Они виделись с друзьями, но большую часть времени проводили вдвоем, даже наняли яхту и два дня рыбачили. Все было бы замечательно, если бы в последнюю неделю Фэй не заболела. Она винила в этом рыбалку, жару, солнце. Но по возвращении Вард настоял на визите к доктору. К своему удивлению, Фэй снова была беременна.
Вард гордился собой, и Фэй тоже. Именно этого они и хотели с самого начала.
– Оставь бедную девочку в покое, Тэйер! – подначивали приятели. – Ты не даешь ей времени даже причесаться.
А они были счастливы и занимались любовью почти до родов, наплевав на все запреты доктора. Вард сказал, что если она собирается из каждых двенадцати месяцев девять быть беременной, он этого не вынесет, и на сей раз не сдерживался.
Теперь схватки пришли на пять дней позже, и все было намного легче. Фэй легко распознала симптомы начала родов. Это случилось в жаркий сентябрьский день, и они едва успели доехать до больницы. Ребенок родился меньше чем через два часа после приезда, и когда Вард увидел жену поздно вечером, она выглядела вполне бодрой. Он подарил ей серьги и кольцо с сапфирами. На свет появился еще один мальчик, Грегори. Фэй быстро оправилась, но поклялась какое-то время быть осторожнее.
Когда ребенку исполнилось три месяца, они всей семьей, захватив и няню, отправились на пароходе «Королева Элизабет» в Европу. Тэйеры снимали шикарные апартаменты в каждом городе – Лондоне, Париже, Мюнхене, Риме. Даже съездили на несколько дней в Канны, потом вернулись в Париж, а оттуда домой. Фэй была совершенно счастлива, как только может быть счастлива любимая жена обожаемого мужа и мать двух чудесных сыновей. Раза два она давала автографы, но сейчас такое случалось все реже. Теперь ее узнавали не часто, хотя она все еще была хороша собой, но по-другому – стала более женственной и, возможно, не такой яркой. Фэй с удовольствием носила широкие слаксы, свободные свитера и повязывала золотистые волосы прозрачными шарфами. Она любила, одевшись так, гулять со своими малышами. Большего и желать было нечего, да и Вард явно гордился своим семейством.
Дома все было в порядке, но по Голливуду ползли ужасные слухи. Началась «охота на ведьм». Голливудский черный список был обнародован несколькими месяцами раньше, в нем фигурировали режиссеры, сценаристы и те, кого вообще никто не знал. Этим людям работу уже не найти. У всех с уст не сходило слово «комми», на уволенных указывали пальцами даже прежние друзья. Печальное время. Фэй отчасти радовалась, что больше не принадлежит к миру кино. Самое трагичное заключалось в том, что занесенные в список внезапно оказались не только без работы, но и в полной изоляции. Друзья боялись встречаться с ними.
Компания «Уорнер Бразерс» вывесила перед студией огромный плакат: «Хорошие фильмы и добропорядочные граждане», чтобы никто не сомневался в их кредо.
Комитет по расследованию антиамериканской деятельности работал уже десять лет, но никогда не действовал столь круто. В октябре 1947 года «Голливуд 10» приговорили к тюремному заключению за отказ дать свидетельские показания. Казалось, весь город сошел с ума, и Фэй испытывала почти физическую боль, слыша о старых друзьях или просто знакомых. К 1948 году талантливые актеры, которых все так любили, вынуждены были покинуть Голливуд и стать водопроводчиками, плотниками; многие перебивались случайными заработками. Для них голливудская сказка кончилась, и Фэй с болью говорила Варду:
– Я так рада, что давно вне всего этого. Никогда не думала, что такое может произойти. Какая гадость!
Вард заботливо смотрел на нее. Казалось, она счастлива нынешней жизнью, но иногда он задумывался: не скучает ли жена по старой киношной карьере?
– А ты уверена, что не тоскуешь по прошлому, детка?
– Ни минуты, любовь моя. – Но он заметил, что в последнее время Фэй стала беспокойней, словно ей чего-то недоставало. Она начала помогать в местном госпитале, проводила много времени с мальчиками. Лайонелу было уже почти два года, а Грегори – десять месяцев. Прекрасный ребенок, улыбчивый, кудрявый. Но Фэй показалась Варду намного прекрасней своих детей, когда за несколько дней до первого дня рождения Грега объявила, что снова в положении.
Беременность оказалась трудной. Она чувствовала себя хуже обычного с первых же дней, гораздо быстрее уставала. Ей не хотелось никуда выходить, и Вард заметил, что она гораздо больше раздалась на этот раз. Живот почти сразу стал огромным, и к Рождеству доктор заподозрил причину. Он внимательно обследовал ее и, когда она оделась, улыбнулся.
