечи руками и победоносно улыбаясь.
– И еще знаешь, Шелл, что они мне сказали? Поскольку я призер конкурса «Мисс Обнаженная Калифорния», то должна явиться на прием обязательно в том костюме, в котором выступала на конкурсе. Разве это не остроумно?
– Остроумно?!
Она раскинула руки, словно желая обнять весь мир, и восторженно воскликнула:
– Итак, в это воскресенье я вновь выйду на помост, и меня встретят восхищенные взоры сотен мужчин, которые будут ликовать и аплодировать мне и...
– Никуда ты не пойдешь, – охладил я ее пыл. – Именно туда не пойдешь.
– ...а в финальном туре я постараюсь показать все, на что способна, и даже если окажусь в последней десятке, мне не за что будет себя упрекнуть... Что ты сказал?
– А что я сказал?
– Что я не пойду на прием?
– Послушай, дорогая, очень точно ты выразилась, сказав, что умираешь от нетерпения выйти на помост. Да, именно так ты сказала. И была недалека от истины. Ты, видимо, и не подозреваешь, что существуют не плохие люди вообще, а две их разновидности. Одни плохие люди хотят тебе сделать что-то плохое, и их еще можно считать хорошими плохими людьми. Но есть и другие плохие – это те, кто хочет тебя убить. Вот от этих плохих нужно держаться подальше. Именно поэтому тебе нельзя и помыслить о том, чтобы дефилировать голой перед... публикой, ни в это воскресенье, ни, возможно, даже в финальном туре на следующей неделе, а вероятнее всего, и на протяжении нескольких недель. Словом, до тех пор, пока остается хоть малейшая опасность превратиться еще в один голый труп, о чем даже страшно подумать. Теперь вернемся к тем плохим хорошим парням вроде меня...
– Но я при всех обстоятельствах буду выступать в финальном туре и на барбекю в «Даблесс Ранч» тоже непременно пойду!
– Нет, нет, ни в коем случае...
– Не говори мне «нет»! Я должна, и я буду! Я твердо это решила и уверена, что ничего со мной не случится.
– Интересно, какую литературу ты читаешь?
– А откуда ты знаешь, что я вообще что-то читаю?
– Слушай, Аралия. Я сегодня уже пристрелил одного нехорошего парня, у которого не было видимых причин пытаться убить меня, за исключением того, чтобы помешать мне узнать, откуда здесь появился Малыш Бретт или кто его подослал, чтобы убить тебя. Как выяснилось, парень, которого я пристрелил, был давним знакомым Бретта. Кроме того, я встретил на Норт-Россмор еще одного очень плохого мальчика из этой компании. Все они не заботятся о продолжительности жизни людей, которые перешли им дорогу или просто чем-то досадили.
– Но кто может попытаться что-то со мной сделать на финальных выступлениях или на барбекю в воскресенье? При огромном стечении публики... и при всем прочем?
– Может быть, не попытаются, но могут и попытаться. Не следует испытывать судьбу. Ты можешь совершить непоправимую ошибку.
Аралия снова пыталась возражать, но уже не столь решительно, и тогда я наконец показал ей номер «Фролика», который взял в доме Коллета. Она, конечно, уже видела этот номер со своей фотографией, но когда я объяснил ей, каким образом этот журнал попал мне в руки, и спросил, не догадывается ли она, почему один из гангстеров пометил ее имя в журнале, она только озадаченно покачала головой.
– А что значат эти цифры? – спросила она. – Это что, номер телефона?
– Да, это телефон одного адвоката. – Я заглянул ей в глаза и спросил: – Имя Винсента Рагена тебе ни о чем не говорит?
Она опять отрицательно покачала головой.
– Я ни-че-го-шень-ки не понимаю.
– То-то и оно, дорогая. Я тоже ничего не понимаю, и до тех пор, пока мы не выясним что к чему, а выяснять нам предстоит немало, тебе лучше отказаться от появления на публике ни в раздетом, ни в одетом, ни вообще в каком-либо еще виде.
– Но... ведь... эти конкурсы, приемы – мечта моей жизни.
– Ну конечно! Барбекю на «Дабл...»...
– Как это ты сказал обо мне? Обнаженная и ослепительно прекрасная... – Она блаженно улыбнулась. – Ты действительно считаешь меня ослепительно прекрасной, Шелл?
– Конечно! А что, у тебя сложилось впечатление, будто я держу тебя за старую ведьму?
– Нет, но ведь ты ни разу не сказал мне, что я хорошенькая или что-нибудь в этом духе. Ну, в конце-то концов, это не важно.
