Медно-рыжие волосы и янтарные глаза получились замечательно, но главное – в портрете чувствовалась душа, и Мэтт был счастлив. Ему очень хотелось написать заодно и портрет Офелии, хотя он давно уже этим не занимался. Но сейчас был бы рад попробовать.
Незадолго до семи они собрались уходить. И вдруг Мэтт резко остановился.
– Ты кое-что забыла, – бросил он удивленной Пип.
– Но мы же не можем взять Мусса в ресторан, – серьезным тоном заявила она. В короткой черной юбочке и ярко-алом пуловере она казалась повзрослевшей и очень хорошенькой. Она специально принарядилась для него, а Офелия помогла ей по-новому заколоть волосы. – Мусса можно было брать только в пляжные кафе, – объяснила Пип.
– А я и не подумал о нем, хотя следовало бы. Ладно, что не съедим, принесем ему в пакете. Между прочим, ты еще не показала мне ваши новые шлепанцы, – с упреком сказал Мэтт, и Пип рассмеялась.
– Хочешь полюбоваться ими? – спросила она, просияв от удовольствия, что он помнит каждую мелочь.
– С места не сдвинусь, пока не увижу, – пообещал Мэтт. Повернувшись к двери спиной, он скрестил на груди руки и принялся подчеркнуто ждать. Офелия, глядя на эту сцену, только смеялась. Мэтт обернулся к ней.
– Между прочим, я серьезно. Хочу увидеть шлепанцы, и точка. И чтобы вы их надели. – Лицо у Мэтта приняло самое серьезное выражение.
Пип в полном восторге кинулась наверх за шлепанцами. Через минуту она вернулась, держа в руке обе пары, и протянула матери те, что с Гровером.
Чувствуя себя совершенно по-дурацки, Офелия всунула ноги в шлепанцы. Пип надела свои. И вот они стояли в своих огромных пушистых тапках, а Мэтт восторженно любовался ими.
– Просто потрясающие! Я тоже такие хочу! – капризно протянул он. – Послушайте, Офелия, а вы не можете купить и мне пару?
– Боюсь, что нет, – извиняющимся тоном проговорила Пип. – Мама сказала, что с трудом отыскала пару для себя, а у нее ведь очень маленькая ножка.
– Я сражен! – простонал Мэтт.
Офелия с Пип наскоро переобулись и спустились к его машине.
Они чудесно провели время втроем, болтая о самых разных вещах. Незаметно наблюдая за Мэттом, когда он смотрел на Пип, Офелия в который уже раз подумала, каким ударом для него стала разлука с детьми. Мэтт по-настоящему любил детей и умел находить с ними общий язык. И ничуть не притворялся – ему действительно было интересно все, о чем болтала Пип. В нем чувствовалась какая-то внутренняя доброта и вместе с тем удивительная деликатность. С ним всегда легко и просто. Он ни разу не выказал ни малейшего интереса к ней как женщине. Да, похоже, в Мэтте они действительно нашли того, в ком нуждались больше всего, – настоящего друга.
Они вернулись домой только в половине десятого. Настроение у всех было замечательное. Мэтт не забыл даже попросить официанта сложить в пакет все, что осталось на тарелках, чтобы порадовать Мусса. А Пип аккуратно выложила потом все в миску для собаки.
– Вы так добры к нам, Мэтт, – тихо проговорила Офелия.
Они снова сидели в гостиной, и Мэтт, как тогда, в их коттедже, разжег огонь в камине. Через минуту вернулась Пип. Было уже довольно поздно. Не обращая внимания на ее вяльте протесты, Офелия отправила ее наверх, сказав, что пора спать. Пип попыталась возмутиться, но глаза у нее слипались. Переглянувшись, Мэтт и Офелия засмеялись.
– Вы этого заслуживаете, – с искренним чувством ответил Мэтт, усевшись возле нее.
От вина он отказался. Все последние дни Мэтт почти не пил. Он испытывал истинное наслаждение, работая над портретом Пип и заранее предвкушая, как увидит их снова. Он давно уже заметил, что его тянет к выпивке только в минуты острого одиночества, а такого не случалось уже давно, и этим он тоже был обязан им обеим.
– Кстати, у вас просто замечательный дом, – откровенно признался он, окинув одобрительным взглядом гостиную, в которой они сидели. Мэтту сразу понравились прекрасные предметы старины, которые хозяйка выбрала для комнаты. Может быть, чересчур строго на его вкус, решил он, и уж совсем не похоже на их с Салли двухэтажную квартиру в Нью-Йорке на знаменитой Парк-авеню. Отделкой ее занимался один из самых известных дизайнеров. И вот теперь Мэтт гадал, кто поработал над обустройством этого дома – тоже декоратор или Офелия сама? Наконец, не выдержав, он все-таки спросил у нее.