– По-моему, пасхальная булочка преподнесет вам сюрприз, Фэй.
– Какой же? – Она чувствовала, что едва может передвигаться, а до родов оставалось еще три месяца.
– Есть небольшое подозрение, что возможна двойня.
Фэй удивленно уставилась на него. Такое ей и в голову не приходило, хотя она безумно уставала и как раз сегодня подумала, что живот у нее чересчур велик.
– Вы, уверены?
– Нет. Немного позже сделаем рентген, но окончательно узнаем во время родов.
Доктор не ошибся: две хорошенькие маленькие девочки вышли из нее с интервалом в девять минут, и Вард был настолько вне себя от счастья, увидев малюток, что впал в неистовство. Фэй получила в подарок два браслета – рубиновый и бриллиантовый, два рубиновых кольца, бриллиантовые и рубиновые серьги. Даже Грег и Лайонел застыли на месте, когда родители принесли домой двух младенцев вместо одного.
– Каждому по сестричке, – сказал Вард, любовно вкладывая по розовому пакету в руки сыновей.
Двойняшки у всех имели потрясающий успех. Сестры не были копиями друг друга, но очень похожи. Старшая – Ванесса – очень напоминала мать: изумрудные глаза, светлые волосы, тонкие черты лица; очень спокойная. А младшая отличалась жуткой крикливостью, но зато первая улыбнулась. У Валери было такое же точеное лицо и огромные зеленые глаза, но волосы огненные с рождения и – под стать им – буйный нрав.
– Господи, откуда это у нее? – Вард в недоумении качал головой, глядя на рыжую шевелюру дочери.
Валери росла и на глазах хорошела. Потрясающе красивая малышка, все прохожие оборачивались на нее. Временами Фэй беспокоилась, что Валери затмевает сестру. Ванесса такая спокойная; казалось, ее вполне устраивала жизнь в тени сестры, которую она боготворила. Ванесса тоже была хорошенькой, но тихой, более домашней, для нее было счастьем разглядывать книжки с картинками, а от озорной Валери доставалось даже мальчишкам. Лайонел терпел все ее выходки, а Грегори частенько цеплялся в рыжие волосы сестры, но Валери едва ли не с пеленок могла постоять за себя.
Дети росли, в общем-то, ладили друг с другом, и соседи говорили, что это самая симпатичная компания, которую им доводилось видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Вард гордился собой, и Фэй тоже. Именно этого они и хотели с самого начала.
– Оставь бедную девочку в покое, Тэйер! – подначивали приятели. – Ты не даешь ей времени даже причесаться.
А они были счастливы и занимались любовью почти до родов, наплевав на все запреты доктора. Вард сказал, что если она собирается из каждых двенадцати месяцев девять быть беременной, он этого не вынесет, и на сей раз не сдерживался.
Теперь схватки пришли на пять дней позже, и все было намного легче. Фэй легко распознала симптомы начала родов. Это случилось в жаркий сентябрьский день, и они едва успели доехать до больницы. Ребенок родился меньше чем через два часа после приезда, и когда Вард увидел жену поздно вечером, она выглядела вполне бодрой. Он подарил ей серьги и кольцо с сапфирами. На свет появился еще один мальчик, Грегори. Фэй быстро оправилась, но поклялась какое-то время быть осторожнее.
Когда ребенку исполнилось три месяца, они всей семьей, захватив и няню, отправились на пароходе «Королева Элизабет» в Европу. Тэйеры снимали шикарные апартаменты в каждом городе – Лондоне, Париже, Мюнхене, Риме. Даже съездили на несколько дней в Канны, потом вернулись в Париж, а оттуда домой. Фэй была совершенно счастлива, как только может быть счастлива любимая жена обожаемого мужа и мать двух чудесных сыновей. Раза два она давала автографы, но сейчас такое случалось все реже. Теперь ее узнавали не часто, хотя она все еще была хороша собой, но по-другому – стала более женственной и, возможно, не такой яркой. Фэй с удовольствием носила широкие слаксы, свободные свитера и повязывала золотистые волосы прозрачными шарфами. Она любила, одевшись так, гулять со своими малышами. Большего и желать было нечего, да и Вард явно гордился своим семейством.