Она задумчиво помолчала, потом вздохнула и тихо спросила:
– Что ты имел в виду, Шелл, говоря, что я не должна появляться на людях голой? Ведь это же соревнование.
– Ты правильно меня поняла. Именно это я и имел в виду. Я просто пошутил. А вообще-то у тебя больше шансов остаться в живых, если ты будешь демонстрировать свои природные данные в более интимной обстановке, скажем, здесь, в моем номере. Уверяю тебя, это вполне безопасно.
– А ты хотел бы? – Аралия одарила меня очаровательной улыбкой. – Знаешь, на предварительных просмотрах, – я имею в виду первый тур в январе, – я нервничала, смущалась. Но преодолела себя, и дальше все пошло как по маслу, мне даже начало нравиться. Я хочу сказать, что участие в просмотрах доставляло мне истинное удовольствие.
– Я рад за тебя.
– По правде говоря, мне просто очень нравится прохаживаться по помосту обнаженной в свете юпитеров, под восторженными взглядами сотен глаз. Это необычайно приятно, захватывающе интересно! – Она мечтательно вздохнула. – Как ты на это смотришь, Шелл?
– Думаю, здесь это могло бы быть не менее захватывающе, даже без юпитеров.
Она потупила глаза, уперев язычок в щеку, встряхнула головой и произнесла с загадочной улыбкой:
– Может быть, и так... Все зависит от...
Ее рука потянулась к верхней пуговичке блузки и легким движением пальцев расстегнула ее. Скользнула ниже – и вторая перламутровая пуговичка освободилась из петельки, потом третья, четвертая...
– Здорово у тебя это получается, – обалдело сказал я, и во рту у меня пересохло.
– Ты так и собираешься сидеть, глядя на мои пуговички? – тихо спросила Аралия.
– Я и не знал, что гляжу именно на пуговички.
– Мне так и раздеваться... самой?
– А можно иначе?
– Я имею в виду другое. Сам-то ты не собираешься что-нибудь снять с себя?
– Неплохая мысль. Да, конечно. Пожалуй, следует начать с пистолета, как ты считаешь? Потом кобура. Потом...
– О, какая у тебя пушка!
Я озадаченно взглянул на револьвер, который держал в руке.
– Не бойся, дорогая, я не собираюсь стрелять. Только положу его на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Аралия возбужденно ходила по комнате, обхватив плечи руками и победоносно улыбаясь.
– И еще знаешь, Шелл, что они мне сказали? Поскольку я призер конкурса «Мисс Обнаженная Калифорния», то должна явиться на прием обязательно в том костюме, в котором выступала на конкурсе. Разве это не остроумно?
– Остроумно?!
Она раскинула руки, словно желая обнять весь мир, и восторженно воскликнула:
– Итак, в это воскресенье я вновь выйду на помост, и меня встретят восхищенные взоры сотен мужчин, которые будут ликовать и аплодировать мне и...
– Никуда ты не пойдешь, – охладил я ее пыл. – Именно туда не пойдешь.
– ...а в финальном туре я постараюсь показать все, на что способна, и даже если окажусь в последней десятке, мне не за что будет себя упрекнуть... Что ты сказал?
– А что я сказал?
– Что я не пойду на прием?
– Послушай, дорогая, очень точно ты выразилась, сказав, что умираешь от нетерпения выйти на помост. Да, именно так ты сказала. И была недалека от истины. Ты, видимо, и не подозреваешь, что существуют не плохие люди вообще, а две их разновидности. Одни плохие люди хотят тебе сделать что-то плохое, и их еще можно считать хорошими плохими людьми. Но есть и другие плохие – это те, кто хочет тебя убить. Вот от этих плохих нужно держаться подальше. Именно поэтому тебе нельзя и помыслить о том, чтобы дефилировать голой перед... публикой, ни в это воскресенье, ни, возможно, даже в финальном туре на следующей неделе, а вероятнее всего, и на протяжении нескольких недель. Словом, до тех пор, пока остается хоть малейшая опасность превратиться еще в один голый труп, о чем даже страшно подумать. Теперь вернемся к тем плохим хорошим парням вроде меня...
– Но я при всех обстоятельствах буду выступать в финальном туре и на барбекю в «Даблесс Ранч» тоже непременно пойду!
– Нет, нет, ни в коем случае...
– Не говори мне «нет»! Я должна, и я буду! Я твердо это решила и уверена, что ничего со мной не случится.
– Интересно, какую литературу ты читаешь?
– А откуда ты знаешь, что я вообще что-то читаю?
