Добавив успех к своей красоте, Наташа добилась всего.
– Миссис Уолкер? – Раздался тихий стук в дверь.
– Не сейчас, Хэтти. Я работаю. – Наташа отбросила упавшие на глаза длинные светлые волосы и снова принялась рыться в ворохе бумаг.
– Вам звонят. Думаю, это важно.
– Уверена, что нет.
– Но сказали, что звонят из Рима.
Дверь распахнулась прежде, чем Хэтти успела добавить хоть слово. В уговорах больше не было необходимости. Наташа как была босиком быстро пробежала по ярко-желтому полу через кухню к телефону. Узкие джинсы плотно облегали ее длинные стройные ноги и соблазнительно обрисовывали бедра, а мужская рубашка была завязана узлом под небольшой грудью.
– Почему ты не сказала, что звонят из Рима? – Она укоризненно посмотрела на негритянку с мягкими вьющимися седыми волосами, а потом быстро улыбнулась ей. – Не волнуйся. Я знаю, какой несносной бываю, когда работаю. Только не входи туда. Никаких чистых кофейных чашек, ни поливки цветов, ничего. Мне нужен беспорядок.
Хэтти притворно нахмурилась, слушая знакомую тираду, и исчезла в направлении спален, пройдя через светлый, залитый солнцем холл, а Наташа схватила телефонную трубку:
– Алло?
– Синьора Наташа Уолкер?
– Да. – Вам звонят из Рима. Минутку, пожалуйста.
Наташа сидела очень тихо и ждала. Она не разговаривала с Изабеллой с тех пор, как узнала о постигшем ее несчастье. Она собиралась лететь в Рим на похороны. Но Изабелла не захотела. Она попросила ее подождать. Наташа писала и ждала, но впервые за одиннадцать лет их дружбы не получала ни ответов, ни известий. Никогда еще, с тех пор как Изабелла покинула квартиру, в которой они прожили целый год, и вернулась в Рим, Наташа не чувствовала себя настолько отрезанной от подруги. Тогда она тоже не писала в течение первых нескольких месяцев, но из-за того, что была слишком занята дизайном, а потом по уши влюбилась. Ах, как она была влюблена! Наташа до сих пор помнила строчки ее писем: «... и он великолепен... и я люблю его... какой красивый... такой высокий блондин, и я буду работать на него в «Сан-Грегорио», занимаясь настоящей высокой модой...» Радость и возбуждение не проходили все эти годы. Для этой пары медовый месяц длился вечно. И вдруг его не стало. Наташа окаменела от ужаса, когда услышала сообщение в шестичасовом выпуске новостей.
– Синьора Уолкер?
– Да-да, я слушаю.
– Соединяю.
– Наташа? – Голос Изабеллы был необычно подавленным.
– Почему, черт возьми, ты не отвечала на мои письма?
– Я... не знаю, Наташа... Я не знала, что писать. Наташа нахмурилась, а затем сказала:
– Я беспокоилась за тебя. С тобой все в порядке? – Озабоченность в ее голосе долетела за пять тысяч миль, растрогав Изабеллу, которая смахнула слезы с глаз и чуть ли не улыбнулась.
– Полагаю, да. Мне надо попросить тебя об одолжении. – У них так было всегда. Они могли начать с того, на чем расстались, не разговаривать друг с другом по шесть месяцев, а потом снова вести себя как сестры, встретившись или заговорив по телефону. Это был один из тех редких случаев дружбы, на которую всегда можно положиться и которая никогда не остывала.
– Говори, в чем дело, – сказала Наташа. Изабелла кратко объяснила, что произошло с Алессандро в тот день, или, вернее, не случилось.
– Я больше не вынесу этого. Я не могу рисковать им. Подумав о собственном сыне, Наташа задрожала от этого рассказа.
– Никто не в силах вынести подобное. Ты хочешь отправить его ко мне? – Между их сыновьями была разница всего в четыре месяца, и Наташе вовсе не помешал бы еще один ребенок. – Джесон будет в восторге, – добавила она. – Он постоянно упрекает меня за то, что у него нет брата. А они совсем как братья. – Год назад, когда они все вместе поехали кататься на лыжах в Сант-Мориц, мальчики удивили всех и самих себя, отрезав друг у друга волосы. – Я серьезно, Изабелла. Я считаю, тебе следует увезти его из Рима.
– Я согласна. – Последовала короткая пауза. – А как ты смотришь на то, чтобы снова заиметь соседку по комнате? – Она ждала, не зная, что скажет Наташа, но ответ прозвучал мгновенно. Он выражался в долгом восторженном визге маленькой девочки-южанки. Изабелла неожиданно поняла, что смеется.
– Я была бы в восторге. Ты серьезно?
– Даже очень. Мы с Бернардо пришли к выводу, что другого выхода нет. Только на некоторое время. Не навсегда, конечно. И, Наташа...– она замолчала, размышляя, как объяснить, что она не просто уезжает, – это может оказаться неприятным. Мне придется скрываться. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, где я.