Дома все было в порядке, но по Голливуду ползли ужасные слухи. Началась «охота на ведьм». Голливудский черный список был обнародован несколькими месяцами раньше, в нем фигурировали режиссеры, сценаристы и те, кого вообще никто не знал. Этим людям работу уже не найти. У всех с уст не сходило слово «комми», на уволенных указывали пальцами даже прежние друзья. Печальное время. Фэй отчасти радовалась, что больше не принадлежит к миру кино. Самое трагичное заключалось в том, что занесенные в список внезапно оказались не только без работы, но и в полной изоляции. Друзья боялись встречаться с ними.
Компания «Уорнер Бразерс» вывесила перед студией огромный плакат: «Хорошие фильмы и добропорядочные граждане», чтобы никто не сомневался в их кредо.
Комитет по расследованию антиамериканской деятельности работал уже десять лет, но никогда не действовал столь круто. В октябре 1947 года «Голливуд 10» приговорили к тюремному заключению за отказ дать свидетельские показания. Казалось, весь город сошел с ума, и Фэй испытывала почти физическую боль, слыша о старых друзьях или просто знакомых. К 1948 году талантливые актеры, которых все так любили, вынуждены были покинуть Голливуд и стать водопроводчиками, плотниками; многие перебивались случайными заработками. Для них голливудская сказка кончилась, и Фэй с болью говорила Варду:
– Я так рада, что давно вне всего этого. Никогда не думала, что такое может произойти. Какая гадость!
Вард заботливо смотрел на нее. Казалось, она счастлива нынешней жизнью, но иногда он задумывался: не скучает ли жена по старой киношной карьере?
– А ты уверена, что не тоскуешь по прошлому, детка?
– Ни минуты, любовь моя. – Но он заметил, что в последнее время Фэй стала беспокойней, словно ей чего-то недоставало. Она начала помогать в местном госпитале, проводила много времени с мальчиками. Лайонелу было уже почти два года, а Грегори – десять месяцев. Прекрасный ребенок, улыбчивый, кудрявый. Но Фэй показалась Варду намного прекрасней своих детей, когда за несколько дней до первого дня рождения Грега объявила, что снова в положении.
Беременность оказалась трудной. Она чувствовала себя хуже обычного с первых же дней, гораздо быстрее уставала. Ей не хотелось никуда выходить, и Вард заметил, что она гораздо больше раздалась на этот раз. Живот почти сразу стал огромным, и к Рождеству доктор заподозрил причину. Он внимательно обследовал ее и, когда она оделась, улыбнулся.
– По-моему, пасхальная булочка преподнесет вам сюрприз, Фэй.
– Какой же? – Она чувствовала, что едва может передвигаться, а до родов оставалось еще три месяца.
– Есть небольшое подозрение, что возможна двойня.
Фэй удивленно уставилась на него. Такое ей и в голову не приходило, хотя она безумно уставала и как раз сегодня подумала, что живот у нее чересчур велик.
– Вы, уверены?
– Нет. Немного позже сделаем рентген, но окончательно узнаем во время родов.
Доктор не ошибся: две хорошенькие маленькие девочки вышли из нее с интервалом в девять минут, и Вард был настолько вне себя от счастья, увидев малюток, что впал в неистовство. Фэй получила в подарок два браслета – рубиновый и бриллиантовый, два рубиновых кольца, бриллиантовые и рубиновые серьги. Даже Грег и Лайонел застыли на месте, когда родители принесли домой двух младенцев вместо одного.
– Каждому по сестричке, – сказал Вард, любовно вкладывая по розовому пакету в руки сыновей.
Двойняшки у всех имели потрясающий успех. Сестры не были копиями друг друга, но очень похожи. Старшая – Ванесса – очень напоминала мать: изумрудные глаза, светлые волосы, тонкие черты лица; очень спокойная. А младшая отличалась жуткой крикливостью, но зато первая улыбнулась. У Валери было такое же точеное лицо и огромные зеленые глаза, но волосы огненные с рождения и – под стать им – буйный нрав.
– Господи, откуда это у нее? – Вард в недоумении качал головой, глядя на рыжую шевелюру дочери.
Валери росла и на глазах хорошела. Потрясающе красивая малышка, все прохожие оборачивались на нее. Временами Фэй беспокоилась, что Валери затмевает сестру. Ванесса такая спокойная; казалось, ее вполне устраивала жизнь в тени сестры, которую она боготворила. Ванесса тоже была хорошенькой, но тихой, более домашней, для нее было счастьем разглядывать книжки с картинками, а от озорной Валери доставалось даже мальчишкам. Лайонел терпел все ее выходки, а Грегори частенько цеплялся в рыжие волосы сестры, но Валери едва ли не с пеленок могла постоять за себя.
Дети росли, в общем-то, ладили друг с другом, и соседи говорили, что это самая симпатичная компания, которую им доводилось видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108