– Знаете, Мэтт, мне очень лестно, что вы спросили, – благодарно улыбнулась Офелия. – Сказать по правде, все, что вы видите в этой комнате, я покупала сама. И хотя на это ушло почти пять лет, я ничуть не жалею. Мне вообще интересно заниматься такими вещами, продумывать каждую деталь обстановки. И получилось неплохо. Конечно, сейчас дом слишком велик для нас с Пип. И однако, у меня не хватает духу его продать. Когда-то мы так любили его… было бы грустно расстаться с ним. Но в конце концов все равно придется что-то решать.
– Только не торопитесь. Я всегда жалел, что мы в такой спешке продали квартиру в Нью-Йорке. Но что толку цепляться за нее, после того как Салли, забрав детей, ушла от меня? А сколько там оставалось прекрасных вещей! – с грустью в голосе добавил Мэтт.
– Вы их тоже продали? – полюбопытствовала Офелия.
– Нет. Сказал, что мне они не нужны, и Салли перевезла все в Окленд. Одному Богу известно, куда она их дела потом, учитывая, что она почти сразу же переехала к Хэмишу. Знаете, я ведь тогда даже не догадывался, что Салли заранее все спланировала, иначе бы она ни за что не стала так торопиться. А я-то решил, что она всего лишь хочет немного пожить одна, успокоиться, спокойно подумать. Но она не теряла времени. Впрочем, в этом вся Салли. Если уж она что-то решила – все, конец! – «Именно поэтому из нее и получился превосходный деловой партнер и неверная жена», – подумал Мэтт. Сам он предпочел бы, чтобы было наоборот. – Впрочем, теперь уже не важно. – Он пожал плечами и сразу как будто успокоился. – Людей изменить сложнее, чем поменять вещи. И потом – ну для чего мне вся эта роскошь в моей берлоге? Я ведь живу очень просто.
Офелия, вспомнив его коттедж на берегу, знала, что так оно и есть, и все равно ей вдруг стало грустно на душе. Он и в самом деле многое потерял. Но несмотря на все, Мэтт, похоже, жил в ладу с самим собой. Такая жизнь его вполне устраивала, и его крохотный домишко на берегу был уютным и удобным. Единственное, чего ему не хватало в жизни, – общения с живыми людьми. Мэтт скучал, это видно с первого взгляда. Он был очень одинок. Но теперь в его жизни появились Офелия и Пип, обе всегда рады видеть его, и она очень надеялась, что отныне жизнь Мэтта хоть немного изменится.
Было уже около одиннадцати, когда Мэтт поднялся, сказав, что ему пора. По ночам на побережье опускался туман, видимость становилась отвратительной, и пройдет немало времени, прежде чем он доберется до дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Незадолго до семи они собрались уходить. И вдруг Мэтт резко остановился.
– Ты кое-что забыла, – бросил он удивленной Пип.
– Но мы же не можем взять Мусса в ресторан, – серьезным тоном заявила она. В короткой черной юбочке и ярко-алом пуловере она казалась повзрослевшей и очень хорошенькой. Она специально принарядилась для него, а Офелия помогла ей по-новому заколоть волосы. – Мусса можно было брать только в пляжные кафе, – объяснила Пип.
– А я и не подумал о нем, хотя следовало бы. Ладно, что не съедим, принесем ему в пакете. Между прочим, ты еще не показала мне ваши новые шлепанцы, – с упреком сказал Мэтт, и Пип рассмеялась.
– Хочешь полюбоваться ими? – спросила она, просияв от удовольствия, что он помнит каждую мелочь.
– С места не сдвинусь, пока не увижу, – пообещал Мэтт. Повернувшись к двери спиной, он скрестил на груди руки и принялся подчеркнуто ждать. Офелия, глядя на эту сцену, только смеялась. Мэтт обернулся к ней.
– Между прочим, я серьезно. Хочу увидеть шлепанцы, и точка. И чтобы вы их надели. – Лицо у Мэтта приняло самое серьезное выражение.
Пип в полном восторге кинулась наверх за шлепанцами. Через минуту она вернулась, держа в руке обе пары, и протянула матери те, что с Гровером.
Чувствуя себя совершенно по-дурацки, Офелия всунула ноги в шлепанцы. Пип надела свои. И вот они стояли в своих огромных пушистых тапках, а Мэтт восторженно любовался ими.
– Просто потрясающие! Я тоже такие хочу! – капризно протянул он. – Послушайте, Офелия, а вы не можете купить и мне пару?
– Боюсь, что нет, – извиняющимся тоном проговорила Пип. – Мама сказала, что с трудом отыскала пару для себя, а у нее ведь очень маленькая ножка.
– Я сражен! – простонал Мэтт.
Офелия с Пип наскоро переобулись и спустились к его машине.