– Это скверно. Ты не сможешь и шага ступить из квартиры.
– Ты действительно думаешь, что и там меня могут узнать?
– Ты серьезно? Конечно, не строители подземки, но почти все остальные. И потом, если ты исчезнешь из Рима, то об этом напечатают в газетах во всем мире.
– Тогда мне остается только скрываться.
– А ты сможешь так жить? – У Наташи имелись свои сомнения.
– У меня нет выбора. По крайней мере в настоящий момент. Именно это мне придется делать.
Наташа всегда восхищалась ее чувством долга, смелостью и стилем.
– Но ты уверена, что сможешь ужиться со мной? Я могла бы остановиться где-нибудь в другом месте, – сказала Изабелла.
– Ну уж дудки! Если ты остановишься где-нибудь еще, я больше никогда не стану разговаривать с тобой! Когда ты приедешь?
– Я не знаю. Я только что приняла это решение. Понадобится некоторое время, чтобы утрясти все на работе. Я собираюсь руководить работой «Сан-Грегорио», где бы ни находилась.
В ответ Наташа протяжно присвистнула:
– И как, черт подери, ты собираешься это делать?
– Мы должны это продумать. На бедного Бернардо, как всегда, свалится почти вся работа. Но если понадобится, я смогу каждый день разговаривать с ним по телефону, к тому же у нас в Нью-Йорке есть офис для представителей нашей фирмы. Я могу звонить им, не говоря, что нахожусь в Нью-Йорке. Думаю, это можно устроить.
– Если даже и невозможно, то ты это сделаешь. А если и не сможешь, то все равно сделаешь.
– Хотела бы я быть столь же уверенной. Мне ненавистна мысль, что я брошу работу здесь. Ох, Наташа... – Она грустно и протяжно вздохнула. – Это было ужасное время. Мне кажется, что я стала другой.
Наташа промолчала, но Изабелла и говорила совсем иначе, чем прежде. Последние четыре месяца сыграли свою зловещую роль.
– Я чувствую себя заведенной машиной, – продолжала Изабелла. – Мне кое-как удается выжить, выматываясь до предела на работе, а когда могу, играю с Алессандро. Но я продолжаю... продолжаю думать... – Наташа услышала, как на другом конце дрогнул голос подруги. – Я продолжаю думать, что он снова вернется домой. Что на самом деле он не умер.
– Думаю, так бывает, когда тот, кого мы любим, внезапно исчезает. И нет времени, чтобы осознать это, понять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Миссис Уолкер? – Раздался тихий стук в дверь.
– Не сейчас, Хэтти. Я работаю. – Наташа отбросила упавшие на глаза длинные светлые волосы и снова принялась рыться в ворохе бумаг.
– Вам звонят. Думаю, это важно.
– Уверена, что нет.
– Но сказали, что звонят из Рима.
Дверь распахнулась прежде, чем Хэтти успела добавить хоть слово. В уговорах больше не было необходимости. Наташа как была босиком быстро пробежала по ярко-желтому полу через кухню к телефону. Узкие джинсы плотно облегали ее длинные стройные ноги и соблазнительно обрисовывали бедра, а мужская рубашка была завязана узлом под небольшой грудью.
– Почему ты не сказала, что звонят из Рима? – Она укоризненно посмотрела на негритянку с мягкими вьющимися седыми волосами, а потом быстро улыбнулась ей. – Не волнуйся. Я знаю, какой несносной бываю, когда работаю. Только не входи туда. Никаких чистых кофейных чашек, ни поливки цветов, ничего. Мне нужен беспорядок.
Хэтти притворно нахмурилась, слушая знакомую тираду, и исчезла в направлении спален, пройдя через светлый, залитый солнцем холл, а Наташа схватила телефонную трубку:
– Алло?
– Синьора Наташа Уолкер?
– Да. – Вам звонят из Рима. Минутку, пожалуйста.
Наташа сидела очень тихо и ждала. Она не разговаривала с Изабеллой с тех пор, как узнала о постигшем ее несчастье. Она собиралась лететь в Рим на похороны. Но Изабелла не захотела. Она попросила ее подождать. Наташа писала и ждала, но впервые за одиннадцать лет их дружбы не получала ни ответов, ни известий. Никогда еще, с тех пор как Изабелла покинула квартиру, в которой они прожили целый год, и вернулась в Рим, Наташа не чувствовала себя настолько отрезанной от подруги. Тогда она тоже не писала в течение первых нескольких месяцев, но из-за того, что была слишком занята дизайном, а потом по уши влюбилась. Ах, как она была влюблена! Наташа до сих пор помнила строчки ее писем: «... и он великолепен... и я люблю его... какой красивый... такой высокий блондин, и я буду работать на него в «Сан-Грегорио», занимаясь настоящей высокой модой...» Радость и возбуждение не проходили все эти годы. Для этой пары медовый месяц длился вечно. И вдруг его не стало. Наташа окаменела от ужаса, когда услышала сообщение в шестичасовом выпуске новостей.