– Слушай, Аралия. Я сегодня уже пристрелил одного нехорошего парня, у которого не было видимых причин пытаться убить меня, за исключением того, чтобы помешать мне узнать, откуда здесь появился Малыш Бретт или кто его подослал, чтобы убить тебя. Как выяснилось, парень, которого я пристрелил, был давним знакомым Бретта. Кроме того, я встретил на Норт-Россмор еще одного очень плохого мальчика из этой компании. Все они не заботятся о продолжительности жизни людей, которые перешли им дорогу или просто чем-то досадили.
– Но кто может попытаться что-то со мной сделать на финальных выступлениях или на барбекю в воскресенье? При огромном стечении публики... и при всем прочем?
– Может быть, не попытаются, но могут и попытаться. Не следует испытывать судьбу. Ты можешь совершить непоправимую ошибку.
Аралия снова пыталась возражать, но уже не столь решительно, и тогда я наконец показал ей номер «Фролика», который взял в доме Коллета. Она, конечно, уже видела этот номер со своей фотографией, но когда я объяснил ей, каким образом этот журнал попал мне в руки, и спросил, не догадывается ли она, почему один из гангстеров пометил ее имя в журнале, она только озадаченно покачала головой.
– А что значат эти цифры? – спросила она. – Это что, номер телефона?
– Да, это телефон одного адвоката. – Я заглянул ей в глаза и спросил: – Имя Винсента Рагена тебе ни о чем не говорит?
Она опять отрицательно покачала головой.
– Я ни-че-го-шень-ки не понимаю.
– То-то и оно, дорогая. Я тоже ничего не понимаю, и до тех пор, пока мы не выясним что к чему, а выяснять нам предстоит немало, тебе лучше отказаться от появления на публике ни в раздетом, ни в одетом, ни вообще в каком-либо еще виде.
– Но... ведь... эти конкурсы, приемы – мечта моей жизни.
– Ну конечно! Барбекю на «Дабл...»...
– Как это ты сказал обо мне? Обнаженная и ослепительно прекрасная... – Она блаженно улыбнулась. – Ты действительно считаешь меня ослепительно прекрасной, Шелл?
– Конечно! А что, у тебя сложилось впечатление, будто я держу тебя за старую ведьму?
– Нет, но ведь ты ни разу не сказал мне, что я хорошенькая или что-нибудь в этом духе. Ну, в конце-то концов, это не важно.
Она задумчиво помолчала, потом вздохнула и тихо спросила:
– Что ты имел в виду, Шелл, говоря, что я не должна появляться на людях голой? Ведь это же соревнование.
– Ты правильно меня поняла. Именно это я и имел в виду. Я просто пошутил. А вообще-то у тебя больше шансов остаться в живых, если ты будешь демонстрировать свои природные данные в более интимной обстановке, скажем, здесь, в моем номере. Уверяю тебя, это вполне безопасно.
– А ты хотел бы? – Аралия одарила меня очаровательной улыбкой. – Знаешь, на предварительных просмотрах, – я имею в виду первый тур в январе, – я нервничала, смущалась. Но преодолела себя, и дальше все пошло как по маслу, мне даже начало нравиться. Я хочу сказать, что участие в просмотрах доставляло мне истинное удовольствие.
– Я рад за тебя.
– По правде говоря, мне просто очень нравится прохаживаться по помосту обнаженной в свете юпитеров, под восторженными взглядами сотен глаз. Это необычайно приятно, захватывающе интересно! – Она мечтательно вздохнула. – Как ты на это смотришь, Шелл?
– Думаю, здесь это могло бы быть не менее захватывающе, даже без юпитеров.
Она потупила глаза, уперев язычок в щеку, встряхнула головой и произнесла с загадочной улыбкой:
– Может быть, и так... Все зависит от...
Ее рука потянулась к верхней пуговичке блузки и легким движением пальцев расстегнула ее. Скользнула ниже – и вторая перламутровая пуговичка освободилась из петельки, потом третья, четвертая...
– Здорово у тебя это получается, – обалдело сказал я, и во рту у меня пересохло.
– Ты так и собираешься сидеть, глядя на мои пуговички? – тихо спросила Аралия.
– Я и не знал, что гляжу именно на пуговички.
– Мне так и раздеваться... самой?
– А можно иначе?
– Я имею в виду другое. Сам-то ты не собираешься что-нибудь снять с себя?
– Неплохая мысль. Да, конечно. Пожалуй, следует начать с пистолета, как ты считаешь? Потом кобура. Потом...
– О, какая у тебя пушка!
Я озадаченно взглянул на револьвер, который держал в руке.
– Не бойся, дорогая, я не собираюсь стрелять. Только положу его на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64