Они чудесно провели время втроем, болтая о самых разных вещах. Незаметно наблюдая за Мэттом, когда он смотрел на Пип, Офелия в который уже раз подумала, каким ударом для него стала разлука с детьми. Мэтт по-настоящему любил детей и умел находить с ними общий язык. И ничуть не притворялся – ему действительно было интересно все, о чем болтала Пип. В нем чувствовалась какая-то внутренняя доброта и вместе с тем удивительная деликатность. С ним всегда легко и просто. Он ни разу не выказал ни малейшего интереса к ней как женщине. Да, похоже, в Мэтте они действительно нашли того, в ком нуждались больше всего, – настоящего друга.
Они вернулись домой только в половине десятого. Настроение у всех было замечательное. Мэтт не забыл даже попросить официанта сложить в пакет все, что осталось на тарелках, чтобы порадовать Мусса. А Пип аккуратно выложила потом все в миску для собаки.
– Вы так добры к нам, Мэтт, – тихо проговорила Офелия.
Они снова сидели в гостиной, и Мэтт, как тогда, в их коттедже, разжег огонь в камине. Через минуту вернулась Пип. Было уже довольно поздно. Не обращая внимания на ее вяльте протесты, Офелия отправила ее наверх, сказав, что пора спать. Пип попыталась возмутиться, но глаза у нее слипались. Переглянувшись, Мэтт и Офелия засмеялись.
– Вы этого заслуживаете, – с искренним чувством ответил Мэтт, усевшись возле нее.
От вина он отказался. Все последние дни Мэтт почти не пил. Он испытывал истинное наслаждение, работая над портретом Пип и заранее предвкушая, как увидит их снова. Он давно уже заметил, что его тянет к выпивке только в минуты острого одиночества, а такого не случалось уже давно, и этим он тоже был обязан им обеим.
– Кстати, у вас просто замечательный дом, – откровенно признался он, окинув одобрительным взглядом гостиную, в которой они сидели. Мэтту сразу понравились прекрасные предметы старины, которые хозяйка выбрала для комнаты. Может быть, чересчур строго на его вкус, решил он, и уж совсем не похоже на их с Салли двухэтажную квартиру в Нью-Йорке на знаменитой Парк-авеню. Отделкой ее занимался один из самых известных дизайнеров. И вот теперь Мэтт гадал, кто поработал над обустройством этого дома – тоже декоратор или Офелия сама? Наконец, не выдержав, он все-таки спросил у нее.
– Знаете, Мэтт, мне очень лестно, что вы спросили, – благодарно улыбнулась Офелия. – Сказать по правде, все, что вы видите в этой комнате, я покупала сама. И хотя на это ушло почти пять лет, я ничуть не жалею. Мне вообще интересно заниматься такими вещами, продумывать каждую деталь обстановки. И получилось неплохо. Конечно, сейчас дом слишком велик для нас с Пип. И однако, у меня не хватает духу его продать. Когда-то мы так любили его… было бы грустно расстаться с ним. Но в конце концов все равно придется что-то решать.
– Только не торопитесь. Я всегда жалел, что мы в такой спешке продали квартиру в Нью-Йорке. Но что толку цепляться за нее, после того как Салли, забрав детей, ушла от меня? А сколько там оставалось прекрасных вещей! – с грустью в голосе добавил Мэтт.
– Вы их тоже продали? – полюбопытствовала Офелия.
– Нет. Сказал, что мне они не нужны, и Салли перевезла все в Окленд. Одному Богу известно, куда она их дела потом, учитывая, что она почти сразу же переехала к Хэмишу. Знаете, я ведь тогда даже не догадывался, что Салли заранее все спланировала, иначе бы она ни за что не стала так торопиться. А я-то решил, что она всего лишь хочет немного пожить одна, успокоиться, спокойно подумать. Но она не теряла времени. Впрочем, в этом вся Салли. Если уж она что-то решила – все, конец! – «Именно поэтому из нее и получился превосходный деловой партнер и неверная жена», – подумал Мэтт. Сам он предпочел бы, чтобы было наоборот. – Впрочем, теперь уже не важно. – Он пожал плечами и сразу как будто успокоился. – Людей изменить сложнее, чем поменять вещи. И потом – ну для чего мне вся эта роскошь в моей берлоге? Я ведь живу очень просто.
Офелия, вспомнив его коттедж на берегу, знала, что так оно и есть, и все равно ей вдруг стало грустно на душе. Он и в самом деле многое потерял. Но несмотря на все, Мэтт, похоже, жил в ладу с самим собой. Такая жизнь его вполне устраивала, и его крохотный домишко на берегу был уютным и удобным. Единственное, чего ему не хватало в жизни, – общения с живыми людьми. Мэтт скучал, это видно с первого взгляда. Он был очень одинок. Но теперь в его жизни появились Офелия и Пип, обе всегда рады видеть его, и она очень надеялась, что отныне жизнь Мэтта хоть немного изменится.
Было уже около одиннадцати, когда Мэтт поднялся, сказав, что ему пора. По ночам на побережье опускался туман, видимость становилась отвратительной, и пройдет немало времени, прежде чем он доберется до дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106