– Синьора Уолкер?
– Да-да, я слушаю.
– Соединяю.
– Наташа? – Голос Изабеллы был необычно подавленным.
– Почему, черт возьми, ты не отвечала на мои письма?
– Я... не знаю, Наташа... Я не знала, что писать. Наташа нахмурилась, а затем сказала:
– Я беспокоилась за тебя. С тобой все в порядке? – Озабоченность в ее голосе долетела за пять тысяч миль, растрогав Изабеллу, которая смахнула слезы с глаз и чуть ли не улыбнулась.
– Полагаю, да. Мне надо попросить тебя об одолжении. – У них так было всегда. Они могли начать с того, на чем расстались, не разговаривать друг с другом по шесть месяцев, а потом снова вести себя как сестры, встретившись или заговорив по телефону. Это был один из тех редких случаев дружбы, на которую всегда можно положиться и которая никогда не остывала.
– Говори, в чем дело, – сказала Наташа. Изабелла кратко объяснила, что произошло с Алессандро в тот день, или, вернее, не случилось.
– Я больше не вынесу этого. Я не могу рисковать им. Подумав о собственном сыне, Наташа задрожала от этого рассказа.
– Никто не в силах вынести подобное. Ты хочешь отправить его ко мне? – Между их сыновьями была разница всего в четыре месяца, и Наташе вовсе не помешал бы еще один ребенок. – Джесон будет в восторге, – добавила она. – Он постоянно упрекает меня за то, что у него нет брата. А они совсем как братья. – Год назад, когда они все вместе поехали кататься на лыжах в Сант-Мориц, мальчики удивили всех и самих себя, отрезав друг у друга волосы. – Я серьезно, Изабелла. Я считаю, тебе следует увезти его из Рима.
– Я согласна. – Последовала короткая пауза. – А как ты смотришь на то, чтобы снова заиметь соседку по комнате? – Она ждала, не зная, что скажет Наташа, но ответ прозвучал мгновенно. Он выражался в долгом восторженном визге маленькой девочки-южанки. Изабелла неожиданно поняла, что смеется.
– Я была бы в восторге. Ты серьезно?
– Даже очень. Мы с Бернардо пришли к выводу, что другого выхода нет. Только на некоторое время. Не навсегда, конечно. И, Наташа...– она замолчала, размышляя, как объяснить, что она не просто уезжает, – это может оказаться неприятным. Мне придется скрываться. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, где я.
– Это скверно. Ты не сможешь и шага ступить из квартиры.
– Ты действительно думаешь, что и там меня могут узнать?
– Ты серьезно? Конечно, не строители подземки, но почти все остальные. И потом, если ты исчезнешь из Рима, то об этом напечатают в газетах во всем мире.
– Тогда мне остается только скрываться.
– А ты сможешь так жить? – У Наташи имелись свои сомнения.
– У меня нет выбора. По крайней мере в настоящий момент. Именно это мне придется делать.
Наташа всегда восхищалась ее чувством долга, смелостью и стилем.
– Но ты уверена, что сможешь ужиться со мной? Я могла бы остановиться где-нибудь в другом месте, – сказала Изабелла.
– Ну уж дудки! Если ты остановишься где-нибудь еще, я больше никогда не стану разговаривать с тобой! Когда ты приедешь?
– Я не знаю. Я только что приняла это решение. Понадобится некоторое время, чтобы утрясти все на работе. Я собираюсь руководить работой «Сан-Грегорио», где бы ни находилась.
В ответ Наташа протяжно присвистнула:
– И как, черт подери, ты собираешься это делать?
– Мы должны это продумать. На бедного Бернардо, как всегда, свалится почти вся работа. Но если понадобится, я смогу каждый день разговаривать с ним по телефону, к тому же у нас в Нью-Йорке есть офис для представителей нашей фирмы. Я могу звонить им, не говоря, что нахожусь в Нью-Йорке. Думаю, это можно устроить.
– Если даже и невозможно, то ты это сделаешь. А если и не сможешь, то все равно сделаешь.
– Хотела бы я быть столь же уверенной. Мне ненавистна мысль, что я брошу работу здесь. Ох, Наташа... – Она грустно и протяжно вздохнула. – Это было ужасное время. Мне кажется, что я стала другой.
Наташа промолчала, но Изабелла и говорила совсем иначе, чем прежде. Последние четыре месяца сыграли свою зловещую роль.
– Я чувствую себя заведенной машиной, – продолжала Изабелла. – Мне кое-как удается выжить, выматываясь до предела на работе, а когда могу, играю с Алессандро. Но я продолжаю... продолжаю думать... – Наташа услышала, как на другом конце дрогнул голос подруги. – Я продолжаю думать, что он снова вернется домой. Что на самом деле он не умер.
– Думаю, так бывает, когда тот, кого мы любим, внезапно исчезает. И нет времени, чтобы осознать это, понять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67