Решение проблемы в проверке себя через любовь к презираемым. Нет любви - падай на колени. Не верь сердцу - оно нечистое. Далее по тексту. - У меня тезис о смерти, доказательство ее необходимости. Вот: против каждого яда есть противоядие (в народном выражении: на каждую хитрозадость есть отмычка с винтом), так, а противоядия против смерти нет, значит, смерть не яд. Ко мне подошел (давно не подходил) мой двойник: - Вы не забыли, я делаю письменную работу о методах и действиях дьявольской силы и злобы в обычной жизни? - Да, я жду. Прочту с интересом. - И пользой. Это должен знать каждый русский человек. Очередной глобалист вещал: - Разница между искусством и жизнью - это различие между "быть" и "казаться". То есть "кажется" нам сцена, картина, роман, кино. А кажется, так перекрестись. Кажется - это блазнится, карзится, мерещится, тут дело нечистое. Искусство - это искус, искушение; искусство - дело искусственное, а не естественное, и вы, дети, и вы, взрослые, совершенно правы, что не ходите в театр. Тем более что там над нами искусно издеваются искушенные в этом деле бесенята драмодельства и искуснейшие дрессировщики актеров, взявшие кличку режиссеров. Не ходите ни в театр, ни в кино, не слушайте искусствоведов, не надо искусственно терять время, его и так всего ничего. - У меня философия и физика, - начал следующий, - если вам угодно переключиться в иную плоскость. Идя естественным путем, я понял, что философия не может замыкаться на себе, она - часть интеграции Единого (с большой буквы) знания. Никто до конца не понимает квантовую механику, как кто-то выразился, формулы стали умнее ученых. В философии не было своего Ньютона, Евклида, Циолковского, хотя вся наука есть грань касания Единого знания, а значит, и философии. Главное в философии - принадлежность своему народу, главное в национальности - культурное самоощущение традиций нации. Сверхглавное в философии - понять свою сыновность и Богу и нации... Не очень-то я любил такое умничанье, поэтому без досады отвлекался на дерганье за рукав. Это был Батюнин: - Я вот как писать стал, - говорил он, - понял истину: к рукописи нельзя хорошо относиться, она завоображает, закапризничает. Я, чтоб она не воображала, чайник на нее ставлю, и сковородку, тогда дело идет. Еще меня отвлек... Жирафа. Застенчиво он попросил, чтоб глобалисты дали и ему словечко сказать. Я предупредил, чтоб не больше пяти минут и чтоб что-то важное, и попросил за него. Жирафа стал тоже говорить о литературе, в частности он сказал: - Я не защищаю нападки на русских классиков, все они хороши, все они ушли от традиций летописей Нестора и посланий Серапиона, и писем Даниила Заточника, и жанра путешествий игумена Даниила, и Слова о законе и благодати, Бог им судья. Но ведь западные во сто крат грешней. Любого взять. Тот же Дюма, это ж стыд и срам, а не литература. И Мопассан, и Золя, и Бальзак называли Дюма позором французской культуры. А отойдем немного подальше: Рабле - обжорство, пошлость, безбожие, все вроде бы пародия на средневековых феодалов, схоластов, обжор монахов. Славил Маргариту Наваррскую, сами понимаете, неспроста, идеал оракула Божественной бутылки, это ж надо додуматься. Ответ оракула один: "Пей". Тут перекличка с Хайямом, тоже штучка. "Пей, и дьявол тебя доведет до конца", - вот что должно звучать, это цитата из Стивенсона. Угодливые критики называют смех Рабле "хохотом гиганта, потрясающего небесные своды", ну-ну. Вольтер - молодец в одном, с папой спорил, не со своим папой, конечно, его-то папа нотариус, но нет для Вольтера ничего святого, вот его минус. Гейне - любимый поэт Писарева, рыбак рыбака видит издалека. Все вольнодумный народ, все ниспровергатели, хорошо ли это? Народа не знали. Да кого угодно возьмем, даже детскую литературу, братьев Гримм. "Мальчик с пальчик" вывел братьев, не братьев Гримм, своих, а ведь родители уводили их в лес на съедение зверям, им, оказывается, их жалко стало, нечем кормить, пусть волки деток скушают. А почему я про Маргариту Наваррскую выразился, так она же - зеркало "Декамерона" со своим "Гептамероном", а что такое "Декамерон" как не руководство по разврату? Конечно, скажут, что, чтобы обличить порок, надо его показать. Нет, это навязанное соображение. Осуждать грех, а обличать? Кто мы такие, чтобы обличать? Будто кто не знает, где грех, а где добродетель... Пять моих минут прошли, и я, проскакивая тьму веков, стран и наречий, торопливо делаю вывод о вреде художественной литературы. Публицистика прокричала ей надгробное рыдание и сама тоже скончалась.
Чего-чего, а пейзажу до хрена
Оставим дуракам болтовню о вызывании духов, у нас в отделении спиритизма не было, не такие мы дураки. Эти пасьянсы для щекотки нервов раскладывают от сытости и глупости и ожирения мозгов. Увядающие грешницы взбадривают себя страхами, не понимая, что в реальной жизни все страшнее. В какой жизни? В любой и каждой, у Господа нет смерти, сколько можно говорить. Только Его вечность для всех разная, для всех разное будет ожидание Страшного суда, это здешний свет одинаков для всех: и для грешников, и для праведников, и для детей, и для стариков, для всех светит солнце, гуляет по небу млад-светел месяц, стерегущий стада ясных звездочек; и для нечестивцев и для страдальцев идут теплые дожди, цветет мокрая тяжелая сирень, кланяются всем без разбора лесные колокольчики, для всех, даже для сквернословов, поют соловьи, для всех глаз, даже покрасневших от беспробудного пьянства, открыты небеса, снежные горы, лесные дали, зеленые луга, желтые поля, дивные красоты земные! Иди по тропинке и славь Создателя за явленные миру тайны произрастания и цветения. Конечно, тут сразу надо крепко заметить, что мудрецы стараются не пускать в сердце красот земных, ибо они восхитят и восхитят [отвратят ?] душу от радости ожидания смерти, ибо, прельстясь земными красотами, будет трудно и горестно их покидать, но покидать придется. Нет, не красота спасет мир, а раскаяние. Блеск зарниц, шум водопадов, рассвет над морем - все это преходяще, все это бренно, все это гибельно, не надо этим любоваться, не надо это запоминать, надо одно - спасать душу. Но как же не замечать красот севера и юга, озер и рек, как не видеть полет чайки, прыжок дельфина, бег рысака, как? Мы, грешники, сидя у костра на сухом бережку и хлопая по заднице бутылку и вышибая ей пробку-голову, разве не восклицаем: "А молодцы мы, Толя, что именно здесь решили выпить!" "Именно молодцы, - подтверждает Толя, - город - это же спрут, каменные джунгли, асфальт канцерогенен, экология, жены ругаются, мафия кавказская, а здесь! Ты посмотри, сколько здесь пейзажу!" - "Да, Толя, уж чего-чего, а пейзажу здесь до хрена!" - "Комары, сволочи, велики ли, а и те понимают, что здесь лучше".
На утреннем обходе Батюнин вручил мне школьную розовую тетрадку, всю аккуратно и крупно исписанную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31